Тодороки, засучив рукава клетчатой красно-белой рубашки, направился к коробкам, чтобы найти сложенные футоны. Наткнулся он на электрический чайник. После — на два ноутбука.
— Нам определенно стоило их подписать.
Бакуго, недовольный, поднялся, подходя к кривому ряду коробок (эти выстраивал он сам), и, достав сложенный нож, резво открыл одну их них. Сначала он достал томики манги, затем откопал книги Тодороки, потом — диски с играми для ps4.
— Я позвоню завтра Киришиме, потому что мы это вдвоем не разгребем. Или Каминари. Или остальным.
— Я сомневаюсь, что они изъявят желание провести выходные среди нашего хлама.
Бакуго, криво усмехнувшись и опершись локтем о коробку, сказал, горделиво глядя на него:
— Эти идиоты должны мне желание.
Тодороки поймал маленький сердечный приступ, потому что улыбающийся — усмехающийся, Шото, усмехающийся — Бакуго в лучах садящегося солнца было тем зрелищем, которое все еще выбивало почву из-под ног.
В прошлые выходные они все-таки поиграли в «Подземелья и драконы». Игра съела семь часов времени, тогда как «HERO» и Тодороки съели несколько упаковок пицц. Партия закончилась тем, что персонаж Бакуго, единственный выживший и сумевший одолеть армию эльфов-варваров в одиночку, привел его к победе, которая вылилась в любое загаданное им желание остальным игрокам.
«HERO» поддерживали связь с Яойорозу, на которую после окончания университета свалилось множество дел в наследуемой компании. Ей предстояло пройти обучение, чтобы она была способна возглавить ее с начала следующего года. Тодороки не знал детали, но после недавней случайной встречи в кафе он пришел к выводу, что девушка скучает по группе и музыке.
— Разве они не будут заняты подготовкой к туру? — Тодороки открыл следующую коробку, доставая из нее потрепанную черную кепку, поднявшую в его груди воспоминания, от которых стало грустно-тепло (кепка, изначально принадлежащая Бакуго, плавно перетекла в надежные руки Тодороки). Он покрутил ее в руках, обвел пальцами контур логотипа музыкального фестиваля и положил обратно.
— Тур через две недели. Да и типа… — Бакуго почесал затылок, постукивая ногой по полу, — нам нужно только доработать эту тупую программу.
Выпущенный в апреле альбом стал для «HERO» счастливым билетом, который позволил их музыкальной карьере взлететь вверх. Он был принят довольно тепло и собрал множество положительных отзывов как критиков, так и слушателей; аудитория группы значительно пополнилась за короткий срок. На улицах города прохожие теперь останавливали и просили о совместной фотографии не только Токоями, но и всех участников (Каминари был особенно счастлив, о чем твердил всем на протяжении недели, успев свести друзей с ума). Ребята не предполагали, что все сложится настолько удачно, поэтому первое время не верили в собственный успех; даже Каминари, который обычно ратовал за скорую популярность и вселял веру в друзей, потребовалось время для осознания. Несколько песен из альбома, в том числе «Be somebody», заняли места в чартах и без конца крутились по радио; на них натыкался Тодороки и обязательно делал громкость выше, напевая тексты под нос.
То, что в октябре они отправлялись в тур по Японии, было ожидаемым событием в их только начинавшей развиваться музыкальной карьере.
— Я до сих пор не предупредил редактора о том, что беру отпуск, — Тодороки опустил голову, сетуя на свою забывчивость.
— Отпуск на два месяца? Это называется увольнением. Ну или декретом.
— Я бы не хотел увольняться из агентства, я уже говорил тебе об этом, — Тодороки открыл следующую коробку, в которой оказался его фотоаппарат, убранный в сумку.
— Ты заслуживаешь чего-то получше, чем агентство, в котором работаешь сейчас.
— Например, тур с «HERO» в качестве их фотографа? — он достал фотоаппарат, просовывая голову в ремешок, и включил устройство.
— Ага, именно этого.
Тодороки, устраиваясь на работу, не предполагал, что через пару месяцев его парень вернется домой, захлопнет за собой дверь (громче, чем обычно) и заявит, что, во-первых, «HERO» отправляются в тур, а во-вторых, Тодороки едет с ними в качестве фотографа. Он тогда приводил какие-то аргументы, говорил о том, что они сработались, на что Тодороки смотрел на него, как на дурака, потому что… Бакуго действительно считал, что он откажется?
Возможно, Тодороки, находясь правой половиной сознания и тела в состоянии шока, а левой на границе переполняемой радости, и не отвечающий ничего, произвел довольно неоднозначное впечатление… Зато после он исправился: поднялся и крепко обнял засмущавшегося Бакуго, говоря о своем согласии.
— В конце концов, придурок, ты же выиграл тот охренеть какой крутой конкурс. Перед тобой открыты все двери вашего фотографского сообщества.
Тодороки легко улыбнулся, вспоминая пришедшее в прошлом месяце письмо на электронную почту от организаторов токийского конкурса на лучшую фотографию с тематикой городского пейзажа. Он боялся читать письмо с результатами и наматывал круги по квартире, крепко держа телефон, пока Бакуго сидел, сложив на груди руки, прожигал его взглядом и шумно дышал через нос, отчего его крылья забавно расширялись. В прошлые многочисленные разы именно отец был причиной, из-за которой фотографии Тодороки оставались незамеченными, но теперь успех полностью зависел от него. Это давило.
Бакуго, не обладающий особой терпеливостью, в итоге не выдержал и, поднявшись, попытался выхватить телефон из рук. Тодороки же отдавать устройство так просто не собирался (эй, у него тут судьба решается, дайте ему чуть больше времени, например, пару дней). Они оба, запнувшись о ножку стола, повалились на пол. Бакуго, оказавшийся на Тодороки, который приложился затылком об пол, разблокировал телефон, но не успел прочитать сообщение, потому что тот спихнул его с себя и, перевернувшись на живот, прочитал его первым.
А потом они долго целовались на полу.
— Надо будет забежать в «Sunny» на следующей неделе и уволиться оттуда нахрен, — произнес Бакуго, доставая из коробки, в которой лежала его рабочая форма, бейджик с собственным именем и с названием кофейни.
— Ваш директор не переживет твоего увольнения, Кацуки. — Бакуго едва заметно вздрогнул, услышав свое имя; они не так давно решились называть друг друга по именам, поэтому все еще чувствовали отголоски волнительного трепета. — Благодаря тебе кофейня стала пользоваться популярностью.
— Зато придурок Шинсо обрадуется, — Бакуго закинул бэйджик в коробку и закрыл ее, недоверчиво посматривая на другие. — А то он все жалуется, что замотался работать. Будто, мать твою, он работает! Он половину рабочего дня переговаривается с этим твоим другом!
— С Мидорией, — кивнул Тодороки.
— Тошнит уже от них.
Тодороки не лез во взаимоотношения Мидории и Шинсо, но, как-то раз зайдя вместе с Мидорией в «Sunny» и увидев их смущенные улыбки, обращенные друг к другу, понятливо отвернулся к окну.
Друзья Тодороки закончили университеты и устроились на работу, поэтому теперь сообщения в их чате наполовину состояли из историй о том, какой же сюр там периодически творился. Больше сюра было у Ииды. Урарака же узнавала обо всех новостях первой — решение съехаться после окончания учебы приняли не только Тодороки с Бакуго.
Бакуго открыл очередную коробку и замер, пустым взглядом глядя на ее содержимое, чем вызвал беспокойство у Тодороки.
— Нужно сжечь ее нахер, — сказал Бакуго, не отводя взгляда от черно-оранжевого предмета.
Тодороки мог бы сообщить о том, что пластик жечь нельзя, потому что он при сгорании выделяет отравляющие вещества, но не стал. Потому что он тоже хотел сжечь ее нахер.
Тодороки все-таки смог убедить Бакуго обратиться к психологу. Да, это было громко, шумно, после спора болела голова, но, видя, как через полтора месяца Бакуго чистил зубы, смотря в зеркало в ванне, он убедился, что все это было не зря.
Бакуго закрыл коробку и опустился на корточки, открывая следующую.
