- Здесь пролилось много магии, - тихо сказал Валок. – Старой магии. Голос Рагота сотворил её. Взгляни.

Силгвир послушно вгляделся туда, куда указал жрец.

- Я даже не знаю, кто из них это был, - беззвучно прошептал стрелок. От мастера Голоса осталось только красное крошево, блестящее и хрупкое, как стеклянные осколки.

- Рагот вовлёк его в Дуэт Белой Рунописи, который может выдержать лишь тот, кто вознёс шесть молитв шоровой Супруге-в-Ложе под звёздами Леди не далее чем половину полного хода Джоуда назад. Крылья мотыльков изрезали этого монаха в крупу.

- Эти люди никогда не желали мне зла, - Силгвир, развернувшись, отчаянно и растерянно взглянул на Валока. – Почему он убил их?!

- Желали ли они добра тебе, Довакиин? – Голос, ещё не забывший недавнюю песнь боя, пронёсся по залу шорохом ветра. Силгвир стремительно обернулся.

Rahgot Lotsonaaksedov стоял в открытых дверях Высокого Хротгара.

Снежная пыль со двора монастыря белой крошкой рассыпалась по ступеням в главный зал. Рагот швырнул под ноги Силгвиру отрезанную голову, как трофей – нет, трофеи подносят бережно, как ценный дар…

Но не как доказательство свершенной мести – насмешливую печать палача.

- Вульфгар, - тихо прошептал Силгвир, поднимая голову мертвеца с черных плит.

- Я покарал их, как преступников и еретиков – казнью, и лишь он из четверых достойно сразился за свою жизнь. За то я удостоил его чести быть жертвой в священном ритуале очищения. Его кровью омыт мой Голос, его смерть стерла мой позор, я снова един в Rahgot и готов быть твоим клинком-и-щитом, Довакиин.

- Naal sos los folahzein nilzaan, - негромко проговорил Валок. Прижав руку к груди, низко склонил голову. – Vahzen krongrahkei.

- Vahzen krongrahkei. Heyv zodremhah.

- Хватит, - рыкнул сквозь зубы Силгвир. Рагот повернул голову, и черные глазницы безликой маски пусто уставились на Драконорожденного. – Ты убил седых стариков, мирных монахов, не причинявших никому вреда, осквернил из мести их монастырь – и гордишься своей победой?! Чем ты лучше Скорма сейчас?!

Валок опасно сощурился, но не промолвил ни слова, позволяя Раготу ответить. Старший жрец шагнул вперёд, встречая его взгляд.

- Я простил тебе твои преступления, ибо ты был слеп в своём невежестве, хоть это малое оправдание бесчестным убийствам, которые ты совершил. Но подумай, кто направлял тебя всё это время – как направляет воин свой клинок, как лучник направляет стрелу в цель. Или ты думаешь, что мирные старики-монахи, наследники укравших наши секреты и присвоивших наше могущество, не знали, кто спит под скайримскими курганами? Не знали, кого славят и о ком скорбят возведенные у древних могил Стены, силу которых ты собирал по их указу – и кто хранит их тайны? Или, быть может, Седобородые Языки, ученики Партурнакса, были столь глупы, что думали, будто можно безнаказанно уничтожить Алдуина с помощью человечьего сына Ака? Почему тогда они не позволяли тебе обрести власть и силу, которой ты способен владеть – неужто не из предусмотрительности, что после им придётся расправиться и с тобой, Герой, которому суждено будет занять место Чудовища, Пожирающего Миры?

Силгвир, вздрогнув, потрясенно выпрямился.

- Ты обвиняешь их…

- В том, что они совершили на самом деле, Довакиин. В том, что они совершили чужими руками, твёрдо зная свою цель и принимая бесчестье путей, ведущих к ней. Легче всего было накормить тебя Словами Силы, таящими в себе частицы сущности драконов и их жрецов – пусть их охраняют бессонные стражи, они почти мертвецы, и Герою ли не справиться с ними. Драконы более не даруют людям знания Ту‘ума, и потеряны секреты обучения, поэтому, должно быть, у Седобородых уходили десятки лет на постижение Криков. Ты пришёл вместе с Алдуином, но у тебя не было десятков лет на спасение мира.

Маска Рагота в засохшей крови беззвучно растаяла в холодном воздухе, обнажая лицо жреца.

- Я исполнил то, зачем поднялся к этому монастырю. Моё право подтверждено Голосами Dovahhe. Они восславили меня, и моя душа свободна от позора. Если ты хочешь покарать меня за верность закону чести, ты в своём праве, Довакиин. Отдай мне приказ умереть, и я подчинюсь с радостью. Sovngarde saraan.

- Всего лишь одно Слово, - глухо сказал Валок. – Zu‘u rodraan, Lotsonaaksedov.

Рагот покачал головой, не глядя на него.

- Zu‘u nis ofan daar uth. Zu‘u nis grut Ysmir pahvos luft Rok ahtiid rovaan daar golmah.

- Ах. Что ж, - спокойно произнес Страж. – Имей в виду, Драконорожденный: я не скован присягой, но мой меч верен только мне. Я не позволю тебе убить Рагота. Истина вела его Голос, и драконы подтвердили её: весь Скайрим слышал это.

- Да не хочу я никого убивать! – яростно воскликнул Силгвир, едва не выронив голову Седобородого. – Если вы начнете мстить всем, кто обидел драконий культ, вы же весь Скайрим вырежете!

- Даже не половину, - мрачно сказал Рагот. – Krosis. Нам всё ещё нужны рабы. Одной магией города не отстроишь. Твой путь лежал к Партурнаксу – его нет сейчас на вершине Глотки Мира, но мы можем подняться туда и позвать его. Быть может, он придёт на твой Голос.

- Ты… ты что, хочешь всё это вот так оставить? – неверяще переспросил Силгвир. Рагот терпеливо вздохнул.

- Ты можешь похоронить то, что осталось от них, если Седобородые были столь близки тебе. Но учти, что один из них попался в ловушку Змеиного Кольцекуплета и сейчас частично находится примерно в трёх сотнях футов под этим монастырём.

Силгвир не сразу нашёлся с ответом.

- Частично?

- Это почти то, что случается, когда открываешь портал наугад, - спокойно пояснил Валок. – Старые Песни Атморы. Если мой слух не обманывает меня, эхо Змеиного Кольцекуплета всё ещё здесь.

- Я не могу от него избавиться. Я Пел слишком быстро, - с явным неудовольствием признал Рагот. – Постарайся не попасться в него тоже, Довакиин. Ты поставишь нас обоих в неудобное положение.

Погребальный костёр Силгвир складывал один.

Валок отказался ему помогать, сказав, что преступники не заслуживают почетного погребения, и перетаскивание дров из погребов Хротгара во внутренний двор заняло всё время до заката солнца. Это был третий закат с того момента, как он покинул Айварстед. Глотка Мира не щадила смельчаков, рискнувших испытать восхождение.

Тела Арнгейра и Вульфгара возлежали на сухих брёвнах, что возгораются словно лучины от малейшего огня. Погребальный костёр был настолько высок, насколько высоким мог сложить его босмер: достойным погребение считалось, когда высота сложенных брёвен была хотя бы вровень с грудью взрослого мужчины. Сложить подобный костёр Силгвир не мог, и поэтому только надеялся, что нордские боги не слишком обращают внимание на детали.

Красное крошево он собрал и ссыпал в щели между брёвнами. Какая бы магия ни совершила подобное с Эйнартом или Борри, он ни за что не хотел бы её возвращения в Тамриэль, тем более, в руках драконьих жрецов.

Почему же на самом деле Седобородые отправили его к древним гробницам, зная, что в них сокрыто – быть может, и затем, чтобы он, или Герой, навсегда упокоил драконьих жрецов и не позволил им вернуться в Тамриэль?..

Силгвир устало опустился на расстеленный на снегу плащ. Пламя зажженного его Голосом костра поднималось к небу, где ветра Кин раздували его ещё ярче, ещё шире – чтобы весь Скайрим видел свет на Глотке Мира, свет, провожающий в последний путь тех, кто так долго следил за спокойствием этой земли. Огонь милосерден – огонь скрыл тела, но Силгвир не хотел оставаться у погребального костра до тех пор, пока на прогоревших брёвнах не останутся только уродливые почерневшие останки.

Он пытался пробудить в себе скорбь.

Он пытался пробудить в себе злость.

Но не мог.

Он помнил, как вздрогнул всем телом и оступился даже неустрашимый Арвак, когда над Высоким Хротгаром прогремел триумфальный Крик – и помнил, как кружили над Глоткой Мира драконы, гордо взывая к победителю. Таков был суд Дова и их истина. Ей тысячи лет назад присягали Рагот и Валок, и никакие другие клятвы не смогут изменить их изначального Слова.