- Rah skemrot von premi. Я должен бы насадить тебя на колья и дать живого склевать воронью. Но хорошо. Я буду говорить на тамриэлике о том, что нельзя на нём высказать, если так тебе будет понятней.

- Спасибо, - облегченно поблагодарил Силгвир. Искренность в его голосе удивила даже его самого. Воистину, общение с Нелотом и позже с воскрешенным драконьим жрецом открыло в нем бездны терпения.

- Ты знаешь, что такое звёзды?

- Дыры в Этериус, - незамедлительно ответил Силгвир. Это он узнал в Коллегии; на его родине были куда более красочные представления о сверкающих огоньках, которые можно было разглядеть, лишь покинув джунгли или поднявшись на самые вершины крон гигантских деревьев.

- Созвездия?

- Много звёзд? – уже не так уверенно предположил Силгвир.

- Целестиалы?

- Ну… Нелот говорит, что я Герой, а Герой – Целестиал. И они вроде бы как-то тоже связаны со звёздами, - честно сказал стрелок. Рагот вздохнул.

- Его слова не врут, хотя лучше бы он оказался трижды лжецом. Тогда – слышал ли ты о Vusrii? Это значит… «суть Арены», хотя об истинном значении этого слова можно рассказывать дольше, чем о Ночи Слёз.

Слово не показалось Силгвиру слишком звучным, но он благоразумно решил не упоминать об этом и просто покачал головой.

- Красном… как же называли его простолюдины… леденце? – не слишком уверенно спросил Рагот. – Нет? Многое было потеряно за время великих войн… хорошо, я расскажу тебе о Целестиалах с самого начала, раз мёд вытащил из меня это глупое обещание. Слушай внимательно, Довакиин, я не буду повторять дважды.

Атморец снова отхлебнул мёда и медленно двинулся вперёд, к проходу между скалами.

- Я не был ещё рождён, и на берегах Атморы ещё не было рубцов от наших мечей, когда первые люди уже сражались с эльфами за право власти и превосходства. Эльфы возводили Башни на суставах мироздания, чтобы вернуться в Стремление Изначального, в ноль-стазис. Надменные самоуверенные глупцы, мы смеялись над их старательным упорством фанатиков. А люди в те времена… люди были людьми. Жадными до крови, жадными до силы, жадными до власти. Но люди не желали посвящать свою недолгую жизнь толкованиям всепервого сновидения в попытке вникнуть в его суть, равно как и не желали уничтожать сами себя или ходить по следам богов в надежде стать такими же. В то время, когда росли новые Башни и новые Доктрины, люди решили достичь силы духов изначального созидания путём анти-стазиса, первовторой изначальной сути.

- Люди – атморцы?

- Нет. Вы называете тех людей недами. Первыми недами. Они нашли способ извлекать эссенцию самой сути Арены. Она представала в виде минерала. Я не знаю, что именно они делали, какие эксперименты проводили… знаю, что было много смертей, прежде чем они добились результатов. Вначале опыты были со зверьми. Затем – с призванными из Забвения. Люди сотворили низших целестиалов, чудовищ, которых не могла сдержать целая армия. Им понравилось это. Тогда величайшие из них опробовали силу Vusrii на себе.

Силгвир напряженно приподнял кончики ушей, легко догадавшись о несказанном.

- И они стали богами?

- И да, и нет, - неторопливо ответил Рагот. – Такие истории всегда – и да, и нет, и или да или нет, в них не бывает единого завершения. Даже глубинные эльфы не смели с подобной наглостью менять чертежи Магнара по своей прихоти. Я не знаю, сколько сильных рискнуло сломать природу Арены, но удалось это троим и – наполовину – четвертому. Они не стали богами, но оставили худшее от людей и взяли худшее от богов.

- Что именно – худшее?

Жрец помолчал.

- Когда я думаю об этом всерьез, я благодарю небо за то, что являюсь лишь Голосом бога на Арене смерти. Боги несвободны, Довакиин. Боги никогда не были и не будут свободны, поскольку свободу даровал людям обман Не-Змея. Vusrii приковал Целестиалов к Арене, и они стали с начала начал и навсегда её частью. Стражами NIRN. Тремя и четвертым главными созвездиями: Воином, Магом, Вором и Змеем. Целестиалам неведомо самосознание, они лишены личности, кроме отпечатка собственного аспекта, диктующего способы их влияния – цель же их всегда остаётся одинаковой. Воин, Маг и Вор стремятся сохранить равновесие на Арене. Змей стремится его уничтожить. Мне всегда была любопытна эта парадоксальная связь Ака-Лхана и сходства разности их аспектов, но я был слишком занят войнами, чтобы часто обращать взгляд к звездам.

- Воин, Маг, Вор, Змей, - повторил Силгвир. – Никакого Героя.

Рагот усмехнулся.

- Целестиалы не всегда сияют на сфере Обливиона, Довакиин. Воин, Маг и Вор всегда должны оставаться там, но Целестиалы легко могут принимать форму смертных, могут бродить по Арене веками и тысячелетиями. Некоторые из них незаметны, некоторые сотрясают Нирн до основания. Таков Герой. Он связан одновременно с каждым из трёх и четвёртым Целестиалом, и, возможно, свою силу и свои некоторые свойства берет от них в зависимости от необходимости. Сейчас я вижу в тебе черты Воина, но не Мага; возможно, в иной Эре Герой был другим.

Дорога, которую выбрал драконий жрец, привела их к одному из древних нордских строений – и Силгвир запоздало узнал в ней заставу Сиринга, ныне служившую местом упокоения одного из неживых мертвецов. Напряженно вслушавшись в горный ветер, босмер привычно потянулся было за спину, но тихо ругнулся: лук и колчан со стрелами остались в Тель Митрине, как и всё его оружие.

- Тут драугры, - предупредил Силгвир, оглядываясь на Рагота. Жрец задумчиво посмотрел на него.

- Скажи мне, Довакиин. Тебе и правда не приходило в голову, что, если не нарушать покой кургана, который они охраняют, то им не будет до тебя дела?

Силгвир не нашёлся, что сказать. Впрочем, Рагот и не ждал его ответа. Оперевшись ладонью на обледеневший камень стен, высоким полукругом окаймляющих захоронение, он разглядывал чёрно-снежную даль.

- Зачем ты привёл меня сюда?

- Я мог открыть портал только к кургану Сиринга, поскольку я бывал здесь четыре тысячи лет назад, и я знал, что окрестности его хранят защитные чары, которые не дадут ему исчезнуть во времени. Держись рядом со мной, стражи кургана помнят тебя и захотят убить.

Силгвир не стал спорить и послушно юркнул ближе к драконьему жрецу, напряженно косясь на драугров вдалеке. Голубые огоньки неживых глазниц яркими точками светились в ночной темноте, недобро разгораясь ярче с каждым шагом чужаков по земле, принадлежащей мёртвым.

- Рагот, - тихонько выдохнул босмер, когда драугр-лучник на возвышении сжал в пальцах стрелу. Драконий жрец в ответ спокойно положил ему руку на плечо, вынуждая идти по-прежнему медленно.

- Ты под моей защитой, Довакиин. Они не тронут нас.

Несколько десятков шагов по заснеженной площадке перед лестницей, ведущей к саркофагу древнего воина, были хуже всех странствий по Апокрифу. Силгвир вздрогнул, когда Рагот остановился, уже почти перейдя назримую границу, за которой драугры не трогали чужаков.

- Ahmikiil los zinaal ahrk fen kogaanofaan, - произнес он, повернувшись к лучнику-дозорному. – Aal koraavheyviil fen junkei. Zuli ahrk kogaan do Ysmir voth hi. Rahgot Sonaaksedov lost Tinvaak.

Голос отзвучал в завываниях ветра, разбился о скалы и растворился в ледяной завесе ночи. Драугры неподвижно смотрели на них с каменных стен.

Пока один из них не ответил – салютом.

Ветер донёс до них лязг щитов о камень, грохот латных перчаток о доспех, когда мёртвые один за другим нескладно откликались драконьему жрецу, признавая правителя. Рагот склонил голову, принимая ответ, и, развернувшись, двинулся прочь от заставы на север.

- Что ты им сказал? – тихо прошептал Силгвир, спиной ощущая растворяющиеся в темноте горящие голубым огнём взгляды.

- Их верность и их служение достойно награды. Я подарил им благословение Исмира. Пусть крупицы его силы помогут им выстоять до того дня, когда каждый, кому обещано было возвращение, проснётся вновь на земле смертных.

- Ты хочешь вернуть в Нирн весь свой народ?