- Рагот, слушай, - неловко начал Силгвир и прервался; он не был уверен, что то, что он хочет сказать, не станет смертельным оскорблением для драконьего жреца.

Но всё же продолжил:

- Мне кажется, я кое-что понял. Эта маска… делает тебя не совсем тобой, верно? Не совсем… человеком. Рагот – это служитель драконов. Человек за именем Рагота – кто-то другой…

Во взгляде атморца плескалась соленая пустота безбрежного моря Призраков.

- Этот змееязыкий подлец опять сует нос не в свои дела. Я знаю, о чем ты говоришь, Конарик, и знаю, о чем говорил он. Но тот, кого ты ищешь, мертв много столетий. Я забыл, каким он был, и в последний раз его именем меня осмелился назвать предатель, ищущий боя. Ты тоже забудешь себя, Силгвир из рода детей Зелени, когда станешь Конариком, и в том величайшее благословение.

- Если истории Прядильщиков и научили меня чему-то, так это тому, что в каждом величайшем благословении прячется величайшее проклятие, - вздохнул Силгвир. – Ты… ты уже не можешь вернуться обратно, да? Стать каким был?

Рагот спустя несколько долгих секунд тишины покачал головой.

- Нет. Принимая Имя, принимаешь его навеки. Да и к чему мне вспоминать о мертвецах? У меня есть всё, чего я желал, будучи им.

Силгвир промолчал снова. После слов Вокуна он совершенно не был уверен, что говорит сейчас с…

С живым человеком.

Потому что древние и могущественные артефакты, созданные не людьми, обладают свойствами, прославившимися в столь жутких легендах, что они пережили тысячелетия. И потому что люди не бывают бессмертными. Люди не восстают из саркофагов, словно Первая Эра кончилась вчера…

- Человеческое имя записано на Стене над моей могилой, - сказал Рагот. – Это мое имя, маленький эльф, но это имя человека. Приняв драконье имя, я стал бо́льшим, нежели человек, и я дорого заплатил за это. Но поверь мне: ни один драконий жрец не стал жрецом против воли или веры. Такие умирают еще до ритуала наречения.

В его голосе не было ничего, кроме равнодушия. Он говорил это лишь для того, чтобы объяснить прописные истины будущему Конарику, но эти истины заботили его меньше, чем песок под ногами.

Силгвир ясно ощутил, что не хочет становиться таким.

И что его сожаление о человеке, погибшем в ритуале наречения, о человеке, чье лицо присвоила маска Рагота, останется непонятно каждому из жрецов – кроме, быть может, Валока… кроме, быть может, Вокуна.

Как звали их на самом деле?

- Как… как тебя звали? – зачем-то спросил он, подняв глаза. Рагот встретил его взгляд, и Силгвир едва не вздрогнул, ощутив прозрачный холод, пронизывающий до костей.

- Иди и прочитай это над моим саркофагом, Конарик. Мое имя – Рагот, и ни для кого из ныне живущих нет другого.

- Почему…

Силгвир осекся на полуслове.

Что-то важное всегда таилось буквально на открытом месте, там, где не было никакой лжи и туманных словесных уловок, и Рагот не скрывал этого, никто из них не скрывал этого, только один глупый герой никак не мог догадаться…

- Почему ты никогда не зовешь меня по имени, - прошептал Силгвир. – По моему настоящему имени?

В ледяном клинке взгляда не было ни капли сожаления или скорби: Мечу Исмира не было ведомо подобное милосердие. Они оба знали, каким будет ответ.

И он прозвучал – лезвием, вошедшим под дых.

- Я всегда зову тебя по твоему настоящему имени… thuri.

Они больше не сказали друг другу ни слова. В пепельных предгорьях расколотой на части земли верховный драконий жрец положил руку на плечо тому, кому только предстояло еще покорить и присвоить собственное Имя, и свет разрываемого на части пространства окутал их слепящим коконом. Дыра, пробившая мир насквозь, вспыхнула и засияла, окружив шагнувших в магический тоннель неразличимыми всполохами крошечных рун…

…и вдруг забилась в агонии, коверкая пространство, корежа материю, путая цвет и звук. Силгвир не видел ничего в ослепительной какофонии, безумной пляски образов и линий, только ощутил, как тугим высоким звоном бьется высвобожденная прерванным порталом сила о магический щит.

А потом всё кончилось.

Портал рассеялся, и Рагот тяжело опустил руки: спонтанный щит от вышедшей из-под контроля энергии и безжалостно сминающих схлопывающийся тоннель законов пространства не дался ему без потерь. Ледяная изморозь покрыла его доспех с первым же порывом ветра.

- Lok Vah Koor!

Крик Рагота затерялся в снежной пелене, не сумев побороть бушующую стихию. Силгвир не успел понять, когда в руках атморца оказалось оружие.

- Это… это Глотка Мира? – древко зачарованного лука послушно легло в ладонь. – Зачем ты…

- Портал был прерван, перенаправлен, - резко бросил Рагот. – Проклятье…

- Здравствуй, Конарик.

Для этого Голоса не было преград.

Для него не была помехой снежная буря и древняя магия, защищавшая тоннель телепортации. Ни пространство, ни время не имели значения для него и не имели над ним власти, пусть даже он ни разу не звучал в полную силу четыре тысячелетия.

И его приветствие означало…

- Щит! – закричал Силгвир, падая на снег; долей мгновения позже Голос обратился смертоносным пламенем, обращающим вековечные льды в пар. Рагот покачнулся; пламя ударило в невидимую преграду перед скрещенными клинком и посохом – и разбилось, не сумев сломить ее.

- Поприветствуй меня достойно, Конарик, - Прошептал Голос из-за снежной пелены. – Покажи, чему научился.

Силгвир медленно приподнялся на плавящемся снегу. Он остался невредим – магия Рагота защитила и его – но лед, что никогда не таял на вершине Глотки Мира, уже стекал прочь струйками замерзающей на бегу воды.

- Партурнакс.

Предатель.

Крик рванулся прочь из груди – нет, не пламя, не Драконобой; цветной всполох силы ударил в небо и расколол его на сталь и синеву. Обезумевшая вьюга, зло хлестнув напоследок снежным хлыстом по глазам, после второго Крика неохотно отступила.

За вьюгой стоял дракон.

Партурнакс почти с иронией наклонил рогатую голову.

- Достойно ли Голоса Алдуина бояться бури?

Человек в маске слегка шевельнулся, и застывший было ветер вызверился смертоносным оскалом на древнего мастера Голоса:

- Не тебе говорить о достоинстве, лживая тварь.

Партурнакс дернул крылом с легким раздражением, небрежно отмахнувшись от сгустка силы, что мог бы сокрушить гранитную скалу.

- Ты забыл свое место, viingnu aar, tahrodiik do vahrot, vobal nikriin. У тебя нет права на Имя и Голос. Я пришел Говорить с Голосом Алдуина, а не с червем, предавшим Слово.

- Говори, - сказал Силгвир до того, как Рагот успел ответить. Доспех атморца и его оружие сверкали жгучим алым светом, но он не двинулся с места, ожидая начала боя. – Говори… зачем ты пришел? Я звал тебя раньше – почему ты не откликнулся мне тогда?

- Мы делаем только то, что мы должны сделать, - древний Голос Партурнакса едва слышным рокотом оттенила скорбь. – И лишь тогда, когда должны сделать. Я пришел, когда настало время. Я пришел, чтобы тебя убить.

Силгвир крепче сжал в ладони древко лука.

- Почему?

- Ось всегда остается в равновесии, - гулко отозвался дракон. – До встречи, брат.

Прозрачная преграда жалобно зазвенела, отразив драконий Крик – и, не выдержав его силы, распалась на части. Силгвир отпустил тетиву и мгновенно натянул снова, не потратив и вдоха на это, но человеческое оружие, человеческая магия – могла ли она причинить вред древнему дракону, брату Пожирателя Миров?

Буря вновь загудела рядом, сгущаясь в ветер, снег и мощь, скручиваясь в тугой клубок Песни. Два Голоса скрестились в противостоянии, Голос человека и Голос дракона, и каждый из них знал, кому суждено победить.

“То, что мы должны сделать”.

- Ты не убьешь его! Ты не сможешь его убить! – Силгвир не сумел перекричать бурю и Песнь, что пока лишь скользила рядом, не задевая его. Он только видел, как незримая сила ломала выступы скал, растирая их в серую пыль, и даже гармоничный строй снежинок, парящих на том месте, где некогда был использован Древний Свиток, впервые за тысячи лет был смят и разорван.