— «HERO» сегодня должны были начать записывать альбом, — Тодороки оставил собачку в покое и сцепил руки в замок.

— Возможно, они этим и заняты сейчас. Бакуго мог выключить телефон, чтобы ничего не отвлекало, — предположил Мидория, просматривающий информацию о группе в телефоне; ему попадались короткие статьи, небольшие интервью с четырьмя участниками группы и видео с их концертов, собирающие миллионы просмотров на ютубе и восторженные комментарии под ними. Мидория воткнул в одно ухо наушник, собираясь прослушать несколько композиций из первого нашумевшего альбома.

«Но он так же мог бы ответить мне на два десятка сообщений», — подумал Тодороки.

Ему хотелось выйти из вагона, чтобы наконец закурить и забить легкие никотином, а не задыхаться невысказанными словами, которые раздирали горло и превращали его в испещренное шрамами месиво. Чем дольше сообщения оставались непрочитанными, тем больше Шото винил себя за то, что так и не пошел за Бакуго в тот вечер. Он бесконечное множество раз возвращался к так и не состоявшемуся разговору, ограничившимся неловким «Бакуго» и чуть не обожженными пальцами о потухший фитиль.

Мидория протянул ему один из наушников.

Тодороки закрыл глаза, пытаясь абстрагироваться от происходящего. Он так и не прослушал их песни раньше (на фестивале их музыка не могла пробиться в тревожный разум и отражалась от его стеклянных стен).

От мелодичных переливов гитар дрожали ресницы, пока он вслушивался в слова, разносящиеся осколками по сознанию и отзывающиеся рождающимися искрами в груди. Ее переполняло от слепящей искренности, неспокойными светлячками проникающими под кожу, на которой выступили дрожащие мурашки; они ползли по спине и рукам, по пальцам и шее, рисуя на них белыми всполохами отголоски слов. Стянутые сеткой легкие отказались качать воздух, вынуждая Тодороки судорожно, едва слышно вдохнуть.

Раздался кавер на песню «Shake It Off», донесшийся из динамика телефона Тодороки и вытащивший его из воздушного трепета слов. Он, отдав наушник Мидории, не сразу попал пальцем по экрану, принимая незнакомый вызов и недоверчиво поднося устройство к уху — не отец ли решил в который раз до него достучаться?

«Эм, привет, Тодороки?» — взволнованный голос казался знакомым.

— Да?

«Это Киришима, э-э-э, мы познакомились с тобой на базе».

— А, да, Киришима, — Тодороки выпрямился; Мидория отсоединил наушники и заблокировал телефон. — Что-то случилось?

«Кацуки, он… черт, он не выходит на связь. У «HERO» сегодня запись альбома, но он не появлялся в студии. Там ребята в панике. И немного злятся. Но больше они в панике. Ты не знаешь, где он?»

— Нет, я… я тоже не могу до него дозвониться. И он не читает мои сообщения, — Тодороки в нарастающем волнении прислонил руку к кепке на голове, водя по ней неспокойными пальцами. — Что я могу сделать?

«Ты свободен сейчас?»

— Да. Да, я свободен, — Шото закивал, забыв о том, что собеседник его не видит.

«Можешь заехать к нему на работу? Вряд ли он будет там, но, черт, вдруг. Он работает на…»

— Я знаю. Я перезвоню тебе, когда приеду в кофейню.

«Отлично, спасибо!»

Тодороки убрал телефон в карман и поднялся с сидения. Он мельком взглянул на карту метро, чтобы рассчитать маршрут, и посмотрел на готового за ним идти Мидорию.

До кофейни они добрались за долгих сорок минут. Выражение лица Тодороки сохраняло каменное спокойствие, которому могли бы позавидовать античные статуи, тогда как внутри все шло трещинами, раскалывалось и обрушалось. В кофейню они ворвались ураганным ветром, испугав посетителей, сидевших у самого входа.

— Шинсо, — Тодороки подошел к стоящему за прилавком работнику с усталым выражением лица. — Ты не видел Бакуго? Он не работал сегодня?

Мидория встал рядом с ним.

— Нет, — ответил Шинсо, убирая сдачу в кассу и опираясь о прилавок локтями. — Понятия не имею, где он. Он взял выходные на этой неделе из-за записи альбома, так что мне приходится тут крутиться одному. Не занимайте мое время.

— Это важно, — вмешался хмурый Мидория, которого вывело из себя столь наплевательское отношение к собственному коллеге. — Он не пришел в студию и не отвечает на звонки.

— Ну а я что могу поделать? Созвать Братство кольца, чтобы мы вместе решили, куда нам идти за Бакуго?

— Проявить хотя бы каплю участия, например.

— Могу предложить вам нашу выпечку, — он указал ладонью на прилавок, забитый кондитерскими изделиями, от которых в любой другой ситуации забурчало бы в животе.

Мидория сжал пальцы в кулак, игнорируя нахальный взгляд.

Тодороки отошел в сторону, чтобы позвонить Киришиме. Да, он несся в кофейню на всех парах, чуть не сшибая двери и пассажиров в метро, однако он практически не надеялся на то, что Бакуго окажется здесь. Это могло бы быть слишком просто, слишком сказочно (а Тодороки в сказки никогда не верил). Однако ничего поделать с расползающимся разочарованием, от которого стягивалась сетка вен и виски гудели минором, не мог, будто тело перестало ему подчиняться и выбросило ключи от управления собой в ближайшую канаву.

— Его здесь нет, — коротко сообщил он выругавшемуся Киришиме. — Я могу… — Тодороки оперся бедром о прилавок и провел рукой по волосам, цепляясь за них на затылке; кепка лежала в рюкзаке после того, как она чуть не слетела с его головы во время бега по платформе. — Я могу еще что-то сделать? Съездить куда-то? Позвонить?

«Нет, не думаю».

— Он мог не доехать до дома или… — Тодороки не паниковал, но был близок к этому примерно на треть от горящей спички. Киришима, молчавший на другом конце связи, пламя спички тушить не торопился. — Он повел себя неадекватно после того, как «Mind Controlled Ravens» вышли на сцену. Это может быть как-то свя…

«Кто вышел?» — Тодороки почувствовал скрипнувшую сталь в его голосе.

— «Mind Controlled Ravens».

«Что они там делали? Их не было в списках», — протараторил Киришима.

— Они выступали в качестве хедлайнера, — Тодороки сжало виски от подскочившего напряжения, от которого можно было зарядить парочку густонаселенных кварталов. — В чем дело? Это как-то связано с исчезновением Бакуго?

На том конце повисло гробовое молчание. Тодороки судорожно взглянул на экран, проверяя, не сбросил ли он случайно вызов.

— Киришима? Эй, Киришима?

«Да, да, — ответил он прежде, чем Тодороки успел выдернуть себе волосы. — Я, кажется, знаю…»

— Ты знаешь, где он? — Шото отлип от прилавка, едва сдерживая себя от того, чтобы не начать нарезать круги по кофейне, ставя на уши посетителей — да какое, черт возьми, дело вообще может быть до посетителей и этой дурацкой кофейни, когда Бакуго черт знает где и черт знает что творит? Или если уже натворил?

(Или же с ним что-то случилось?)

Тодороки игнорировал последний вопрос на протяжении нескольких дней, поворачивался к нему спиной и сбегал, как только тот готовился нависнуть над ним острым серпом и снести голову.

Тодороки успешно миновал путь длиною в треть от горящей спички.

«Он не в городе».

— И где он? — выдохнул Шото; ладно, что-то подобное он ожидал — по крайней мере, он не валялся в подворотне с проломленным черепом (вроде бы).

«Слушай, Тодороки, — Киришима тяжело вздохнул, отчего в динамике раздался раздражающий свист, — это уже было, так что… короче, не бери в голову».

— Как я могу это не брать в голову? Объясни мне, что, черт возьми, происходит, — былая деликатность врезалась на самолете, учиненном бомбами, во льды и заморозилась среди них.

«Он уже сорвался так один раз».

— Ты можешь мне рассказать об этом? — Киришима молчал; Тодороки начал отсчитывать секунды. — Я знаю, что это не касается меня, но я беспокоюсь о нем. Поэтому, пожалуйста, объясни, в чем дело.

Тодороки, кажется, затаил дыхание.

Он не слышал ничего, кроме тихой возни на другом конце связи.

Секунды перевалили за первый десяток.

«Ладно, — Киришима сдался. — Это не телефонный разговор. Давай я… давай я подъеду в кофейню минут через тридцать».