— А ты говоришь, что приснилось ему, — сказал отец дяде.

— Просто другого логического объяснения, откуда у него эти сведения, не существует. Ну, не подкинули же нам через него дезинформацию немцы или финны? Надо проверять, конечно. Но только дезинформация тогда уж очень больших масштабов получается, что невероятно не менее, чем сами эти сведения. Так что я настаиваю, что ему просто приснилось. Осенило, так сказать, — проговорил дядя Игорь.

Александр, между тем, закончил с аэродромами и перешел к исходной дислокации немецких танковых групп. А отец с дядей продолжали обсуждать его работу и даже подшучивать над ним, так, как будто его самого здесь и не было. Им казалось странным и то, что он умеет так аккуратно и точно чертить условные обозначения и делать к ним систематизированные описания.

В конце концов, он не выдержал и сказал:

— Вообще-то, я по последнему месту службы начальник военно-морского архива.

— А я думал, что ты на эсминце служил, — рассмеялся отец.

— Да, снова стал лейтенантом на эсминце, после того, как умер. Не знаю, почему так получилось, но вот получилось. Умер я, но живу дальше, опять с молодости, — проговорил Александр.

— И от чего умер? — поинтересовался отец.

— Сердце подвело. Инфаркт случился, когда внуку про войну эту проклятую рассказывал, — ответил Александр.

— Это что же получается? Что мы с мертвецом разговариваем? — встрял дядя.

— Даже не знаю, кто здесь больше мертвец, — признался Александр.

— В каком смысле? — насторожился отец.

— А в таком, что эту войну пережил из всей семьи только я. И потому, у меня свой собственный счет к врагам. Кровная месть, — сказал Саша.

— Расскажи, — попросил отец.

Александр рассказал пока очень коротко, без подробностей. Отец и дядя были ошарашены. Они долго пребывали в задумчивости, лишь нервно теребили свои фуражки.

— Я не понимаю, это что же, в будущем, получается, такую машину времени изобрели, что человек, умирая, опять начинает жить где-то в прошлом? — нарушил неловкое молчание дядя.

— Это не машина времени, а явление попаданчества. А я получаюсь попаданцем в свое собственное тело, — объяснил Александр, как есть.

— И что это за явление такое?

— Попаданчество — это, дядя Игорь, когда кто-нибудь, куда-нибудь неожиданно попадает и дальше вынужден существовать там, куда попал. Вот я умер и попал сюда, сам в себя. А другой, кто-нибудь, например, умер или впал в кому и попал в тело Наполеона или царя Ивана Грозного, или в Юлия Цезаря, да хоть в Емелю из сказки. Или даже попал на другую планету в тело какого-нибудь разумного слона. Неважно, куда попал, главное, что раз попал, значит, стал попаданцем, — поведал Саша.

— Получается, что у вас там, в будущем, это, так называемое, явление «попаданчества» довольно-таки распространенное? — не понял дядя.

— Ну, если считать, что на эту тему, начиная с последней трети двадцатого века, выпущены миллионы книг, то да, наверное, очень даже распространенное явление, раз об этом столько пишут. Дыма ведь без огня не бывает! Но я раньше в наличие такого явления абсолютно не верил. Пока, вот теперь, на себе его не испытал, — сказал Саша.

— Ну, и в каком звании ты там в отставку вышел, сынуля? — спросил отец.

— До капраза дослужился, — поведал Александр.

— Не сильно и преуспел на службе, получается, — констатировал отец, комиссарское звание которого соответствовало генерал-лейтенанту.

— Может, и до контр-адмирала дотянул бы, вот только флот и комсостав сокращать стали, и резать на металл корабли. И какие корабли! Не чета нынешним. Великолепные океанские эсминцы размером побольше крейсера «Киров» и крейсера ракетные, которые больше нынешних линкоров, на металлолом раздербанили! Вот бы их сюда сейчас. Да, мы бы за пару часов Германию раскатали в пыль! Долбанули бы с ракетных крейсеров и с подлодок ядрен-батонами так, что пепел бы один от Гитлера остался. Да что там от Гитлера, от всего Берлина сразу и от всех их баз! — выпалил Саша.

— А чего это у вас там такой бардак на флоте творился, что годные корабли списали? И что это за батон такой ядреный? — поинтересовался дядя.

— Да там у нас вообще все разваливаться начало. Потому что люди измельчали и стали жить только собственными шкурными интересами, а на страну им стало наплевать. Управляли кое-как, служили и работали тоже кое-как, а воровать стали все, что плохо лежало. Вот бардак потихоньку и начался уже лет через пятнадцать после этой войны, а страна развалилась постепенно к концу века.

— А коммунисты куда смотрели? — спросил отец.

— Давай, лучше про это я тебе потом отдельно расскажу. Этот рассказ слишком обширный, — попытался уйти от ответа Александр.

Но отец настаивал:

— А если в двух словах?

Сын кивнул и проговорил:

— Если в двух словах, то лучшие люди страны именно на этой войне погибли. Двадцать семь миллионов.

— Сколько? — переспросил дядя, не поверив.

Александр еще раз назвал страшную цифру.

Родственники снова были потрясены. Никто в 1941 году не ожидал таких потерь в предстоящей войне.

За разговорами Александр продолжал работать с картами и рисовать танковые позиции вермахта.

— Так получается, что количество танков у них меньше, чем у нас, — сказал дядя, посмотрев на нарисованные позиции и прочитав их описание.

— Это так и есть, — кивнул Александр. И добавил:

— Но немцы используют плотные танковые клинья, а мы дробим свои механизированные части. Потому мы не сможем прорвать их боевые порядки своими танками, а они нашу оборону прорывать еще как смогут. И количество танков тут не поможет. К тому же, большинство наших танков устаревшие. Надо было давно всех танкистов пересадить на Т-34 или на КВ, хотя бы, но не успели, не сделали этого. А остальные танки, хоть и много их, покажут себя в боях с немцами почти бесполезным хламом. Да и мотопехоты у нас нет, а у немцев есть. Потому, наша пехота за нашими танками не успевает, а немецкая — успевает.

— Так ты не ответил, что за батон ядреный?

— Это так у нас называют ядерное оружие, — пояснил Александр.

Но, дядя опять не понял, и пришлось объяснить подробнее:

— Это оружие массового поражения. При взрыве ядерного боеприпаса используется энергия цепной реакции атомных ядер оружейного плутония или урана-235. А сила взрыва одной такой бомбы эквивалентна десяткам, а то и сотням тысяч тонн тротила. Сносит за раз города целиком.

— Так давай, скорее рисуй конструкцию такого боеприпаса, — сказал отец.

Александр взял чистый лист и быстро набросал схему атомной бомбы. Потом сказал:

— Схема, вроде, несложная, да сделать непросто. И нету пока таких технологий. Технологию обогащения урана еще не придумали. Да и урановую руду нужного качества сначала найти надо. Только в конце года американское правительство выделит деньги на начало проекта, а сделают первую бомбу тогда, когда война с немцами уже закончится, в 45-м году.

— А против кого применят? — спросил отец.

— Против Японии, американцы сбросят одну бомбу на город Хиросиму, а другую — на Нагасаки и разбомбят оба города в пепел.

— А что, еще и с Японией война будет? — спросил дядя.

— Будет, — кивнул Александр. И добавил:

— Но уже после победы над немцами.

— А там кто победит? — спросил отец.

— Тоже мы и американцы, которые будут нашими союзниками, а потом начнут той самой бомбой нас стращать. А мы только в 49-м году свою такую сделаем, — поведал Александр.

— А чего это мы так отстанем? — спросил дядя.

— Да, много причин. Например, свою разрабатывать начнут только тогда, когда узнают, что американцы близки к успеху в этом проекте. А раньше средства вкладывать в это не рискнут. Да и ограничены наши ресурсы будут из-за войны и потерь в ней, опять же. А, по-хорошему, конечно, прямо сейчас начинать делать нужно такое оружие, — сказал Саша.

— Так давай полное описание, и начнем, — сказал дядя.

— Я исчерпывающее описание дать не смогу, потому что не физик-ядерщик, но знаю, каких ученых можно задействовать для этого. Я же могу только общую схему расписать, и знаю, как такой спецбоеприпас конструктивно выглядит. На моем ракетном крейсере были такие боеголовки для ракет, — произнес Александр.