Кассий не успел обернуться; успел только ощутить, как страшно громыхнуло и замерло в груди сердце, когда блеснули мимо золотые лучи, когда всего долей мгновения позже рванулось пламя с ладоней Арганты, когда всю эту вечность, что он оборачивался назад, ему казалось…

Император пошатнулся.

Но устоял на ногах.

Стрелы с золотым оперением растаяли, истлели на глазах, оставив только жженые дыры в сером плаще, что скрывал собой доспех. Магические обереги не позволили эльфийской стали оставить и царапины, и смертоносное зачарование разбилось о защитные чары.

А потом небо стало лилово-черным и рухнуло вниз.

Ревущий ураган стали и смерти настиг их чуть позже.

Кассий успел уйти от новой стрелы в последний миг, инстинктивно дернувшись прочь от золотого блеска в лиловом бесцветии, и сверкающий наконечник лишь царапнул легкую кожаную броню. Лязг клинков звенел повсюду, всполох стали слева – один, гортанный вскрик рядом – два, крутящийся волчком силуэт Ауригия – три, две одновременных стрелы – пять, лиловый купол – шесть…

Чем гуще была тень – тем ярче сверкало солнце, безудержно золотое, и острей лучших эльфийских клинков были его лучи.

Кассий-Эртос-дракон безмолвно выдохнул: семь.

- Прочь из-под купола! – расслышал Кассий сквозь грохот и крики. Арганта вскинула посох, защищаясь от рубящего удара, и окантованное древко выдержало; магесса отшатнулась назад, и один из агентов мгновенно занял ее место, отражая предназначавшийся ей выпад.

Почему же она не колдует; ни один из Пенитус Окулатус не помеха Драконорожденному в бою на мечах, но мечом не заслонишься от заклинаний; почему же…

Кассий поймал ее взгляд, выскользнув из связки ударов и позволив Ауригию добить раненого противника. Он не слышал, что кричала ему Арганта Синтар; слишком громко звенела сталь, слишком яростным был стук крови в ушах. Но он видел далеко за ее спиной, рядом с лучниками, что не решались стрелять в безумный вихрь стали и крови, фигуру с воздетыми руками, с которых срывалась лиловая мгла.

Лиловая мгла, что окружала их и перетекала вслед за ними, не позволяя им вырваться из цепкой хватки заклятия.

Один из агентов Пенитус Окулатус бросился к талморскому магу, и темный купол выпустил его – но он рухнул, давясь собственной кровью, не сделав и трех шагов. Стрела одного из лучников проткнула его горло насквозь.

Ни один человек, не защищенный магическим барьером, не сможет пройти и пять футов под прицелом двух стрелков. И лиловая тьма съедает всю магию внутри себя.

Это значит…

…что Кассий-Эртос-дракон делает шаг на свет и растворяется тенью за миг до того, как золотые всполохи впиваются в его тело.

А потом, когда он уже рядом с эльфийскими лучниками, так близко, что он может разглядеть недоумение в их глазах, он вонзает в них лезвия призрачных кинжалов, проходящие сквозь тела столь же легко, как сквозь воздух. Он задерживает в себе эхо еще звенящего Крика – о, как долго еще он мог бы звенеть внутри – и без сожаления выдыхает его прочь, обретая плотность и жизнь.

И его кинжалы, сотканные из призрачного света, обращаются серебром и сталью в телах двух лучников.

Кассий отпускает один из кинжалов, наглухо застрявший в груди одного из альтмеров, а второй на развороте всаживает в живот мага, чтобы секунду спустя добить коротким ударом в горло. Последние капли лилового стекают с пальцев ошеломленного альтмера вместе с первой струей алого, упруго ударившей из вскрытой артерии, и…

Дракон-Арганта-Синтар, высвободившийся из липкой паутины лиловой тьмы, накрывает крыльями ощерившееся сталью поле боя, затмевая собой золотой рассвет, и провозглашает свою власть над ним.

И тогда небо падает снова.

Небо обращается ветром и гневом, силой и штормом, горящим грозовым серебром; небо скалится молниями и обрушивает их вниз безумством первозданной стихии, и для него нет более различий между врагом и союзником. Молнии рвут на части отяжелевшие черные тучи и плавят равно снег, камень и железо доспехов, и только по магическому барьеру они бессильно соскальзывают в землю; по барьеру, которым Арганта Синтар заслоняет троих: дракона, Императора и его телохранителя.

Непрестанный рокот грома заглушает вскрики, с которыми падают на перемешанный с водой снег те, кто еще был жив. Только один остаётся – золотой статуей, что не страшится шторма; по еще одному ослепительно белому колдовскому щиту сбегают разряды молний – но ни одна из них не в силах коснуться стоящего внутри.

- Не могу, - почти беззвучно выдыхает Арганта. – Не могу… на троих.

Кассий стискивает зубы, чтобы не сказать ни слова. Император молчит – и лишь потом, полудара сердца спустя, сухо, резко кивает.

Ауригий падает на снег почти мгновенно, едва с него стекает едва различимое мерцание барьера. В сверкании молний, слепящих глаза, его смерть остаётся неразличима.

Для всех, кроме драконов, переживших Грозовой Зов.

Солнце разрывает штормовые тучи в призрачные клочья, и гроза заканчивается так же резко, как и началась. Следующим, мигнув белой вспышкой, спадает с последнего из талморского отряда неуязвимый щит.

Кассий Эртос видит его лицо впервые с тех пор, как едва не погиб в пыточной под талморским посольством, и золотой дракон безупречно-прекрасен, как и тогда.

Он – это триумфальный всполох алинорского солнца на орлиных перьях.

Он – это последний шаг от смертного к сияющей вечности духа.

Он – это сила, бесконечная сила, воля и власть, которым не указ законы Suleyk и драконьи правила игры, поскольку он – не человек и не дракон, поскольку он – свет совершенства и тень изъяна в нём, поскольку он…

Противоречие самому себе.

Этот мир должен был принадлежать ему, и никто другой не имел на это права; только он сам никогда не позволит себе этого, потому что он…

- Риланен, - мертвенно-сухо произносит Тит Мид.

Кассий бросает последний метательный нож, оставшийся у него после всех ночных схваток. И он уверен, что не промахивается.

Жаль только, они не единственные, кто позаботился о хороших защитных оберегах.

Риланен качает головой, глядя на Императора.

- Вас ничему не научил Конкордат Белого Золота, - говорит он и переводит взгляд на Драконорожденных, готовых вновь сорваться в бой. Кажется, он даже улыбается самыми краешками губ. – До сих пор мы играли по вашим правилам. Теперь вам придется играть по моим.

Голос у него удивительно спокойный: голос дракона, который знает, что победит.

И после вечности длиной в один вдох этот голос провозглашает Криком гибель своих врагов.

Он обращается бликом света на алинорских клинках, росчерком стали, ветром и вихрем, самим воплощением скорости; ничто не способно остановить его – ни обессиленный вор, вооруженный одним кинжалом, ни седой Император, последняя надежда людей, ни магесса, бросившая весь Голос небесного дракона в Крик шторма.

Арганта Синтар отчетливо осознает, что они не могут его победить.

Они не могут победить его в бою драконов, потому что он слишком неправильный для дракона, он смотрел в самое сердце Suleyk и отыскал единственное слабое место любого Дова, любого – даже того, кто не носит Голос в своей груди.

Возможно, это было даже слишком легко для него.

Как знак доброй воли, я открою вам одну истину, архимаг… Дова не умеют признавать поражение. Дова будут сражаться до конца, даже если это в итоге обернется их смертью.