- Что со мной происходит, Рагот? – тихо спросил он. – Когда погиб Алдуин, что-то изменилось во мне. Это тоже из-за Героя?

Жрец молчал так долго, что Силгвир уже подумывал о том, чтобы повторить вопрос. Но Рагот всё же посмотрел на него снова:

- Ака сам себе начало и конец. Его аспекты, Алдуин и Акатош, противоречат и противостоят друг другу. Древние Свитки – часть Ака. Написанное в них… предусматривает все возможные исходы событий вплоть до мельчайшего из них, и, возможно, это распространяется на всю бесконечность кальп. Если ты слышал хоть один нордский миф об Алдуине, то должен знать: Пожиратель миров приходит, чтобы освободить место для нового мира. Жизнь мира от рождения до пожирания есть кальпа. Остановив Алдуина, ты нарушил течение Времени, ты нарушил ход Ака. Парадокс: Древние Свитки предсказали это. Кто-то прочел Свиток и зафиксировал эту версию событий ещё до того, как она свершилась, поскольку пророчество это известно, и оно вырезано не только на Стене Алдуина, но и находится во многих книгах. Я не знаю, вина ли это змеевоинов ещё-не-случившегося, или же ты – ещё одна попытка эльфов обрушить Арену. Подумай, Довакиин… что на самом деле случилось с Атморой?

Силгвир ощутил, что его язык примерз к нёбу.

Он медленно повернул голову к морю. Иногда, днём, он видел с этого берега неясные очертания вдали – конечно, это не могла быть Атмора, но где-то за бесконечностью Моря Призраков…

- И теперь с Тамриэлем случится то же самое? – еле слышно выговорил он.

- С Тамриэлем – или с тобой. Ты знаешь, что должно быть сделано, чтобы восстановить равновесие.

- Я должен стать Алдуином.

Слова вырвались у него прежде, чем он произнес их у себя внутри. И вошли ему в сердце черным клинком – до боли, до немоты правильно.

Он не чувствовал, что это правда.

Он знал это.

Один мир должен быть уничтожен, чтобы другой начал жить. Замкнутый золотым кольцом Ака, его отец, таков – и не может быть иначе.

- А если… если Герой будет остановлен? – почти беззвучно спросил Силгвир.

- Тогда Тамриэль разрушится иначе. Я видел один мир, познавший смерть – я родился в нём и покинул его, спасаясь. За тысячи миль отсюда лежит то, что осталось от моего первого дома. Если ты думаешь, что мы не сделали всё возможное, чтобы предотвратить его гибель, оставь эти мысли при себе, если не хочешь испытать холод Моря Призраков на своей шкуре. Но единственное, на что мы оказались способны – не позволить ему исчезнуть, и то лишь потому, что на то была воля Шора и его Любовь.

Рагот замолчал, глядя вдаль, на чёрный север. Даже звёзды не горели над ним, скрытые облаками.

- И… что теперь случится?

Жрец пожал плечами.

- Не знаю. Всё уже случается. На тебе сошлось не одно пророчество, Довакиин, и это только то, что я прочел в книгах и услышал в беседах с колдунами Винтерхолда. Но если ты ищешь того, кто знает… – Рагот повернул голову, пронзительным взглядом впившись в Драконорожденного, - у Алдуина есть брат, и он направил тебя на этот путь. Ложные или истинные, но он может дать тебе ответы.

Силгвир поднялся с валуна, бережно удерживая в ладонях греющий его магией огонек. Холод уже добирался до его тела, и стрелок едва чувствовал собственные пальцы.

- Спасибо тебе, Рагот. Я ценю твою помощь. Ты не мог бы… д-дэйдра!..

Взмахнув руками, Силгвир нелепо шлепнулся на землю. Земля оказалась неожиданно теплой и приятной на ощупь, будто сплетенной из ветвей. Тель Митрин принял своего любимого гостя на редкость мягко.

- …открыть мне портал, - угрюмо пробурчал себе под нос босмер, поднимаясь на ноги. Привычки магов обращаться с теми, кто не умеет телепортироваться, определенно не относились к вежливым манерам.

Когда-то Герой приходил, чтобы сражаться с Чудовищами. Когда-то – кажется, тысячу лет назад – его вели по этому пути те, кто не открывал Герою всей правды, поскольку ему не нужно знать её, чтобы побеждать Чудовищ.

Сейчас она обернулась против него, потому что те, кто использовал его как оружие против неизбежности, не приняли во внимание, что некоторые нерушимые законы остаются нерушимы всегда. Глядящие в Древний Свиток ужасаются остроте лезвий мотыльковых крыльев. Чувствующие вязь пророчеств склоняют голову перед громом Барабана Рока.

Мудрый Волшебник прячет знающую усмешку в аромат чая, пока Колесо мучительно медленно проворачивается, меняя местами концы Оси и на несуществующее мгновение становясь Башней. В его глазах – любопытство, поскольку он предвидел это ещё тогда, когда Герой только готовился к схватке с Чудовищем.

Герой, или Чудовище, или Герой и Чудовище решает: время задать вопросы и потребовать плату за ложь.

Что до Жреца…

- Ты Позвал, - говорит Валок на Довазуле, глядя на старшего жреца перед обрывом, за которым лежит только бескрайнее море вечного холода.

Он подходит ближе.

- Атмора откликается тебе?

Рагот качает головой.

- Я не могу пробиться сквозь безвременье. Атмора мертва, и мои воззвания к ней – не более, чем безудержная надежда о возвращении забытых снов. Но я готов.

Валок ждёт.

Меч Исмира поднимается с земли медленно, тяжело, будто мороз заковал его тело в сталгрим, но Страж уважительно опускает взгляд на мгновение, когда Рагот глядит на него в упор.

- Я отдам тебе всё, что ты пропустил в войне, и всё, что узнал, когда был пробужден Последним Драконорожденным. Используй мой дар с умом, - говорит Рагот.

- Я ценю твою щедрость, - тихо отзывается Валок, ибо память и знание – дар стократ дороже золота и крови.

И тогда Рагот Произносит Слово: Vahrukt.

И Vahrukt высекает себя на льду, взметая сверкающие крошки и испаряя снежную пыль; Vahrukt сияет и звенит безграничным знанием, Vahrukt зовёт того, кто сможет Прочесть Слово. Валок вдыхает его с останавливающим кровь ледяным воздухом, и Vahrukt становится им.

Валок идёт по морю крови своих врагов.

Валок Кричит над могилами своих друзей.

Валок слышит Голоса братьев и сестёр в последний раз.

Валок из страха и отчаяния вынуждает свободного правителя стать слугой.

Валок убивает своих людей.

Валок видит, как его вера рушится в прах.

Валок видит, как умирают его боги.

Валок видит в кошмарах, как горит его дом, оскверненный обезумевшими рабами.

Валок видит в куда худших кошмарах, как сгорает и обращается в пыль последний Монастырь.

Валок взывает к силе – но её больше нет, впервые за столетия всесилия её нет.

Валок чувствует страх.

Валок чувствует горечь на своих губах.

Валок опозорен навеки, и, даже омойся он в Море Призраков с кровью вместо воды, его позор останется с ним навсегда.

Валок позволяет себе надеяться, потому что больше ничего не осталось.

Валок умирает в стыде и горечи поражения, и в нём и вокруг него – лишь чёрная пустота.

Валок просыпается и понимает, что худшие из его кошмаров, те, что сделали из него труса, сбылись четыре тысячи лет назад и с тех пор были явью.

И он ничего

ничего

ничего

уже не может с этим сделать.

Потому что он проиграл четыре тысячи лет назад.

Потому что его позор связал его крепче магии, крепче колец Ака, и только долг, которого больно даже касаться мыслью, удерживает его от того, чтобы вернуться домой в последний раз и исчезнуть в безвременьи.

Валок выдыхает.

Он глядит на грубые ножны, которые протягивает ему Меч Исмира.

- Теперь ты знаешь, - резко говорит Рагот, отсекая льдом голоса последнее эхо воспоминаний. – Ты знаешь, почему я призвал именно тебя, Страж, победитель и палач Первого Драконорожденного. Я связан клятвой с Последним.

Валок смыкает пальцы на ножнах, и сталь внутри поёт, очищаясь от ржавчины и тлена, возвращая себе силу жара кузницы шелкопрядов и ударов луномолота своего создателя.