В семь лет закончилась кочевая жизнь. О тех горьких днях сохранились только смутные воспоминания. Мама резко почувствовала себя плохо. Играя на гитаре в подземном переходе, она вдруг замолчала и прижалась к стене. Тело медленно оседало на каменный пол. Отец, стоящий неподалеку, бросил свои картины и подхватил её. Приехавшая скорая, осмотрев больную, положила её на носилки и увезла. Вместе с папой они смотрели вслед уезжающей машине. Лиса не плакала, боясь расстроить и без того поникшего отца. Он молча собрал картины и гитару, отвел её в комнату, которую они на тот момент снимали, а сам отправился к жене. Вернулся мужчина поздно, ещё более унылый и расстроенный. Девочка крепко прижалась к нему.

Их жизнь превратилась в страшный сгусток тишины. Ранним утром они молча собирались к маме в больницу, пешком шли в другой конец города, не замечая окружающего шума. Отец сжимал её маленькую ладошку, не отпуская ни на минуту. Шорохи, шепот и бесконечное ворчание больных не нарушали их тишины. В палате мужчина сидел рядом с мамой и смотрел на неё, не произнося ни слова. Их безмолвие было понятно только им. Казалось, вся жизнь проносится между двумя близкими людьми. Лиса на краешке стула замирала, боясь пошевелиться и нарушить общение между двумя любящими взрослыми.

Беззвучие закончилось с потерей мамы. По папиной щеке текли отчаянные слезы. Он обнимал неподвижное тело женщины. Лиса прижималась к ним обоим, понимая, что теперь жизнь изменится. Впереди ждала неизвестность… Папе удалось договориться, и маму похоронили в её родном поселке. Бабушка и дедушка вновь окружили внучку заботой, пытаясь заменить родителей. В тот год она пошла в школу. Отец тихо уехал. Через месяц они узнали, что его тоже не стало. Один шаг отделил его от чужого и пустого мира… Один шаг с крыши небоскреба − и его пути пересеклись с женой, родной и любимой, единственной и неповторимой…

Лиса плакала вместе с бабушкой. Каждую неделю они приходили на две могилки, окруженные яркими венками. Вдвоем они рассказывали о том, что происходило вокруг. Наверное, только благодаря этим беседам, ей удалось сохранить светлые воспоминания о них и не озлобиться на жизнь. Выбор профессии после окончания школы был простым и понятным – фельдшер. Она будет помогать людям и не позволит уходить так рано…

Отчаяние и страх охватили Василису. Рука, державшая шприц, непривычно дрогнула. Почувствовав неладное, Татьяна Петровна оглянулась. Девушка горько плакала.

− Мы сделаем укол позже, − предложила она. – Пойдем молочка с хлебушком попьем. Я сегодня у Зойки надоила.

Девушка кивнула, стыдясь собственной слабости.

− Простите меня.

− Что случилось, милая? – сочувственно поинтересовалась женщина.

Василиса рассказала и об отсутствии денег, и о своих переживаниях по поводу малыша. Татьяна Петровна обняла её, поглаживая по голове, как бабушка. Девушка прильнула к ней, ища поддержки. Она так боялась, что её начнут ругать или назовут неудачницей. Соседка предложила Василисе работу по хозяйству в её доме, насколько позволит живот, а платить будет продуктами питания.

− А как же Митя? – растерялась девушка.

Татьяна Петровна скептически посмотрела на неё:

− Кто не работает, тот не ест.

Понуро опустив голову, Василиса вернулась домой. Питание нужно не столько ей, сколько той маленькой жизни, зарождающейся внутри, поэтому отвергнуть предложение соседки она не могла. Чувство вины перед мужем росло, словно снежный ком, летящий с горы. Арендаторы в конце сентября покинули дом, переезжая в город. Василиса с сожалением провожала Ольгу с Сергеем. Отсыпаясь после двухдневных посиделок у трех березок, Митя даже не вышел попрощаться.

Дни тянулись за днями. Василиса помогала Татьяне Петровне убирать за курицами, подкармливала козу Зойку и кроликов. В доме, благодаря её усилиям, множились банки с различными зимними заготовками. Потихоньку в карманах оседали огурчик, помидорчик или кусок хлеба для Мити. Краска стыда заливала лицо, но не заботиться о муже ей казалось большим грехом. Слова просьбы застревали в горле комом, да и соседка, скорее всего, догадывалась о её действиях, предлагая взять одну из баночек только что сделанных салатов.

Без дров в доме царили влажность и холод. Василиса собирала в лесу ветки, сушила их и жгла, пытаясь хоть как-то согреться по вечерам. Ночью её спасали фуфайка, теплые вязаные рейтузы и носки. Укутавшись под ватным одеялом с головой, она засыпала. Митя зло смеялся над ее внешним видом, однако последнее время его замечания ранили все меньше и меньше. С горечью ей приходилось разочаровываться в своем принце на белом коне, так стремительно опускающемся на дно жизни. Конь, увы, тоже соответствовал своему хозяину. Мерседес стоял на улице, принимая на себя все природные катаклизмы. Двери давно уже не закрывались, ожидая прихода пьяного водителя. Белый конь постепенно превращался в серую неухоженную лошадь.

Ветка отчаянно цеплялась за голые кусты. Стараясь отдохнуть и отдышаться, Василиса часто останавливалась.

− Мужик-то чё не помогает? – громко спросила Танька. От её зоркого взгляда ничто не могло укрыться.

Боясь расплакаться, девушка помотала головой. Односельчанка смачно хмыкнула. Трое детей-погодок обступили её, помогая нести тяжелые ведра с водой.

− Приходи в баньку сегодня. Париться тебе с таким пузом не предлагаю, а помыться можно. Видела я, как ты с тазиками возишься.

− Я приду, − поспешно согласилась девушка. – А Митя…

− Митька твой у Петра. Только из магазина вышли. Ему не до того. Сама-то приходи. Деток намою, а потом с тобой полялякаем.

Глотая слезы, Василиса потащила ветку дальше. Мужу не было дела ни до неё, ни до ребенка. Красивая сказка превращалась в фильм ужаса. После отъезда арендаторов Митя продавал все, что могли купить другие. При этом денег в доме не водилось вовсе. Чувство голода сопровождало все время. Она боялась съесть много и умереть. Холодный дом больше не напоминал семейное гнездышко. Полы Василиса мыла редко: и тяжело наклоняться, и муж не утруждал себя сменой уличной обуви на домашнюю. Приходя домой после посиделок у Петра, он либо ложился спать в том, в чем пришел, либо искал, что можно забрать в обмен на водку. Василиса только тихо вздыхала, не сопротивляясь. Две недели назад она попыталась сказать ему «нет», отбирая красивую хрустальную вазу. В ответ был получен сильный удар в грудь. Девушка резко отпустила предмет спора и упала назад. Спас её и ребенка мягкий диван с неубранными подушками. Придя в себя после пережитого испуга, Василиса потрогала живот. Ребенок все так же толкался, выказывая недовольство волнением мамы. Тревога в Митином взгляде промелькнула лишь на мгновение. Осознав, что с женой и ребенком все в порядке, он повернулся к выходу, бросив напоследок:

− Убери осколки. Если бы не ты, ваза была бы целой. Ты во всем виновата! Вся жизнь наперекосяк! Все из-за тебя, корова жирная, − истерически выкрикнул он.

Уткнувшись в подушку, Василиса рыдала. Страх за ребенка, обида и чувство вины перед мужем, словно жгучий коктейль, мешали вздохнуть. Если бы не она, жизнь Мити не превратилась бы в ад. Он бы жил в шикарной квартире, мчался с ветерком по московским улицам, отдыхал на дорогих курортах и участвовал в тусовках в модных клубах. Из-за женитьбы на бедной провинциалке ему пришлось отказаться от привычной жизни… Если бы она не забеременела, если бы была осторожней… Если бы проявила настойчивость и узнала бы о проблемах в отношениях между сыном и отцом… Но Митя был таким сильным и уверенным, так хотелось довериться ему… Как же она не заметила в нем проявлений жестокости раньше? Он же не замечал ее страхов и переживаний, а всегда стремился все сделать по-своему. Она и не спорила, признавая мужскую правоту. Однако сейчас под угрозой оказались жизнь и здоровье их малыша. Сердце замирало в груди от нового взрыва отчаяния. Как он мог толкнуть беременную девушку из-за какой-то вазы?!