— Ну включился, да, а что? Из-за них рейд произошел раньше! Если бы не они, все прошло бы, как обычно.

— Как обычно? — Кендо выпрямила спину, готовую порваться от напряжения. — С каких пор трупы на улицах для тебя обычное дело?

— Бля-я-я, да переста-а-ань, — протянул он, закатывая глаза и широко раскрывая рот. — Стала борцом за свободу? Ну давай, поднимай свой повстанческий флаг, а я посмотрю потом, как тебя будут сжигать в крематории! Устрою танцы с бубнами и буду пить хренов грог!

Кендо поднялась со стула, сверху вниз смотря на Моному, будто собираясь дать ему в морду, но, вскинув подбородок, гордо вышла из кухни; ее рыжие волосы, собранные в хвост, мелькнули в проеме.

— У тебя какие-то претензии к ним? — спросил Тодороки, мрачно глядя в пустой проем.

— Это бесполезная херня, вот, что это. — Монома наклонился к нему, заговорщически поманивая пальцем. — И то, чем они занимаются, лишь сведет нас всех в глубокую могилу. Я, блять, супер мудрый, просто меня никто не ценит в этом доме! — произнес он, поворачивая голову к коридору. — Если хочешь нормально жить, то приспособься, — значительно серьезнее произнес — короткий экскурс в дебри великой мудрости для несмышленого Тодороки. — И не выебывайся особо.

— Я приспособлялся двадцать один год и мне этого хватило, — ответил он.

— Ну-ну.

— Тодороки, я серьезно. — На кухню вернулась Кендо, принципиально не смотря в сторону сложившего на груди руки Мономы. — Не вмешивай их в это. Если дойдет до перестрелки, они потеряют баллы и… могут оказаться на границе с нулем, если не умрут. Оставшихся в живых вычислят после наведенного шума, проверив серии оружия по картотеке Айзавы.

Тодороки поднес руку к лицу и провел пальцами по лбу. В висках гудело, будто в голове поселился оркестр, потерявший ноты и дирижера. Напряжение сковывало тело, на которое лился жидкий металл — только лицо под него подставлять оставалось.

— Бакуго сам виноват, — произнес Монома, стуча пальцами по сложенным рукам. — Сам выкопал себе могилу. Это не повод нам всем в нее залезать. Давайте серьезно, — Монома уверенно оглядел собравшихся, — по этому конченому давно уже тот свет плачет.

— Да заткнешься ты или нет. — Кендо плюхнулась на стул, глухо смотря в стену напротив.

— Он раздражает меня одной своей недовольной рожей.

— Ты в зеркало-то когда смотрел в последний раз? — хмыкнула Кендо.

— Вы говорили, что Даби влиятелен так же, как и Мик? — уточнил Тодороки. Он отказывался принимать, что Бакуго должен отправиться на тот свет или куда угодно, черт возьми.

— Ага, — сказал Монома.

— У Мика есть… некоторые претензии к нему, — перешла на шепот Кендо. — Даби завышает расценки, из-за чего разница между приемом наркотиков и оплатой потерянных за нее баллов становится все больше. Рушится баланс.

— Вот как, — произнес Тодороки.

Пока Монома твердил игнорирующей его Кендо, что она зря ему об этом рассказала, Тодороки перебирал пальцами ткань на стертых джинсах. Он вспомнил давний разговор за барной стойкой, когда мертвый приятель Мика пытался выбить из него побольше денег за товар. Закончилось тогда все…

Тодороки, осененный, поднялся со скрипнувшего стула.

— Дрыхнуть пошел? — Вскинул бровь Монома.

— Нет, — ответил Тодороки, выходя из кухни. — К Мику.

— Зачем? — изумилась Кендо.

— Он мой должник.

========== XVII. Синий день. 34-35 ==========

Тодороки вошел в клуб, буднично поздоровавшись с охранником, и прошел в зал, полный веселящегося народа. Синий и фиолетовый свет прожекторов привычно ослепил глаза, ярким всполохом пробежавшись по опустившимся векам. Он прошел мимо бара, в котором работали сотрудники из другой смены, осторожно проскользнул рядом с веселящимися людьми, едва не расплескивавших напитки, стараясь при этом никому не наступить на ногу и не быть задетым острыми локтями. Тодороки оказался в коридоре, в конце которого располагалась лестница, ведущая на второй этаж. Он не раз бывал здесь, когда пополнял запасы со склада — двери справа, но в кабинет Мика ему еще не приходилось заходить.

Жалящее желание вытащить Бакуго из беды подгоняло его быстрее перебирать ногами по начищенным до блеска ступеням, в которых отражался усеянный лампами стеклянный потолок. Тодороки с сомнением посматривал на него, рассуждая о дизайнерском провале (лучше переключиться на потолок и свое сплюснутое в нем отражение, чем в очередной раз тянуться к лежащему в заднем кармане телефону — будто похитители любезно поднесут телефон к уху Бакуго).

Оказавшись на втором этаже, Тодороки увидел несколько закрытых дверей, и направился к дальней, на которой висела табличка с микрофоном. Он за время пути до клуба не раз прокручивал в голове исходы диалога, но каждый раз натыкался на непробиваемую стену: «Что сделает Мик?» Какой бы долг за ним не числился, ставить условием его закрытия сделку с Даби… Тодороки, сжав переносицу пальцами, постучал в дверь. Спускаться на первый и настраиваться на нужный лад под градусами стало поздно — из кабинета послышалось раздраженное разрешение войти.

Мик сидел за черным столом напротив двери со стопкой бумаг и включенным ноутбуком с ярко-горящим экраном, вся крышка которого оказалась обклеена мультяшными, наполовину стертыми стикерами. В помещении было довольно светло из-за горящих ламп; два окна, открывающие вид на противоположную от входа более спокойную часть улицы, оказались закрыты плотными черными шторами. У левой стены находился длинный шкаф, забитый пластинками и дисками, за которыми, как рассказывала Кендо, Мик ухаживал и не подпускал к ним никого под страхом спущенного курка (Тодороки подозревал, что Мик — если он, конечно, был сослан в Трайтон — наверняка играл в группе, пока музыка не стала попадать под запреты). Напротив стола располагалось два стула, на которые Мик так и не предложил ему сесть.

— И в чем дело? Закончились напитки в баре? — спросил он, закрывая бумаги и отправляя ноутбук в режим «сна». — Стоп-стоп, сегодня же не твоя смена, — Мик, до этого готовый откинуться на спинку стула, комично замер в воздухе. — Я ценю твое рвение работать, но…

— Мне нужна ваша помощь, — вот, все, сказал; хотелось выдохнуть, но — нет, самая сложная часть (не)плана еще не распахнула перед ним платиновые ворота.

— Че? — Бровь, не скрытая за стеклами очков, комично взлетела вверх; лицо директора вытянулось от услышанной наглости.

— Вы помните, что я помог вам в клубе? — Тодороки прямо смотрел на директора, скрывая за напускным безразличием стучащий в висках шум.

— Когда вытащил игрушку Мономы из-за барной стойки? — Мик оперся о спинку стула и скрестил на груди руки, щелкая языком. — Допустим.

— Вы тогда сказали, что я могу рассчитывать на вашу помощь.

— Я не так сказал, — недовольно покачал головой Мик, — но плевать. И? Давай, смелее? Чего ты хочешь? Двухнедельный отпуск? — Он щелкнул пальцами, помогая себе придумать щедрые блага для подчиненного. — Повышение? Найти тебе квартиру? Слышал, у тебя проблемы.

Трайтон в глазах Тодороки представлялся кишащим чаном с шипящими змеями, разносящими слухи по мелкому мирку со скоростью, равной скоростью движения поезда из столицы.

— У моего… друга проблемы, — ответил Тодороки, сомневаясь в том, что Бакуго приходился ему вообще кем-то, кроме временного соседа и неудавшегося парня.

— Ну так найди ему бабу. Или мужика, — выставил ладони вперед. — Уж не знаю, какие у него предпочтения. Или, если проблемка посерьезнее, отсыпать ему из своих запасов чего бодрящего, а? — За стеклами очков ему заговорщически подмигнули.

— Сомневаюсь, что это поможет ему.

— Так ему совсем хреново? Черная полоса сменилась черной? — Мик, качающий ногой, закинутой на другую, широко улыбнулся, словно его веселили вялые попытки Тодороки объяснить, чего он хотел.

— Его похитили. Даби, — добавил Тодороки, и Мик, до этого вальяжно развалившийся на стуле, окаменел. — Я не знаю, в чем состоит суть конфликта, но… — Тодороки не интересовало, что конкретно сделал Бакуго, выбесив непонятного Даби; он просто эгоистично хотел, чтобы с ним все было в порядке. Тодороки выдохнул. — Мне нужно, чтобы вы разобрались с Даби.