Лань Цижэнь помнил, как, получив второй пакет от Сичэня и отложив письма от семейных мужчин к их родным, он машинально поискал конверт для госпожи Мэн. Ее сын ведь наверняка тоже должен был воспользоваться оказией и написать матери если и не такой же трактат, как в прошлый раз, но хотя бы несколько строк. Однако госпожи Мэн среди адресатов не оказалось, и Лань Цижэнь, сам не зная почему, почувствовал разочарование. Неизвестный ему Мэн Яо наверняка был жив, иначе Сичэнь в своем письме обязательно сообщил бы о несчастном случае.
Именно это он неизвестно зачем и попытался донести до госпожи Мэн, когда в очередной раз заглянул в библиотеку проверить ход работы. Работа, как и всегда, шла пусть и не слишком быстро, но на весьма высоком уровне, а госпожа Мэн неизменно поддерживала образцовый порядок. А вот Лань Цижэню впервые за много лет не удалось выразить свои мысли достаточно связно, словно желание уберечь от разочарования перевесило отточенное практикой умение четко доносить информацию.
— Спасибо, — ответила госпожа Мэн, когда наконец поняла, к чему он вообще клонит. — Мне стоило бы самой об этом подумать.
— Вы… не удивлены? — от неожиданности Лань Цижэнь даже позабыл о запрете на проявление неуместного любопытства.
— Я… должна была этого ожидать, — вздохнула госпожа Мэн. — А-Яо писал мне, что глава Не предложил дать ему рекомендацию к отцу, и спрашивал моего совета. Я посоветовала ему согласиться, но не подумала о том, что из расположения ордена Цзинь А-Яо уже не сможет больше послать мне весточку.
— К отцу, — зачем-то повторил Лань Цижэнь.
Из мягких, обтекаемых объяснений Сичэня он отчего-то сделал вывод, что человек, сделавший госпоже Мэн ребенка, если и жив до сих пор, то является фигурой не слишком значительной. Однако слово «рекомендация» подразумевало, что этот человек может дать юноше не меньше, чем глава Не, — а таких людей имелось не слишком-то много.
Из задумчивости Лань Цижэня вывел напряженный голос госпожи Мэн.
— Кажется, я сказала лишнее…
Он перевел на нее взгляд и успел заметить, как она усилием воли берет себя в руки. Выпрямляет свой по-девичьи тоненький стан и слегка приподнимает подбородок. Почему-то именно сейчас Лань Цижэнь с растерянностью отметил, что госпожа Мэн — удивительно красивая женщина. В ее чертах не было холодной гармонии, присущей членам семьи Лань, каждая линия выглядела более нежной и одновременно более чувственной. Наверное, в юности госпожа Мэн была особенно хороша собой, однако и сейчас ей во многом удалось сберечь изящное очарование.
Вот только глаза ее потеряли свою безмятежность, приобретя настороженное выражение. Мягкие, чуть припухлые губы плотно сжались, словно боясь вымолвить еще хоть одно лишнее слово.
— У любого ребенка есть и мать, и отец, — досадуя на собственную оговорку, медленно произнес Лань Цижэнь. — Зачать по-иному просто невозможно.
Госпожа Мэн опустила взгляд и тихонько вздохнула. Ее руки упали вдоль тела, бессильно скользя пальцами по небесно-голубой ткани.
— Я очень старалась не нарушать правил Облачных Глубин, — сказала Мэн Ши, не поднимая глаз. — Я прочла их и запомнила. Я знаю, что ложь запрещена, однако глава Лань сказал, что промолчать — не значит солгать.
Лань Цижэнь краем сознания отметил, что с Сичэнем необходимо будет провести беседу. Ложь бывает разная, и недомолвка вполне может быть одним из ее видов. Правилам надо следовать по духу, а не цепляться за буквальное написание. Однако вслух сказал иное:
— Мой племянник несколько вольно интерпретировал наши правила, госпожа Мэн. Впрочем, в данном конкретном случае я не вижу особого вреда в умолчании. Нашим ученицам, например, действительно лучше не знать об отношениях подобного рода, а что касается меня… Сичэню я уже сказал, что вина мужчины здесь ничуть не меньше, а его вина как заклинателя — даже больше вашей.
— Его… вина? — госпожа Мэн невольно подняла на него взгляд, в котором отчетливо плескалось изумление.
— Да, — отчего-то под этим янтарным взглядом Лань Цижэню стало неуютно. Он в принципе не был привычен вести с женщинами подобные разговоры, и лишь возраст их обоих давал ему возможность не чувствовать себя чересчур развратным. — Заклинатели время от времени практикуют парное самосовершенствование, и, если они не желают каждый раз в результате этого обзаводиться детьми, могут временно перекрывать свою возможность к… оплодотворению. Обычно за этим следит сама женщина, но если ее уровень духовных сил недостаточно высок, то об этом должен позаботиться мужчина.
К его удивлению, госпожа Мэн возмущенно вскинулась.
— Нет! — воскликнула она. — Нет! Старший наставник Лань, о многом я жалею в своей жизни — но только не о том, что в ней однажды появился мой А-Яо! Ни за что на свете я бы не хотела, чтобы его не существовало! Даже если глава Цзинь никогда не признает его, даже если он не сумеет стать настоящим заклинателем — это все неважно! А-Яо — мой сын, и само его рождение — это уже счастье!
Цзинь Гуаншань.
Что ж, это многое объясняло. Ланьлин Цзинь стал одним из великих орденов не только благодаря своему богатству. Пусть Цзини и были не самыми трудолюбивыми заклинателями, однако врожденный талант они имели неплохой. Ничего удивительного, что отпрыск Цзинь Гуаншаня, не получивший от него ничего, помимо жизни, сумел сформировать золотое ядро, не прибегая даже к зачаткам обучения.
И все же столь влиятельный и богатый человек мог бы и позаботиться о своем ребенке и женщине, которая его родила. Пусть и говорили — эти сплетни проникали даже за глухие стены Облачных Глубин, — что любовниц у главы Цзинь бесчисленное множество, а все-таки хорошим потенциалом разбрасываться не след.
Лань Цижэнь сам не понимал, отчего на его плечи будто опустилась каменная плита. О том, что у этой женщины был любовник, от которого она вне брака родила ребенка, он знал уже несколько месяцев — отчего же имя этого любовника отозвалось такой горечью? Правила Гусу Лань запрещали осуждать, однако не запрещали делать выводы и давать трезвую оценку. Цзинь Гуаншань не был порядочным человеком. От общения с ним всегда оставались какое-то липкое, если не сказать гадливое ощущение и горячее желание тщательно вымыть руки и лицо. Однако красоты у главы Цзинь было не отнять. Он мало кому нравился из мужчин, но большинство женщин было от него без ума.
Возможно, устало подумал Лань Цижэнь, ему просто грустно осознавать, что такая женщина как госпожа Мэн, за которой он уже признал ум и душевную организованность, тоже пала перед развратным обаянием этого человека. Правда, в ту пору она должна была быть весьма и весьма юна — и это несколько утешало. Юные девы, как, впрочем, и юноши, еще не умеют мыслить рационально. Общаясь с другими людьми, они опираются не на разум, а на глупое слепое сердце — и горе тем, кого не сумеют остановить вовремя.
Госпожу Мэн, по-видимому, остановить было некому. Как и брата Лань Цижэня. Как многих и многих тех, кто мотыльками полетел навстречу опаляющей страсти.
— Вы правы, — отгоняя непрошенные образы, произнес Лань Цижэнь. — Хорошая мать никогда не пожалеет о рождении своего ребенка. Мне не стоило… формулировать свою мысль так, чтобы задеть вас.
Госпожу Мэн, казалось, слегка успокоили эти слова. По крайней мере, ее плечи расслабились, а с нежного лица исчезло столь неподходящее ему воинственное выражение. Она перестала быть похожей на маленькую птичку, отбивающую свое гнездо от хищника.
— Вы не задели меня, — ответила она, улыбнувшись так горько, что в груди невольно защемило. — Поверьте, старший наставник Лань, вы, и ваш племянник, и весь ваш орден были добрее ко мне, чем… чем практически все люди, встреченные мною ранее. Я знаю, что я падшая женщина, и никогда не посмею забыть об этом, но…
Он остановил ее жестом, не в силах сразу совладать с голосом.
— То, что кто-то другой был к вам более жесток, не дает мне право не следить за собственными словами, — произнес Лань Цижэнь, когда наконец сумел сделать это. — Если бы не ваш сын, возможно, у меня сейчас уже не было старшего племянника, поэтому не мне укорять вас за… проявленную некогда несдержанность. Поэтому, если Цзинь Гуаншань не оправдает возложенных на него вами надежд, то я подтверждаю слова Сичэня: вашего сына всегда будут рады видеть в Облачных Глубинах.
