Тодороки убедился, что кофейня находилась в паре минут ходьбы от метро. Он перевернулся на живот и уткнулся подбородком в подушку. Ну узнал он, где она находится, и что дальше?

Конечно, можно было прийти, подойти к Бакуго и сказать что-то наподобие: «Мы виделись три раза, разговаривали минут тридцать, но я хочу узнать тебя получше просто потому что».

Шото заблокировал телефон и уткнулся лицом в подушку.

В его голове раздавался голос Урараки, повторяющей по дьявольскому кругу слова: «Он повел себя грубо, накричал на нее и напугал». Конечно, Бакуго не раз уже срывался на него, но…

Тодороки глухо вздохнул и подтянул одеяло. Он давно не ощущал себя… так глупо. В любой другой ситуации он бы уже предпринял бы хоть что-то, а тут…

Уснул Тодороки только под утро.

На запланированную фотосессию он поехал сонным и уставшим, но тем не менее фотографии понравились заказчикам (они не понравились Тодороки; но ему многое из его снимков не нравилось в последние три года, так что это было в рамках нормы).

В университете без конца напоминали, что им уже давно пора отправлять свои фотографии в новостные, научные и культурные издательства, чтобы к концу обучения они могли найти работу и не прозябать дни без дела. У Тодороки было двадцать семь тысяч подписчиков в инстаграме и маленькая районная газета под боком, тогда как фотографии однокурсников печатались в известных токийской публике журналах и пользовались спросом среди ценителей фотографического искусства.

В четверг объявили номинации на конкурс, на который Тодороки больше месяца назад отправил работу с первого увиденного концерта «HERO». Он считал отправленную работу одной из лучших за последний год, тогда как комиссия — нет. Впрочем, ничего нового, успокаивал он себя, сидя в рекреации и равнодушно глядя на стенд с результатами, вокруг которого крутились прошедшие в следующий тур студенты.

В съемной квартире переживания давили, скатывая Тодороки в толстый игольчатый ком из неоправданных надежд и несбывшихся ожиданий.

Тодороки Шото не был королевой драмы.

Однако из-за проблем в учебе и хобби, из-за летящей клином вниз самореализации и самооценки и из-за раздумий о малознакомом парне, которые выбивали из привычного эмоционального равновесия, становилось тошно от себя.

Поэтому в вечер пятницы, когда мысли о плачевном состоянии накатывали штормами, срывая мачты и топя корабли, он не выдержал. Тодороки взял ноутбук вместе с фотоаппаратом, положил их в рюкзак и вышел на пасмурную улицу. Да, даже улица отражала его душевное, эмоциональное и физическое состояния, усиливая контраст напряжения и возводя его в абсолют.

Шото отдавал себе отчет, что находиться в своем районе он больше не мог, потому что знал каждую подворотню и каждую лавку, и сел в метро.

Как он оказался на Нисигахаре, Тодороки толком не понял.

Когда хвост поезда, из которого он вышел, исчез за оградительной решеткой, Шото направился к выходу со станции. На улицу опускались сумерки, холодный ветер бил в спину и, в общем и целом, погода оставляла желать лучшего.

В спешке собиравшийся Тодороки пожалел о том, что не захватил с собой шарф.

Бесцельная ходьба по незнакомому району проветривала голову, избавляя ее от тяготящего груза. Конечно, проблемы сами собой не решались, но, по крайней мере, уже не казались чем-то, с чем нельзя было справиться.

Он все еще понятия не имел, как пробиться в журналы, если его работы отклоняли, не объясняя причин.

И все еще не знал, чем они же не устраивали комиссию на конкурсах.

И не знал, куда закопал детскую любовь к фотографированию, из-за которой оказался там, где оказался.

Конкретно в этот момент он стоял напротив «Sunny» и потерянно хлопал глазами.

С тех пор, как он узнал от Урараки место работы Бакуго, не проходило и дня без череды несвязных между собой мечтаний о посещении кофейни. Но он так и не сумел заставить себя сесть в поезд сначала из-за элементарного «зачем вообще ему это надо», а затем из-за самобичеваний, которые привносили апатию в его жизнь.

Шото чувствовал себя дураком, потому что он в итоге все равно оказался рядом с кофейней.

Поднялся холодный ветер, взъерошивая волосы и задувая челку. Стая птиц, сидящая на ветках, взметнулась в небо, уносясь вслед за проезжающей мимо черной тойотой с тонированными стеклами. Тодороки поежился, вздрогнул и, посмотрев через окна на посетителей, сидящих на уютных диванах с теплыми напитками и сладкой выпечкой, толкнул стеклянную дверь.

Если его выгонят, наорут и пошлют на все четыре стороны, то, может быть, Бакуго тоже окажется выгнанным из его головы. Тодороки заходил в кофейню с надеждой то ли быть посланным, то ли…

В нос ударил запах кофеина и выпечки, выстроившейся на прилавке, за которым стоял болезненного вида парень с фиолетовыми волосами, передающий эклер на блюдце подошедшему посетителю; в руках того уже находился стакан с горячим кофе.

Тодороки сел за свободный столик возле окна и достал ноутбук, чтобы заняться рассортировкой снимков, накопившихся за последние несколько недель. В конце концов, Бакуго не обязательно работать именно сегодня. Да он мог уволиться уже давно (или его могли уволить). Или, например, Урарака перепутала названия, забыв точное место работы.

Ожидая, когда пропадет экран загрузки, он повторял про себя, что был дураком, потому что напридумывал себе замков с драконами, а на деле здесь его поджидала заброшенная деревенька.

— Здравствуйте, что будете заказы…

Тодороки поднял голову, отрываясь от введения пароля.

— …вать.

И увидел Бакуго. Он был одет в форму, состоящую из мятой по бокам белой рубашки, джинсов, короткого темного фартука и золотистого бейджика «Бакуго Кацуки» с названием кофейни, прикрепленного на грудь. Он сощурился, изогнул бровь и окинул посетителя пространным взглядом.

Конечно, заходя в кофейню, Тодороки не исключал вероятность подобного развития событий, но…

Знаете, между «не исключать вероятность» и «обязательно встретить парня, который не выходит из головы» есть разница. Не сказать, что критичная, но способная поставить в тупик как Бакуго, так и Тодороки.

Господи, да он же уже перестал думать о замках с драконами, что это вообще за шутки.

— Кофе. С молоком, — только и ответил Шото.

— Ты что здесь делаешь, — и, нагнувшись, тише добавил прямо рядом с его ухом, отчего Тодороки почувствовал вкус мятной жвачки: — Придурок?

— На улице холодно, так что я решил зайти и поработать, — Тодороки посмотрел на экран ноутбука, вводя последнюю цифру и ожидая, когда появится рабочий стол; смотреть на Бакуго было неловко.

Куда делось то желание узнать этого парня получше?

— Не ожидал тебя здесь увидеть, — он не врал, потому что правда не ожидал.

Бакуго цыкнул и выпрямился.

— Что-то еще?

— Нет.

— Жди…те, — промямлил недовольно Бакуго и отошел от столика.

Тодороки взглянул на его удаляющуюся спину, невольно задерживая взгляд на широких плечах, которые облегала белая рубашка, заправленная кое-как в джинсы. Интересно, с него взимали штрафы за неопрятный внешний вид? Сколько бы Тодороки не встречался с ним, внешний вид Бакуго Кацуки (Шото покатал его имя на языке; нет-нет, его сердце не забилось быстрее, что вы) был таким, словно тот проснулся за пару минут до выхода из дома и одевался, пока подбрасывался игральный кубик. Ему бы зеркало на день рождения подарить. Вечно взъерошенные волосы, торчащие в разные стороны, казались колючими и напоминали иголки у ежей. Шото невольно улыбнулся от столь глупого сравнения.

Тодороки уткнулся в ноутбук раньше, чем официант обернулся, почувствовав изучающий взгляд, от которого горели лопатки.

Кофе перед носом Тодороки оказался через пару минут.

— Если что-то понадобится, я подойду, — нехотя произнес Бакуго; во всем его напряженном виде сквозило невысказанное желание ретироваться.

Шото думал, что ему нужно что-то сказать. Опять. Он в очередной раз почувствовал себя глупо, потому что ну кто в здравом уме, раздумывающий о встрече на протяжении недели (трех недель), не мог выдавить из себя пары слов?