«Вивисекция. По зацелованному и заласканному…» Вивисекция. По зацелованному и заласканному Резать лезвием для расчленения мёртвого, А оно совершенно живое такое, и брассом ко дну Ни в какую. И только в спирали боли завёрнуто. Отчаяние. Кричишь, а это лишь эхо вчерашнего шёпота. Когда не могли наглядеться, надышаться друг дружкой. Прости меня. Нет и не будет во мне такого опыта — Убивать в себе вымоленное, животворное, самое нужное. Ожидание. По клетке суток, сквозь прутья твоих терзаний и домыслов Перемещаясь то вскользь, то стремглав, как зверюга, Я всё равно, всё равно повторяю про божий промысел… И что, как ни режь, ни беги, а нам не отрезаться друг от друга. «Вот послушай, как я, например, бы сегодня с утра хотела…» Вот послушай, как я, например, бы сегодня с утра хотела Одеться в траву и листву, что вспыхнула, но так и не долетела До земли – столь ленивой, сырой и на всё для меня готовой. Например, я бы не прочь до темна оставаться такой фортовой, Наделённой всесилием гор и грозы коренной мальфаркой, Управляющей долей людской, словно гейзерной кофеваркой. Посидеть и попить вина возле озера облаков и тумана. Я бы, кроме того, желала на выдохе послевкусия хризантем и тимьяна. Да ладно, поверил? На самом же деле мне более чем довольно Умения любить гул моих шагов, уходящих прочь от всего, что больно. «А знаешь, не зря весна…» А знаешь, не зря весна Рифмуется с «влюблена». Лимонница, клевер, дрозд. Окончен Великий Пост. Глядишь, и решит тоска Дуло убрать от виска. Виски растопит лёд. Вылижет ранку йод. Мёдом ответит май. Дурочка, дров не ломай. Не разжигай костра. Не ворожи до утра. Хворост иллюзий скор — Вспыхнет наперекор Опыту, логике. Счастье на волоске Будет плясать в зрачке Проклято, знамо кем. Но ты у себя одна. Взвинчена, голодна. Пьяный возница спит. Дверь ни одна не скрипит. В скважине плачет ключ. Что же ты, не канючь. А знаешь, не зря весна Сбудется… и хана. «Девочка вышла после премьеры…» С благодарностью незнакомой юной барышне, плачущей после просмотра фильма «Нелюбовь» Андрея Звягинцева Девочка вышла после премьеры. Девочке не до бабла и карьеры. Девочка плачет. Пылает закат. Ветер срывает и гонит плакат. Сердцу неймётся на уровне горла. Кадры сквозь память проходят, как свёрла. Страшная сказка. Химера. Тоска. В жизни иначе всё наверняка. Это немыслимо. Это жестоко. Гукает полночь в трубе водостока. Мать людоедка. Отец вурдалак. Девочка фильму не верит никак. Первую пару с утра прогуляет. Ну а пока из друзей удаляет Тех, кто не плакал, кто ленту листал. Ветер, как боцман, наверх всех свистал — Всех обездоленных, лузеров, жертв. Девочка, взвинченная, вся на нервах. Взмоет, порвёт чёрных туч кружева. …значит, душа хоть едва, но жива… «Глаза наполнить красотой…» Глаза наполнить красотой, И вдохновенье на постой Впустить, как втайне беглеца. За ослепительной чертой, Невыносимо золотой Медалью, точкой невозврата Неповторимого заката Принять поэзию конца. «Переверни меня быстренько со спины на живот…» Переверни меня быстренько со спины на живот. В песочных часах песчинки танцуют то «русского», то гавот. Надсадно грохочет памяти мусоропровод. А на лопатках продольные два разреза Кровоточат и ноют. На шрамы, конечно же, наплевать. Я застилаю условности, как дачную бабушкину кровать. Ведь чище и лучше вырезать, чем вырывать Хвосты и крылья, как теза и антитеза. Поведи меня за руку через осенний Миусский парк. Раз для нас Пелевин, как для родителей Эрих Мария Ремарк, Судьбоносным кажется каждый по ходу движения знак, И мы выбираем движение по спирали. Нашим душам-монадам Андреев, Ницше и Гумилёв Наподдали живительных пенделей в виде слов, И силков понаставил внутренний птицелов, Ну и мы с удовольствием в них попали. Они Нет – и не надо. Серым по чёрному Кружится глобус. Люди расходятся. Что за отрада — Сон заключённому. Сорванный голос. Стылая звонница. Я – не они. Шаткая лестница. Шаг на весу. Грохот молчания. Ты не вини. Блажь. Перебесится. Я принесу Боль узнавания. Нет – и не стоит Ждать и подгадывать. Небо не хочет. Люди встречаются. Дело простое — Вместе поглядывать, Как после ночи День начинается. «Ты говоришь, я мечтательница и оптимистка…» Ты говоришь, я мечтательница и оптимистка. Да, но только когда ты так далеко и так близко. Я старательница золотого прииска; И, как выяснилось, я неистово неутомима. Раньше всё карандашный абрис да уголь; Чёрно-белая графика, один сплошной угол. И среди других неваляшек и кукол Неожиданно чернела моя пантомима. А теперь, когда ты спишь рядом так чутко, Что от дрожи ресниц можно лишиться рассудка, И ждущая хлеба на пруду детства утка Неповторимее долгожданного звездопада, Ты говоришь «ненаглядная моя девочка», И вращается время головокружительно, как в тире тарелочка. И местами меняются разом потолок и стеночка, И ничего в мире больше нет и не надо. |
