Ангелы, оставшиеся на Небесах, не помнили Падших. Это Кроули знал от Азирафаэля, ибо данная неловкая тема всплыла однажды в одном из их нетрезвых разговоров. Однако он был единственным демоном, владевшим подобной информацией: все остальные считали белокрылых надменными снобами, не желавшими иметь ничего общего с теми, кто некогда осмелился пойти против небесной кабалы. Знал Кроули и о том, что когда-то у Вельзевул с Гавриилом были вполне неплохие отношения, и, будь она понастойчивее, а он поподатливее, то Пасть бы ему вместе с остальными. Однако Гавриил устоял, и подобно всем оставшимся, обо всем забыл. Вельзевул же не забыла — и не простила.
Нет, такую рыбу Повелительница Мух из своих сетей не отпустит. Кроули просто нечего предложить ей такого, что перекрыло бы удовольствие от помыкания главным архангелом, не говоря уж про разгребание потенциального заговора.
— Это безнадежно, — произнес голос вслух, и Кроули машинально кивнул, не сразу сообразив, что это был не его голос.
Азирафаэль, разумеется, думал примерно в том же самом ключе. При виде того, как Гавриил добровольно, твердо и решительно сжимает в своей руке обманчиво миниатюрную ладошку Вельзевул, он тоже понял, что никакие разговоры не исправят ситуацию.
— Я себе Вельзевула… Вельзевул представлял немного по-другому, — произнес Джон явно с намерением снизить напряжение, которое казалось ощутимо густым. — Как минимум — не женщиной.
— Она и не женщина, — машинально отозвался Кроули. — Мы все — и ангелы, и демоны — не имеем собственного пола, а пол физической оболочки никому из нас не важен.
— Но она выглядит как женщина, — не согласился Джон. — А ты предпочел снова стать мужчиной после того, как забрал письма.
Кроули раздраженно скривился.
— У меня это вопрос привычки, — заявил он. — На протяжении большей части человеческой истории именно мужчины были куда более свободны в передвижениях, а главное — им всегда наливали любое пойло без всяких лишних вопросов. А когда я женщина, нас с ангелом вечно принимают за парочку.
Он не заметил, как Джон с Гарольдом многозначительно переглянулись. Кроули и в голову не приходило, что при внешности Азирафаэля их принимают за пару куда чаще, когда демон находится в мужском обличии.
— Я обратил внимание, — осторожно заметил Финч, — что вы с мистером Феллом и про бога говорили «Она». Я что-то не так расслышал, или же…
Кроули бросил взгляд на Азирафаэля. От него не укрылось смущение ангела, и ему оставалось лишь надеяться, что его собственное не столь бросается в глаза.
— О, видите ли… — начал Азирафаэль, — здесь дело несколько в ином. Бог, насколько мне известно, никогда не вмещала себя в человеческую оболочку. Ей просто этого не надо. Что же касается нас…
Он глубоко вздохнул, а потом чуточку спокойнее продолжил:
— В изначальном языке не было родов. Да, — пояснил он, перехватив вопросительный взгляд Гарольда, — в том языке, на котором говорили ангелы еще до создания Земли. Как Кроули верно сказал, ни у кого из нас нет собственного пола, а ни человек, ни даже животные еще не появились. Нам было просто незнакомо подобное разделение. Однако, много позже, когда мы оказались на Земле, среди людей, и заговорили на человеческих языках, то, думая про Нее, мы произносили «Она», ибо…
Азирафаэль слегка покраснел, и Кроули, фыркнув, демонстративно скрестил руки на груди и отвернулся. Рука ангела дрогнула в попытке прикоснуться и разбить эту напряженную позу, однако опустилась, так и не достигнув цели.
— Ибо мы увидели, — сглотнув, продолжил Азирафаэль, — как матери дают жизни своим детям. Нас, конечно, создавали совершенно по-иному, но если смотреть в метафизическом смысле, то именно Бог дала нам жизнь. А значит, можно считать, что она — наша мать.
— Ну вот да, такой типа самообман, — не выдержал наконец Кроули, все еще глядя в сторону. — На самом деле, нифига мы никакие не дети — так, бесплатная рабочая сила, которой полагалось быть еще и бессловесной. Наверное, Она жутко пожалела потом, что вообще дала нам возможность разговаривать: просто еще не было людей, которые изобрели роботов. Такой вариант наверняка устроил бы Ее больше!
— Кроули, дорогой, — Азирафаэль изо всех сил попытался, чтобы это прозвучало укоризненно, но получилось скорее сочувственно, отчего демон еще сильнее скривился.
— Что, скажешь, не так? — сварливо спросил он, но потом махнул рукой. — А, что об этом говорить! Ты всегда был примерным сы… мальчиком, Азирафаэль, всегда верил, что Она все еще любит хоть кого-то из вас.
— Она любит нас, — очень тихо, но при этом на удивление твердо произнес ангел. — Всех нас.
— Неужели? — съязвил Кроули. — И что, часто Она отзывается на твои молитвы?
Азирафаэль с искренним сожалением вздохнул и ответил, поясняя больше для Гарольда и Джона, нежели для Кроули, который и без того был примерно в курсе ситуации на Небесах.
— Последние пару тысячелетий Она не отвечает напрямую. Все ангельские запросы проходят сперва регистрацию у Метатрона, и лишь потом…
Он осекся, сосредоточенно обдумывая мысль, только что пришедшую ему в голову. Он даже прошелся несколько раз по небольшому гостиничному номеру. Остановился, смерил задумчивым взглядом сперва Гарольд, потом Джона и наконец остановился на Кроули.
— Все ангельские запросы проходят предварительную регистрацию, — повторил он задумчиво. — Потоки людских молитв еще раньше стали перенаправлять на соответствующих святых и, реже, ангелов. Но как быть с… молитвами демонов?
— Шутишь?! — Кроули аж поперхнулся и, забыв обо всем, обернулся к ангелу, сверля его изумленным взглядом сквозь очки. — Демоны не молятся!
— Да, — терпеливо согласился Азирафаэль, — но если бы молились?
Он воодушевился, причем так, что ангельский свет вновь незаметно для него самого стал просачиваться сквозь смертную оболочку, придавая ему сходство то ли с солнечным зайчиком, то ли с лампочкой.
— У вас сохранилась определенная часть сил, — торопливо произнес Азирафаэль, стараясь, чтобы Кроули не перебил его вновь. — Я точно знаю это, иначе ты не смог бы подменять меня, исполняя наше Соглашение. У демонов сильно меняются полярность сил и вектор их приложения, но все же — при желании — вы, или как минимум ты, способны проявлять прежние ангельские черты. Но при этом — вот что сейчас главное! — вас никто и никогда не вносил в ангельские реестры!
— Вы хотите сказать, — вмешался Гарольд, когда Азирафаэль сделал паузу, переводя дыхание, — что каждому ангелу присвоено нечто вроде собственного номера, и когда… гхм… Богу звонит один из этих номеров, то они автоматически перенаправляются на… секретаря? И если звонить будет кто-то, у кого достаточно энергии, чтобы добраться до места назначения, но у кого нет номера, то у него есть шанс проскочить мимо секретаря напрямую?
— Да! — с готовностью закивал Азирафаэль. — Это теория, признаю, но она имеет под собой основания.
— Пусть так, — отмахнулся Кроули. — Но я не понимаю, к чему ты клонишь.
Азирафаэль с достоинством выпрямился, делая свою и без того безупречную осанку еще ровнее, и убежденно произнес:
— В конце концов, дорогой мой, все, что происходит — это Ее Непостижимый План. Я не думаю, что Она дала нам с тобой возможность спасти Землю только для того, чтобы Гавриил и Вельзевул все равно устроили дела по-своему. Если наше начальство не хочет признать поражения, нам остается лишь обратиться к суду наивысшей инстанции.
— К суду… инстанции… — Кроули был рад, что очки не дают видеть ни ангелу, ни смертным, как он растерянно хлопает глазами. — Ангел, скажи прямо: ты хочешь, чтобы я наябедничал Мамочке на этих двух уродов?
— Не наябедничал, а обратил внимание, — чопорно поправил его Азирафаэль. — Она вполне может считать, что все идет по Плану, а…
— Но с чего ты взял, что наше уничтожение не в Плане?! — взвился Кроули. — Может, оно все так и задумано! Типа «мавр сделал свое дело — мавр может уходить».
— Вот ты об этом и спросишь, — обманчиво мягко, со стальной настойчивостью заявил Азирафаэль. — Дорогой, подумай о том, что это наш последний шанс.