Лицо Валока посуровело.

- Не обвиняй меня ложью, Меч Исмира, ибо ты знаешь и сам, что это ложь. Магия вернувшегося Мираака обманывала моё чутьё, не позволяла восстать, пока не явился чужак в мою гробницу – но я был повержен им. Обвиняй меня в слабости – в том мой позор, и я принимаю его. Но не смей обвинять меня в малодушии и предательстве.

- Каждый из нас опозорен навеки, - глухо ответил Рагот. – Ты слышишь Черные Книги в этой башне? Их склизкие щупальца опутывают мои мысли, туманят рассудок, каждое мгновение я чувствую, как Херма-Мора пытается сломать мой щит и сделать меня своим рабом. Эти Книги собрал Драконорожденный для сумасшедшего старого волшебника – расскажи, Довакиин, как ты надругался над покоем мертвых ради них!

- Черные Книги хранились мертвыми предателями, а двемеры ни за что не отдали бы подобное знание в руки недостойного, - подтвердил Валок, пристально глядя на Силгвира. Тот неловко пожал плечами.

- Откуда мне было знать? Ты обвиняешь меня в преступлениях против своего мира, Рагот, но твой мир погиб четыре тысячи лет назад. Сейчас некромантия – преступление, а упокоившие нежить считаются героями.

- Нежить? – переспросил Валок. В голосе его клокотал гнев. – Так нас называют сейчас?

- Люди Севера потеряли обыкновенную магическую грамотность, - покачал головой Рагот. – Для них нет разницы между ползущим по пустыне, умоляющем о глотке воды, и силой призванным из посмертия трупом. Будь проклята эта эпоха… я утоплю ее в крови.

- Послушай, - отчаянно начал Силгвир, подавшись вперед, - подумай об этом. Ты вернулся в Нирн спустя четыре тысячи лет, когда драконий культ исчез ещё при твоей жизни. Чего ты ожидаешь от людей, которые забыли о вас – и забыли о смертях и войнах, причиной которых вы были?

- Ты не знаешь о той войне ничего, Довакиин, - тихо сказал Рагот, впившись в него острым, бешеным взглядом. – Ничего. Преступления, подобные тому предательству, не смыть даже смерти. Ты не знаешь, каково было величие Бромьунаара, ты не видел воителей и магов древности, состязающихся в испытаниях силы и доблести, ты не слышал, как чествовали Dov – и как они награждали лучших из лучших. Всё вокруг нас – это отголоски жизни, угасшей четыре тысячи лет назад. Я пришёл в Винтерхолд, обитель знаний Скайрима – и увидел разрушенный город с крепостью невежд, немногим более тебя искушенных в магическом искусстве. Наши города простояли четыре тысячелетия, и никто не осмелился нарушить их покой – до тебя, Lokrovaniik. Не это ли доказательство, какой мир лучше? Твоим миром правят рабы. Нашим правили герои.

- Рабы стерли айлейдов с лица Нирна – чего не смогли сделать вы. Рабы построили Империю, и она возрождалась не раз, уже будучи уничтоженной, - возразил Силгвир. Рагот усмехнулся.

- По крайней мере, ты знаешь историю собственного мира. Но тогда ответь мне, Довакиин: кто вёл восстание против айлейдов? Кто был клинком в руках Ал-Эш, и кто был ее щитом?

Валок кашлянул.

- Я не понимаю ни слова, - сообщил младший жрец. – Что случилось с народами эльфов?

Рагот не успел ответить – Дровас подошёл к столу с несколькими темными бутылями. Жрец подозрительно прищурился.

- Пепложгучий мёд, - коротко сказал Дровас. – Мастер Нелот всё равно его не пьёт, а в «Пьяном нетче» иногда продают…

- Считай, что ты расплатился за свою медлительность, слуга, - изрек Рагот, немедленно забирая одну из бутылей. – Тьма меня забери, я не пил мёда четыре тысячи лет… vahzah kogaan do Brom!

Валок одобрительно хмыкнул. Дровас с облегчением убрался прочь, оставив Силгвира наедине с драконьими жрецами. Босмер грустно приопустил кончики ушей, глядя, как содержимое бутылей покидает своё долговременное пристанище: проведя немало времени в Скайриме, Силгвир отлично знал, что следует у нордов за распитием мёда.

- Daar zeinludren du mul ol okaaron du okaazdaar, - пробормотал Рагот, блаженно прикрыв глаза. – Fendaan krii zos.

- Tiid lost ni aaz, - добавил Валок, с наслаждением утирая усы. – Добрый мёд.

- Vahzen. Как он назвал трактир, «Пьяный нетч»? – Рагот с сожалением посмотрел на уже полупустую бутыль в своей руке. – Жадность эльфов воистину не знает границ. Клянусь головой, у этого подлого червя есть ещё мёд, но он оставил его себе.

- Не как в Совнгарде, - скорбно согласился младший жрец. – Fun Zey do faal Kein ahrk usnutiid do fin mindun. Zu‘u los koraavnu ko daar lein.

- Ni tul, - отрицательно качнул головой Рагот. – Zu‘u vorodraan.

В глазах Валока на миг мелькнуло удивление, но жрец проглотил его вместе с мёдом.

- Я не стану оставаться в этой башне, Рагот, - твёрдо сказал Страж. – Мне чудится взгляд Херма-Моры в каждой тени здесь, а видения Апокрифа налипают на дух, как нетчева слизь на клинок. Я слишком слаб, чтобы дразнить Демона сейчас. Я разделю ужин с тобой, но потом уйду.

Рагот кивнул, ничуть не удивившись.

- Я услышу тебя на другом конце Мундуса, mulzeymah.

Валок исполнил свои слова в точности. Силгвир, поколебавшись, хотел последовать за ним – после сегодняшнего дня он не намеревался позволять драконьим жрецам разгуливать по Скайриму без присмотра, но Рагот остановил его жестом.

- Он не причинит зла людям Солстхейма, - спокойно сказал старший жрец. – Дай ему восстановить силы и побеседовать со своей землей. Ты дитя Зелени, мы дети Холода, но наша связь с ним так же крепка, как твоя – с Костями Леса. Обрати свой гнев на меня, Валок не заслужил его.

Неожиданно усталый и тихий голос Рагота отрезвил его, и Силгвир, помедлив, вновь опустился за стол.

- Я сожалею о том, что вернул тебя к жизни, - помедлив, искренне сказал стрелок. Дернул ухом. – Твоей клятве верности грош цена.

Глаза Рагота сверкнули, но он не двинулся с места.

- Лучшие из Dov сражались за то, чтобы я принес им присягу служения, Довакиин.

- Я – лучший из Дов, и мне она не нужна, - зло бросил Силгвир. – Ты обманул меня дважды. Я поверил тебе, что ты не причинишь вреда живущим здесь людям – ты без колебаний убил тех, кто не сделал тебе ничего плохого. Они не твои рабы, Рагот! Приноси в жертву своих драугров из Форелхоста!

Драконий жрец покачал головой.

- Невежество говорит твоим языком. Обуздай его и не оскверняй воздух глупостями.

- Ты обещал помочь мне, но ты даже не сказал мне о том, что именно здесь, в Тель Митрине, наиболее сильно влияние Хермеуса. Ты можешь ненавидеть меня – за то, что я вошел в твой драгоценный Форелхост, за то, что унизил тебя этой дурацкой присягой, за убитых драконьих жрецов, за то, что я эльф – но, проклятье, подумай, что будет, если Хермеус завладеет мной! Ты сможешь остановить меня, Рагот?

- Убить, - спокойно уточнил атморец. Устало потер пальцами лоб. – Довакиин… дело не в Херма-Море. Я не знаю, что за игру ведет Садовник в этот раз, но он обменял Мираака на тебя – если действительно Мираак мертв, а не вернулся в Апокриф. А Мираак… проклятый тамриэлик! Разве можно сказать о нём на этом неповоротливом языке! Мираак был предателем, но он был неостановим, как штормовая стихия на пике своей ярости, светел, как молния в самой черной ночи, он был ярче северного ветра Магнара и острей лучшего из наших копий. Я знал, что со временем и мне придётся склонить голову перед его силой: даже моя мощь уступала могуществу крови дракона. Но он был слишком нетерпелив, слишком, слишком… горд. Он был человеком, но счел себя равным Dovah, равным Алдуину. За свою дерзость он был обречен на казнь. Он – и те, кто пошёл за ним. Глупец, он мог стать величайшим из всех правителей людей, но он продал себя Херма-Море, поддавшись его обещаниям. Теперь его место занял ты, Dovahkiin. Не драконья кровь в твоих жилах манит Садовника. Не души драконов рвут тебя на части.

Силгвир непонимающе заморгал.

- Но…

- И я говорил тебе, что волшебник Тельванни знает об этом.

- Но что тогда со мной происходит?

Рагот вздохнул.

- У меня закончился мёд, а вести такой разговор без мёда мне неохота. Если ты найдешь ещё бутыль, я расскажу, а если нет – я буду отдыхать.