В Зале повисла краткая тишина.

- Мне нужно знать, что искать, - сухо буркнул Хевнораак. Голос его прозвучал хрустом надтреснутой ветки. – Я не буду кормить собой мотыльков, разыскивая неведомо что. Почему бы просто не убить Героя? Если он и есть орудие грандиозного замысла акавирских змеюк или кого бы то ни было, мы уберем его из проблемы, и она упростится до вечной войны. Более того, мы обязаны его убить, если по-прежнему называем себя жрецами драконов.

- Пустые убийства не приведут к результату, - коротко отрезал Морокеи. - Нам может пригодиться тот, кем он стал за время своего смертного пути. Более того, как ты собираешься убить Героя?

Хевнораак с возросшим интересом оглянулся на Силгвира. Слепой взгляд ричмена безошибочно отыскал босмера за столом, липкий, как ядовитая смола.

- Я могу придумать немало способов, Светоносное Око, - сладко протянул Хевнораак. Рагот подался вперед; по ладоням его заструилось тусклое сияние магии.

- Жри своих червей и стелись под горных козлов, певец гнили; тронешь его – и я брошу твой труп на потеху псам, - рыкнул атморец. Хевнораак ухмыльнулся, глядя ему в глаза – словно и вправду видел его; словно низкой струной звенящий в Голосе Рагота гнев, заставляющий подрагивать воздух, не страшил его ни капли.

- Я прошу Совет подарить мне предателя живым. Я принесу ему достойную его измены смерть.

- Умерьте свои Голоса, или я заставлю вас замолчать силой, - неожиданно зло бросил Морокеи. – Мне опротивели до тошноты ваши склоки. Четыре тысячи лет мы провели в могилах, дождавшись того, что весь мир позабыл о нас и повелителях, что самая безумная ересь стала привычной для наших детей – из-за того, что Совет не мог прийти к соглашению, когда это было необходимо! Четыре тысячи лет я стоял на страже Бромьунаара, навеки запятнав свою душу убийством своего друга и повелителя, мой Голос хранил священный город всё это время, мой слух различал каждый предсмертный Крик драконов и их жрецов – и я также повинен в убийстве повелителя, Хевнораак, Слуга Любви. Посмеешь обвинить меня в предательстве веры?

Голос жреца Джунала подземным рокотом, гулом водопадов впитался в стены, пройдя насквозь воздух, плоть и камень. Нечто древнее, пришедшее из-за необъятной полосы Моря Призраков и таившееся до поры, отразилось в отзвуках, как в кругах на воде – и скрылось вновь.

- Верность не знает компромиссов.

Кросис прямо встретил взгляд атморского жреца. Побелевшая железная маска медленно проявлялась на его лице: служитель Мары был готов в сражении защищать свои слова.

- Приговор нарушившему присягу – во имя какой бы то ни было цели – един, и это смерть, Око Джунала. Ты знаешь это не хуже любого из нас. Тебе подарили прощение повелители, но тот, что погиб в роще Кин, перед смертью называл Рагота предателем – и Рагот заслужил смерть предателя.

- Истина, - склонила голову Вольсунг, скрывая неподобающую горечь в глазах; но даже горечь не сумела смягчить ее Голос.

Вокун мягко кашлянул.

- Все мы знаем, что никто не вправе отдалить казнь нарушившего клятву, едва начался Совет – кроме, быть может, Конарика, но его Голос молчит уже безобразно долго. Не может быть иного искупления за убийство дракона, кроме смерти, каждому из нас известно это, но я первым всадил бы клинок в лживую глотку того, кто назвал бы предателем веры Рагота. Или Морокеи. Так что, может, оставим пока беседу об их печальных судьбах до конца Совета, и вернемся к более насущным вопросам? Мы понятия не имеем, что делать с Героем.

Закончив говорить, Вокун опустил глаза и спокойно принялся набивать трубку по новой. Тишина ощущалась тяжело; Хевнораак фыркнул приглушенно, прогоняя ее прочь, на лице Кросиса мягко растаяла маска.

Время казни еще не наступило, если ему и суждено было настать сегодня.

- Он – воплощение Исмира, - глухо начал Рагот. – И пока он воплощает Исмира – а это он делает с тех самых пор, как Языки призвали его на Глотку Мира – ему не стать Алдуином. Он не Реман, в конце концов; пока что он даже не Исмир, а просто глупый лесной дикарь.

- Исмир нужен в войне, но людские народы разрознены и истощены, - возразил Морокеи. – Недавняя война с Альдмери оставила человеческую Империю на грани краха, и миновала всего четверть столетия с ее окончания. Чтобы сохранить Сиродил и Бело-Золотую, Император людей оставил Хаммерфелл в одиночку обороняться от эльфов. Гражданская война расколола Скайрим, и силы людей уходят на свары за корону Севера, пока остатки войск стянуты на юг, к морю, к границе с эльфийскими землями. Народ данмери, унаследовавший мудрость кимеров, борется за собственное выживание. Дети Хист… заняты Хист; даже мне редко удавалось разглядеть его намерения. Кто бы ни пожелал положить конец правлению людей, будь то Старая Мэри или Акавир, новая война будет недолгой. Даже если мы встанем под знамена Исмира.

- Нам нужно чудо, а не один полубезумный воинственный бог, - тяжело проговорил Отар. – И к чему нам победа в войне, если Исмир не позволит прийти Алдуину? Стоит наступить Рассвету, и он закончится только безвременьем.

- Ты можешь считать меня мертвецом, Отар, но я по-прежнему Меч-Щит Исмира. Следи за своим языком, когда говоришь о нем, - хмуро бросил Рагот. – Да, если Герой не примет воплощение Алдуина – Тамриэль станет второй Атморой. Цикл продолжится, рано или поздно… вечно волоча за собой требуху еще одного мертвого мира.

Вольсунг, молчавшая до сих пор, с мрачной уверенностью покачала головой.

- Этого нельзя допустить. Ни этот мир, ни тот, что будет следующим, не заслужили подобного.

- Не считая того, что мы – служители Алдуина, а не Исмира, - Накриин бросила короткий острый взгляд на Рагота. – Не держи обиды на мой Голос, друг. Но четыре тысячи лет как Пожиратель Миров ждёт окончания кальпы, и наш долг – сопроводить его в новый цикл.

- Это будет значить и нашу гибель, - перебил ее Хевнораак. – Что толку от вечной жизни, если мы проводим четыре тысячи лет в гробах, а потом стремимся сами прервать ее раньше срока?

В глазах Накриин сверкнули отблески огней Совнгарда. Голос ее неуловимо изменился, наполнился гулким низкозвучием силы.

- Срок настал уже давно, Хевнораак.

- Любовнику Дибеллы пристало думать о начале жизни, а не о ее конце, - успокаивающе произнесла Вольсунг. Ястребиные перья в ее косах чуть качнулись. – Но завершение кальпы отдалили достаточно. Пришло время Алдуину вернуться.

- Заодно мы можем сдобрить Конец Времени славной войной, - криво усмехнулся Рагот. – Есть только одна деталь…

Морокеи едва заметно вздохнул.

- Зеленый-Сок, - сказал Рагот. – И желудь Возможно.

Силгвир отчаялся понять что-либо в речах драконьих жрецов. По словам Морокеи выходило, что перерождение Героя не может быть однозначным, поскольку сущность сосуда сама по себе отрицает однозначность. Что значило – Силгвир может быть одновременно Исмиром и Алдуином, потому что невозможно зафиксировать суть Возможно. Или что-то наподобие.

Силгвир ничего не понял.

- Это может быть причиной, по которой ты всё ещё считаешь себя Силгвиром из лесных эльфов, - задумчиво изрек Морокеи. – Ты – кот в ящике, и мы не можем открыть ящик, пока блуждает Зеленый-Сок.

- Какой кот, - безнадежно сказал Силгвир. – В каком ящике…

- Это теория такая, - отмахнулся атморец и вернулся к высоким материям. Рагот очень понимающе вручил Силгвиру бутыль, к которой прикладывался последнее время, и с новыми силами вступил в разговор.

- Мы можем просто позвать Исграмора, - гулко грохнул Голос Накриин, перекрывая яростный гул спора.

- И что мы ему скажем? Прости, о великий Исграмор, нас загнали под землю собственные рабы, мир потерял всё твоё наследие, и скоро, похоже, сломается Ака – ты не мог бы нам помочь? Исграмор поднимет нас на смех, и то только если будет пьян до зеленых троллей, - резонно возразил Вокун, попыхивая трубкой.

- Стыдно перед ним, - тоскливо согласился Рагот. – Он уже довольно терпел нас всех.