— Не вы ли учили меня, что сожалеть о прошлом бессмысленно? — помолчав немного, мягко произнес племянник. — Решение, казавшееся правильным вчера, не обязательно окажется правильным сегодня. Какими бы ни были предпосылки, война эта станет нашей.
— Ты прав, — вздохнул Лань Цижэнь. — А я тебя совсем заговорил. Тебе нужно умыться с дороги, поесть и отдохнуть.
Сичэнь улыбнулся в ответ, и в его улыбке безошибочно читалось понимание. Поэтому, выходя из библиотеки, Лань Цижэнь рискнул немного изменить тему.
— По поводу госпожи Мэн… — заговорил он. — Ты увез ее от войны?
— И поэтому тоже, — кивнул Сичэнь, на взгляд своего дяди как-то странно подобравшись. — Однако еще у нее сложилась трудная жизненная ситуация. Кроме сына у нее никого нет, и я просто не мог бросить ее одну после всего, что А-Яо сделал для меня.
— А-Яо? — вскинул брови Лань Цижэнь. — Не слишком ли легкомысленное обращение?
Сичэнь, к его удивлению, не смутился, хотя его уши все же слегка порозовели.
— Не подумайте дурного, дядя, — произнес он. — А-Яо младше меня, младше даже Ванцзи. Боюсь, у него даже нет еще вежливого имени. К тому же он очень стеснялся, узнав о моем ранге — хотя это я был у него в долгу!
— Хорошо, я понял, — наклоном головы остановил этот поток слов Лань Цижэнь. Он уже и так осознал, что Сичэнь, со своей неуемной тягой к человеческому теплу, умудрился найти себе такого младшего братишку, о котором всегда мечтал. Ведь помнится, в детские годы холодность Ванцзи причиняла старшему брату немало боли. — Так где же сейчас твой прекрасный юный спаситель? Неужели ты оставил его одного в месте, столь опасном для его матери?
— Нет, — сбавив вдохновенный тон, произнес Сичэнь. И, оправдываясь, добавил: — Я пытался убедить его отправиться с нами! Дядя, А-Яо тебе обязательно бы понравился! Он очень талантливый, а еще умный, трудолюбивый и усидчивый. У него не было возможности учиться раньше, из-за этого упущено драгоценное время… Но его врожденный талант и прилежание вполне могут это скомпенсировать.
Лань Цижэнь не стал прерывать эту пламенную речь, лишь посмотрел на племянника вопросительным взглядом. И тот продолжил:
— Однако А-Яо сказал, что не сможет спокойно учиться, когда рядом развернется война за будущее заклинательского мира. Я дал ему письмо к Не Минцзюэ, чтобы тот научил его…
— Что?! — Лань Цижэнь нарушил правило не перебивать собеседника и ничуть не пожалел об этом. — Ты отправил мальчишку, почти ребенка, лишь ступившего на путь самосовершенствования, в самый воинственный орден к человеку, признающему только тренировки на износ?
Сичэнь пробормотал себе под нос что-то похожее на: «Но Хуайсана же Минцзюэ как-то до сих пор не прибил…», однако вслух выразился культурнее:
— Дядя, вы судите о Не Минцзюэ чересчур предвзято. Да, я помню, что во времена своего обучения здесь он и высказывался, и вел себя весьма вызывающе, а его тренировки зачастую бывали… ммм… довольно агрессивными, но… Но он повзрослел. Он хороший глава ордена, дядя, и хороший старший брат. Он не будет спрашивать с хрупкого неопытного юноши так же, как с тренированного воина. Однако А-Яо с его упорством быстро постигнет все, чему его станут учить.
Пока Лань Цижэнь собирался с мыслями, как бы подоходчивее донести до племянника всю глубину его заблуждения по поводу обоих его приятелей, Сичэнь вдруг смущенно улыбнулся и добавил:
— Я уверен, если кому и сочувствовать в этой ситуации, то только Не Хуайсану. Они с А-Яо почти ровесники, к тому же одного роста и комплекции. Когда А-Яо достигнет высот фехтовального мастерства, у Не Хуайсана не останется больше никаких оправданий.
Ванцзи отстал от брата всего на пару дней. Он вернулся домой с лицом одновременно счастливым, задумчивым и немного растерянным. И — испуганным. В последний раз испуг на лице младшего племянника Лань Цижэнь видел, когда тому едва минуло пять лет. Маленький А-Чжань вознамерился налить старшему брату чая, а в результате выронил чайник, разлил кипяток и расколотил хрупкий фарфор. А-Хуань тогда чудом успел отскочить, вода лишь намочила край его ханьфу, однако А-Чжань, уже знавший, как опасен кипяток, потом долго не мог прийти в себя от ужаса.
Сейчас, разумеется, лицо Ванцзи являло собой воплощенное достоинство, однако и дядя, и брат умели видеть его чувства даже под непроницаемой, казалось бы, маской. Вытянуть из него что-то большее, нежели отдельные слова, не представлялось возможным, однако Лань Цижэнь не сомневался: дело, как всегда, в мальчишке Вэе. Только тот умудрялся одним своим существованием сводить на нет все многолетние воспитание. Вэй Усянь выводил Ванцзи из нормально уравновешенного состояния даже здесь, на родной земле Облачных Глубин, встречаясь лишь время от времени, а что могло произойти между ними, пока они несколько дней были заперты в одной пещере — об этом Лань Цижэнь даже думать не хотел.
Однако, несмотря на свое непривычно возбужденное — пусть и не видимое постороннему глазу — состояние, Ванцзи принес новости. Цинхэ Не официально взбунтовался против самозваной тирании Цишань Вэнь и призвал к объединению.
— Мы получили письмо с предложением альянса? — встревоженно спросил Сичэнь у Лань Цижэня.
Восстановление Облачных Глубин все еще шло, и в суматохе у них все никак не доходили руки целиком и полностью передать дела ордена новому главе. Впрочем, Лань Цижэнь подозревал, что племянник намеренно не торопится забирать у него дела, но задерживаться на этой мысли раньше времени опасался.
— Нет, — покачал он головой. — Никаких писем не было.
— И не будет, — сухо припечатал Ванцзи. — Глава Не заявил, что грядущая война — дело совести каждого заклинателя. На такую войну не приглашают, а собираются сами.
Лань Цижэнь на мгновение прикрыл глаза. Первой его мыслью было: «Глупый мальчишка!» Однако почти сразу за этим он признал мудрость — или, скорее, звериную интуицию — Не Минцзюэ. Молодой глава ордена, будучи, как и его отец, не слишком силен в политике, мог буквально погрязнуть в переписке, пытаясь собрать и организовать возможных союзников. Не было никаких сомнений, что Цзинь Гуаншань будет не в восторге от инициативы юнца, но даже согласившись, не устоит перед торгом. Что-то требовать от Облачных Глубин, пострадавших совсем недавно, должно было быть неловко уже самому Не Минцзюэ, крайне дружному с Сичэнем. Надеяться на помощь Юньмэн Цзян, разоренного еще сильнее, потерявшего огромное количество людей, было и вовсе наивно. Прежде, чем написать Цзян Ваньиню, следовало хотя бы выяснить, где тот вообще находится.
Поэтому логично, что глава Не нащупал единственно верный подход: ввязаться в войну, личным примером показывая, что это в принципе возможно. Желающих покончить с Вэнями полно, однако всем им не хватало решительности. Не звать на бой каждого поименно, но кинуть клич и выдвинуться вперед, делая вид, что не замечаешь, как потихоньку подтягиваются запоздавшие союзники, — пожалуй, в данной ситуации это было единственным подходящим решением.
Лань Цижэнь настолько погрузился в анализ действий своего бывшего ученика, что едва не прослушал главное.
— Я отправляюсь завтра, — Ванцзи не спрашивал, он ставил в известность.
— Я соберу людей, и мы отправимся вместе, — мягко возражал ему Сичэнь, но младший племянник был непреклонен.
— Ты поведешь наших людей, старший брат, и выступишь вместе с ними, — стоял он на своем. — А я отправлюсь завтра.
— Подождите! — вмешался Лань Цижэнь. Его взгляд метался с лица одного племянника на лицо другого, а в сердце нехорошо заколотило. — Вы не имеете права отправиться на войну оба!
Они одновременно повернулись к нему, перестав сверлить взглядами друг друга. Теперь уже ему, Лань Цижэню, досталась двойная порция упрямых и укоризненных взоров.
— Дядя, как наследник ордена я последовал вашему совету, когда вы велели мне уходить, хоть я и считал, что мне нужно остаться, — мягкие интонации Сичэня плохо сочетались с непреклонным выражением его лица. — Однако как глава ордена я не могу остаться теперь, когда я убежден, что должен идти.
