Далеко за полночь он вышел на опустевшую улицу и бросился искать среди кучи трупов, наросшей вокруг баррикад, Таремира. Здесь не было никого – ни повстанцев, ни правительственных войск, и никто не мешал ему в бесплодных поисках, ибо своего товарища он не нашел и признал, что тот все равно потерян для него: убит ли он или отступил с уцелевшими туда, где еще догорали бои и куда Ритемусу совсем не хотелось идти.

***

Ритемус раздвинул колючие ветки ежевики и увидел небольшую полянку, окруженную лесом, на которой было всего лишь несколько древних изб с маленькими дворами. Две из них выглядели заброшенными – крыши покосились и из окон вытекала тьма, еще более непроглядная, чем та, что стекала сквозь накрывшие поляну чуть ли не до центра кроны могучих деревьев с затянутых мутно-серыми облаками небес. Он направился к дому, где горел слабый свет и постучал в рассыпающуюся от древности дверь. Ему открыл пожилой мужчина, который сначала отшатнулся, видимо, приняв его за военного.

- Извините, - немного дрожащим голосом спросил он, - Можете меня приютить на пару дней?

Мужчина застыл, почесывая свалявшуюся бороду, и спросил:

- Беженец?

Ритемус утвердительно кивнул, и тот продолжил гладить свои неровно постриженные волосы, свисавшие почти до плеч. Что-то в нем вызывало смущение у дезертира, но он не мог понять его причину. Одежда хозяина состояла из шерстяной безрукавки, надетой на рубаху, серых брезентовых штанов и стоптанных сапог, которые, как показалось Ритемусу, прошли всю войну от начала до конца.

- Что умеешь?

- Все могу, - выпалил Ритемус и стал буравить взглядом хозяина. Людским вниманием он был явно не обласкан, и враждебность к чужаку, свойственная таким людям, раз за разом менялась на гостеприимную улыбку.

- Так и быть, пущу. Я один живу, посему места обоим будет предостаточно, - он отошел в сторону, пропуская гостя внутрь. Пристанище было чем-то похоже на каморку Ритемуса – одна небольшая комната и пара небольших пристроек к ней. Несмотря на бедность обстановки, симпатизировавшей бывшему тюремщику в своем спартанском аскетизме, здесь было довольно уютно. В углу топилась небольшая печь, потрескивая и шипя сырыми дровами, на столе тлела лучина в небольшом стеклянном сосуде.

- Проходи, та кровать твоя будет, - показал он пальцем на мебель у стены. Ритемус бросил рюкзак на стул у кровати, потер руки, выражая полную готовность, и спросил:

- Что надо делать?

- Сегодня ничего, отдыхай пока, завтра начнем. Пока прошу отужинать, - он поставил на стол чайник и нехитрые яства, - Меня зовут Северан, если что. Я тут вроде местного главы, хотя возглавлять тут нечего – три жилых избы и десяток таких же одиноких обывателей, как я.

После того как Ритемус назвал себя, тот продолжил:

- Кто будешь по профессии? – напустил он на себя как можно больше суровости, чтобы показать, кто хозяин.

- Стражник тюремный. Был, - Ритемус слишком устал за целый день скитаний, выбираясь мимо повстанцев из города, и врать у него не получалось.

- Вижу, что суровый ты человек, - без неприязни, свойственной тем, кто слышал о профессии Ритемуса, и даже с некоторым уважением сказал Северан, - Все из-за этого восстания? Толком о нем не слышал – только намедни заезжал в Тиренар, инструментов купить, а то старые совсем рассыпаются.

- Нет города, повстанцы его захватили, - безразличным голосом ответил Ритемус, делая глоток.

- Как захватили? Я же там был недавно, не слышал ничего, - опустился на стул мужчина, нахмурив брови. – Как это?

- Я сам оттуда. Позавчера на рассвете наступили, к вечеру полгорода отбили.

- Эх, плохо… Серьезно все это. В газетах писали, что подавили все, только кое-где королевские войска мятежников добивают.

- Врут, все врут, - махнул Ритемус рукой, - В столице месяц назад кавардак творился, потом, когда я уезжал, вроде утихло, всех поймали, а сейчас боюсь представить, что творится.

- А как все началось?

Ритемус коротко пересказал:

- Сначала вызвали на службу, стало больше заключенных, тюрьма стала забитой до отказа. Несколько дней сидел внутри, потом нас атаковал полк, перешедший на сторону мятежников. Тюрьму разнесли начисто, все заключенные сбежали, нас половину перебили, а те, кто выбрался, ушли в добровольцы и поехали в Тиренар.

- Так вы там воевали? – не понял тот. – Так почему сдали город?

- Потому что оборону плохо организовали. Думали, отбросим только так этих бродяг и нищих, а оно оказалось куда сложнее. Ни окопов у нас, ничего, баррикады наспех соорудили и оборонялись. А командиры у повстанцев совсем не дураки были, и нащупали, где у нас слабые места. Вот так. А меня оглушило во вчерашнем бою, и я сознание потерял. Очнулся к вечеру, а все в руках у повстанцев. К своим прорваться было нельзя, и я выбрался из города. Потом пошел, куда глаза глядят, и к вам пришел.

Северан вдруг нахмурился, и его лоб расчертился неглубокими морщинами. Глаза его засверкали с хитрым ярким блеском, не свойственным пожилым людям, и Ритемус вдруг понял, что его собеседник намного моложе и не так прост, как кажется. Все дело было в длинных косматых волосах до шеи и густой бороде, в которой начали плестись седые нити. Он был, без сомнения, старше Ритемуса, но ненамного.

- К нам ведет только одна дорога, но на самом деле это тропа, плохо заметная, мало кто сюда дойдет без посторонней помощи, - в глубокой задумчивости изрек Северан, вновь запустив пальцы в бороду.

- Вам–то чего бояться? – усмехнулся Ритемус, и почему-то понял, что бороду и волосы хозяин дома отпустил неспроста.

- Воевал?

- С Фалькенар? Да.

- Я тоже был на той войне, - медленно произнес он с паузами, поигрывая скулами, словно пережевывал вязкую массу. – Только по другую сторону фронта.

У Ритемуса расширились глаза, а рука потянулась к револьверу на поясе, которого не было, - оружие лежало в рюкзаке, который никто не проверял. В нем на секунду вспыхнула вспышка гнева, вызванная вбитыми в голову рефлексами при слове «Фалькенар», но тут же прошла. К тому же хозяин его убивать не собирался, а та война давно закончилась

- А как же…

- Закономерный вопрос, - сквозь бороду вдруг проглянула широкая усмешка, полная горечи. – В плен меня взяли в последние месяцы войны. Не повезло, так не повезло. Как меня не убили, до сих пор, не понимаю… Но через год после войны нас начали обменивать на ваших солдат, и я в числе первых вернулся на родину. Там меня не приняли. Все сильно изменилось, стало незнакомо, многие считали, что я предатель. Мол, из-за таких, как я, войну не выиграли. Семья тоже от меня отреклась. Знаешь про националистический подъем у нас? Похлеще, чем здесь было. Культ предков, прочее… по слухам, и сейчас эти настроения не закончились. А я в Фалькенаре и трех месяцев не прожил, надоело, что на меня как на недочеловека смотрят. Поэтому я вернулся сюда и решил затеряться и жить в собственное удовольствие. Забрел сюда и остался. А теперь, после твоих слов, я боюсь, что о моем прошлом узнают и расстреляют меня. Вообще, за что они сражаются, эти революционеры?

- За свободу, за равенство… - выговорил тот надоевшие слова, в которые мятежники вкладывали смысла больше, чем те могли вместить, - Я встретился с одним из них в столице, и мне показалось, что они сами не знают, за что сражаются.

- А зачем что-то нужно знать черни? Их использовали, как и нас с тобой. Как всегда. Им наверняка пообещали, что после революции все будет лучше, а на деле все обычно остается на своих местах, чернь остается чернью и иногда становится на ступень выше, зажиточных людей грабят и расстреливают, а самые хитрые делают карьеру… Впрочем, не знаю, быть может, они и вправду будут лучше вашего короля? Нет, не подумай, на самом деле в Фалькенаре все намного хуже, но все знают, что ваш король – человек мягкотелый.