Ответы Клауса на пассивно-агрессивные послания брата были либо:

«Я скорее умру из-за Майкла, который вырвет мне кишки голыми руками, чем из-за печеночной недостаточности, но спасибо!»

Получая в ответ:

«Это абсурд, Никлаус. Он определенно использовал бы охотничий нож.»

или

«ПЕРЕСТАНЬ ПОСЫЛАТЬ КОЛА ШПИОНИТЬ ЗА МНОЙ!»

«Тебе никогда не приходило в голову, что иногда, когда люди смотрят на тебя, это означает, что они просто заботятся?»

Добравшись туда, несмотря на то, что до закрытия оставалось еще целых десять минут, он обнаруживает, что табличка «закрыто» на двери уже повернута. Кроме того, он видит Кэролайн и Энзо внутри, и они там… Танцуют?

Клаус останавливается, его мысли немного путаются. Он не слышит песню, играющую внутри, но это вряд ли имеет значение. То, как Кэролайн двигается, закрыв глаза, откидывая волосы, двигая бедрами и руками — просто безумие. Он всегда представлял её, как светящегося изнутри ангела, но то, как она плавно двигается вверх и вниз, выглядит слишком грешно, и Клаус… ну, он думает, что теперь она нравится ему еще больше, если это вообще возможно.

Его горло медленно двигается, когда он глотает, во рту внезапно пересохло. Как бы ему не хотелось мешать, но он определённо хочет попасть туда.

Клаус стучит по стеклу несколько раз, потом все сильнее и сильнее, пока Энзо, наконец, не замечает его. Он толкает Кэролайн, указывая на дверь. Клаус машет ей, а блондинка раскрывает руки в воздухе, широко улыбаясь. Он не слышит ее, но может прочитать свое имя по ее губам. Энзо впускает его.

— Эй, приятель! Ты как раз вовремя!

Клаус хмурится от его восторженного приветствия; должно быть, он пьян.

— Вовремя для чего?

Энзо бросает на него укоризненный взгляд.

— Ты не знаешь? Я разочарован в тебе, Никлаус!

— Энзо! — Кэролайн что-то невнятно бормочет, отчего Клаус уверен, что они выпили уже ни одну стопку алкоголя. — Не говори глупостей. Он не должен знать, я никогда не говорила ему.

— Никогда не говорила мне о чем?

— У неё сегодня шикарный день рождения, ленивый мерзавец. Не могу поверить, что ты не знал.

Клаус широко распахивает глаза, глядя на Кэролайн. Она только пожимает плечами.

— Мне очень жаль.

— Не надо. Откуда тебе было знать?

— Он мог бы спросить, как нормальный человек…

— Энзо! — Кэролайн шикнула на него и повернулась к Клаусу. — Все в порядке. Я рада, что ты здесь. У нас есть торт! — она указывает на уже разрезанную сладость позади себя. — Темный шоколад с ванильной глазурью. Энзо приготовил его.

— Прошу прощения, но я его немного перебил.

Кэролайн хихикает, подзывая Клауса.

— Ну же! Съешь немного. Хочешь выпить? Мы пьем текилу, но я могу смешать тебе злую ирландскую.

Клаус чувствует себя странно неполноценным. Кэролайн делает все возможное, чтобы заставить его почувствовать себя частью праздника, но он не может… Он был здесь сегодня утром, разговаривал с ней целых двадцать минут и понятия не имел, что у нее день рождения. Клаус не экстрасенс, но Энзо прав — он мог бы просто спросить.

— Мои извинения, любовь моя, — тихо говорит он. — С днем рождения.

— Спасибо! Теперь текила или что-нибудь другое?

— И… Я не могу остаться.

— О, — улыбка тает на ее лице.

— У меня есть работа и… На самом деле я просто собирался захватить что-нибудь с собой домой.

— О, хорошо. Что ж, я могу приготовить тебе…

— Нет, пожалуйста, — он держит Кэролайн за руки, чтобы она не отодвинулась. — Сегодня твой день рождения.

— Клаус, — тихо произносит она, глядя ему прямо в глаза. Трудно определить, что этот взгляд делает с ним. — Ты не клиент, ты мой друг. Я не против приготовить тебе что-нибудь даже в мой день рождения.

Друг.

Его сердце падает в груди.

Он наклоняется и быстро целует ее в щеку.

— С днем рождения, Кэролайн, — говорит Клаус и выскакивает за дверь.

========== Часть 6 ==========

Прошлой ночью Клаус проспал два часа, и только часть из них из-за работы. Он был в таком состоянии духа, что ему удалось эффективно сделать все, что нужно было закончить. Вот только после этого, даже не выпив ни капли кофе, ему все равно не удалось уснуть.

Друг. Кэролайн называла его другом.

Он не знает, чего именно ожидал, и почему это слово вдруг заставило его почувствовать себя так неловко. Как еще она могла его назвать? Он должен быть благодарен ей даже за то, что она относится к нему с таким уважением, потому что из него обычно выходит чертовски паршивый друг.

Клаус даже не знал, что сегодня ее день рождения. То, что она видит в нем друга, свидетельствует о ее добром сердце и нраве.

Клаус вел себя не более чем как постоянный клиент, как и многие другие. Может быть, Кэролайн считает их всех друзьями. Может быть, она даже Элайджу называет другом.

Почему это слово так сильно давит на него? Почему это его так беспокоит?

Не сумев перестать ворочаться в постели со всеми этими богомерзкими мыслями, грохочущими в его подсознании, Клаус встал и пошел в свою студию. Он не знал, что хочет сделать, пока не сел со своим блокнотом и карандашом и не начал рисовать. Это было бессмысленное занятие, попытка выпустить пар, но прежде, чем он успел осознать это, его взгляд уставился на тонкие линии лица Кэролайн.

В этом мире не так уж много вещей, в которых Клаус мог бы по-настоящему преуспеть. Одно из немногих исключений — искусство. Он довольно опытный художник. Клаус экспериментировал почти со всем, балуясь несколькими стилями и темами, но то, чем он всегда был по-настоящему увлечён — это рисование людей. Видите ли, это иронично, потому что он ненавидит людей, но в этом-то и заключается истинная красота.

Люди раздражают, бесят, и их невозможно контролировать, но когда он фиксирует их на бумаге, они становятся его. Клаус считает, что лучший способ понять кого-то — это нарисовать его. Тогда он улавливает то, что в них выделяется, это его личный способ перевести то, что он чувствует и видит. Это удобно для мыслей, эмоций и впечатлений, которые часто слишком сложны для обработки вспыльчивой головой Клауса. Вероятно, поэтому он предпочитает в качестве своих натурщиков тех людей, которые на самом деле интригуют или забавляют его. Люди, которые что-то значат.

В детстве он постоянно рисовал своих братьев и сестер. Сидя в углу дома, скрытый от посторонних глаз, Клаус рисовал их, когда они этого не знали. Элайджа и Кол, конечно, но больше всего Ребекка. Было непросто уловить движение ее длинных волос, то, какой выразительной и открытой она была. Стоицизм Элайджи и дерзость Кола требовали гораздо менее утонченных навыков.

Он с самого раннего возраста знал, что хочет поступить в художественную школу. Но Майкл, конечно же, даже слышать об этом не хотел. Это был, пожалуй, один из самых судьбоносных разговоров в его жизни, и длился он меньше пяти минут.

— Как ты собираешься платить за художественную школу? — спросил Майкл. — В самом деле, как ты думаешь, сможешь ли ты вообще ходить в школу, если тебе придется работать, чтобы заработать себе на жизнь? Если, конечно, не хочешь спать на улице. Может, ты и сын подлого подрядчика, но ты носишь мое имя, и я не позволю тебе опозорить его своим искусством. Ты можешь либо поступить, как твои братья, и попытаться доказать, что достоин крыши над головой и еды, которую я кладу тебе на тарелку, либо ты точно знаешь, где находится дверь.

В шестнадцать лет Клаус мало что мог сделать. Мысль о том, что он останется один, потеряет Элайджу, Ребекку и Кола, пугала его больше, чем ненависть Майкла — к ней он уже привык.

Его таланты были сведены к простому хобби. Вчера вечером, однако, это помогло ему придумать подарок для Кэролайн. Он долго и напряженно думал, что бы ей подарить, в голову приходило множество идей — браслет? Платье? Современная эспрессо-машина? Ничто из этого не казалось достаточно оригинальным или особенным. Тогда он решил дать ей возможность заглянуть в свой собственный разум, в то, как он видит ее.