Рагот горько усмехнулся.

- Как, Довакиин? Я принес девять жертв, чтобы пробудить Валока, и ритуал выпил меня досуха, хотя совсем недавно я полностью восстановил силы течениями Винтерхолда. Валок почти лишен своих сил, и счастье, что он пробудился на своей земле: она не даст ему уснуть вновь от истощения и накормит энергией досыта. Я надеюсь лишь на то, что достойные возвращения смогут вернуться, а те служители, что хранили нас четыре тысячелетия, перед уходом в Совнгард увидят нас, славных и могущественных, как в дни забытой ныне эпохи.

- Вы принесете только новую войну, - проговорил Силгвир.

- Этот мир захлебнулся кровью последней войны и стоит на краю другой. Когда – если – она прогремит на весь Тамриэль, мы не будем ее причиной – но наши клинки принесут людям победу. Я менял войны, как ты менял дороги в своей жизни, маленький эльф, я знаю их повадки. Ты не сможешь остановить меня.

- Почему? Если я понял хоть что-то из того, что ты говорил, то по-твоему выходит, будто я – один из древнейших людей, ставший полубогом, вечный страж Нирна, хранящий в нём равновесие, но способный сотрясти его до основания. Я победил Мираака и Алдуина, почему я не смогу победить тебя? – резонно возразил Силгвир. Всё то, что он перечислил, казалось ему не более чем выдумками пьяных магов, особенно применительно к нему самому. Никакой божественной силы Силгвир в себе не ощущал, но сейчас слабо надеялся, что Рагот об этом не догадывается.

Драконий жрец презрительно смерил его взглядом.

- Ты глупый эльф-мальчишка, едва научившийся читать и не знающий ничего об истинных историях Аурбиса. Я не знаю, по какой прихоти или случайности Герой выбирает себе сосуды, но мне почти жаль тебя, ибо ты заперт в тюрьме его сущности, которая не даст тебе свернуть с предначертанной дороги. Ты несвободен. И в войне, что грядёт, ты будешь на стороне людей, на стороне смертных, потому что Герой привязан к Арене кровью Обманщика, а Арена всегда была Серым-Возможно, и если обратится в прах Ноль-камень, Целестиалы станут последней Башней.

Под ногами заскользил присыпанный снегом лёд, и они остановились – за десяток футов до берегового обрыва. Впереди блестело в черноте Море Призраков, величественное и безграничное.

- Я ничего не понял, - честно признался Силгвир.

Рагот, ни слова не говоря, опустился на лёд и сел, скрестив ноги. Лютый мороз серебрил его черные волосы, но атморец дышал им так легко, словно холод севера тек в его жилах вместо крови.

- Я устал от этого ритуала и от твоего невежества. Задавай свои вопросы и оставь меня.

Слово тепла, что грело Силгвира и защищало его от холода, всё ещё жило внутри, и босмер, неловко потоптавшись вокруг, сел на небольшой валун, попытавшись предварительно стряхнуть с него хотя бы снег.

- Что вообще делает Герой?

- Хранит равновесие в Нирне внутри него. Воин, Маг и Вор редко спускаются сюда, их место не на Арене. Это… – Рагот вздохнул, подыскивая слова, - вневременная и внепространственная сущность… мифическая сущность… наполняющая собой смертный сосуд, когда требуется вмешательство Целестиала в Нирне. Этот сосуд выполняет все деяния, которые необходимы, и затем исчезает. Уходит навсегда. Один и тот же никогда не приходит дважды.

- Смертный сосуд – это человек? – уточнил Силгвир.

- Или мер. Любопытно, что Герою весьма по нраву бегство, словно он пытается выбраться из собственной тюрьмы божественных ограничений… ты никогда не сбегал из тюрьмы? Или плена?

- Пару раз, - ничтоже сумняшеся округлил Силгвир. Он был не очень хорошим вором, а за пределами Валенвуда на Право Кражи смотрели совершенно неправильно. – В последний раз меня поймали на границе с контрабандой и собирались казнить, но тогда прилетел Алдуин и сжег все поселение в угли, так что мне удалось выбраться.

Рагот коротко усмехнулся.

- Я всегда находил это забавным. В тот самый момент, когда сосуд Героя выбирается на свободу, он навсегда становится пленником своей судьбы. Хах. Шор-шутник всегда любил такие важные мелочи о двойном дне. Забавно вдвойне, что в твоем случае это… впрочем, я хочу верить, что я ошибаюсь. Неважно.

Силгвир задумчиво смолк, и драконий жрец лениво разжег в ладонях рыжий шарик магии, подобный огромной огненной искре. Отпустив волшебного светляка на волю, древний воитель бездумно наблюдал за тем, как он колеблется в незримых магических течениях, медленно двигаясь по дуге вокруг своего создателя. Силгвир из любопытства протянул к нему руку, когда шарик приблизился к нему, и светлячок неожиданно оказался не горячим, а только приятно теплым. Улетать от его ладоней он отчего-то не спешил.

- Даже магические огоньки ластятся к тебе, чувствуя звезды, - по-доброму усмехнулся Рагот. – Грейся, Довакиин. Faad скоро развеется, а мой Голос устал. Можешь допить мой мёд.

- Спасибо, - растерянно сказал босмер. – Послушай… но это значит, что все эти победы, что я одержал, всё то, что я сделал… ничто из этого я не сделал по-настоящему? Просто такова была судьба, которая сбылась? Как сказка о великом воине, который победил всех чудовищ, потому что рассказчик выдумал его всесильным, а на самом деле таких воинов даже не может быть?

- Да, - склонил голову Рагот.

- Но это не было легко! – отчаянно воскликнул Силгвир, подавшись вперёд. – Я клянусь тебе, это не было легко! В битве с Мирааком меня спасли только союзники, которых я мог призвать даже в Апокриф, а Алдуина в Совнгарде я бы никогда не одолел без трёх героев древности, Хакона, Гормлейт и Феллдира.

- Героев? – Рагот зло прищурился. – Ты встретил предателей веры, предателей долга в Совнгарде? Прошу, скажи мне, что подлым отродьям была закрыта дорога в Зал Славы!

Силгвир запнулся. Он совсем забыл о том, что для драконьих жрецов герои Войны Драконов могут быть совсем иными.

- Ну… они ведь и правда герои. Которые принесли свободу бывшим рабам и спасли мир от Пожирателя, - неловко пробормотал он.

- Убирайся прочь, - холодно сказал Рагот. – Я не желаю слушать эту ересь. Они достойны только казни, самой страшной казни, какой ещё не видел Бромьунаар, и если Тсун пропустил их в Зал Славы, быть может, мне стоит явиться в Совнгард уже для того, чтобы сделать за него его работу!

- Я просто хотел сказать, что я не чувствую никакой великой силы, - примирительно проговорил Силгвир, - и она, даже если есть у меня, ничуть не помогла мне. А ещё в Зале Славы я видел Исграмора. И… и много всяких нордов. Наверное, среди них были и твои соратники. Это и есть ваше посмертие? Вечный пир в Зале Славы?

- Эльф не может понять, что обретает истинный сын Севера в Совнгарде, - сухо сказал Рагот. – Я не вижу на тебе печати смерти, а значит, ты попал туда путем вора, что крадется в тенях и трусливо прячется от справедливого взгляда. Только пророчества защитили тебя от должной кары.

- Разве в Совнгард открыта дорога не всем достойным? – упрямо возразил стрелок. Драконий жрец поднял на него бесцветный ледяной взгляд, и Силгвир, не сумев выдержать его, не сумел и отвести глаз – взгляд Рагота ударил его подобно копью, пригвоздив к ночным снегам.

- А ты – был достоин? Ответь сам себе, Довакиин. Ты – был достоин? Пил ли ты на триумфальных пиршествах кровь поверженных врагов? Кричали ли хвалу тебе до хрипоты твои друзья, воины и слуги? Выполнял ли ты свой долг, был ли верен ему – и что ты принес в жертву, чтобы исполнить его?

Силгвир смотрел на него – неподвижно и отчаянно.

- Нет, - наконец выговорил он непослушными губами. – Но я должен был быть там.

Рагот прикрыл глаза, позволяя ему выдохнуть и сморгнуть выступившую от жгущего глаза мороза влагу. Отвернулся.

- Ты осквернил не только гробницы Sonaaksedov. Ты осквернил нашу веру. Кара за подобное – смерть. Когда Герой исполнит всё, что предначертано Свитками, я надеюсь стать тем, кто отправит тебя в Пустоту.

Силгвир безнадежно сжал в ладонях магический огонек. Шарик затрепетал в его руках, чувствуя безмолвный гнев создавшего его мага.