Бакуго в недовольстве раздул ноздри и кивнул. Если уж и были места, в которых он не хотел появляться в Трайтоне, то черный рынок был одним из них.

— Не строй такое недовольное выражение лица, Бакуго, мы же не посылаем тебя туда прямо сейчас, — засмеялся Сэро.

— Еще бы вы меня куда-то послали.

Бакуго стоял на улице, вдыхая сигаретный дым, пока Тодороки, решивший, что сейчас самое время, поперся то ли благодарить Шинсо за оказанное доверие и вступление в их клуб анонимных кого-то там, то ли еще что (вообще-то, это Бакуго притащил его сюда, поэтому и благодарить… он вроде бы сделал это уже, но все равно).

— …помощь, поэтому мы благодарны тебе, — произнес Шинсо, выходящий на улицу. Тодороки вышел вместе с ним, и Бакуго показалось, что они были чем-то похожи… такой же прямой осанкой или чем-то еще, прятавшимся на подкорке, что ли, или где-то глубже; может, и у Деку было что-то общее, хрен знает, он не был настолько дружен с Шинсо, чтобы судить. Бакуго, запутавшись в своих же странных рассуждениях, отмахнулся от них.

Они с Тодороки шли в компании Сэро и Ашидо, которые, не обращая внимания на них, громко обсуждали что-то. Бакуго не слушал и не пытался вникнуть в разговор, в который они затащили еще и Тодороки, поэтому, идя чуть позади, вдыхал никотин, пытаясь очистить свои мысли от назревающего восстания (попытка номер два) и от соседа.

— …расскажем об этом Киришиме.

— Вы были у них? — спросил Бакуго, отрывая сигарету от губ.

Ашидо, повернувшись, кивнула.

— Они оба выглядели нормально. И Каминари даже перестал повторять, что во всем виноват, — Ашидо заставила себя улыбнуться. — Я так сорвалась на него тогда, — уже тише сказала, пряча голову в плечах, а руки — в карманах ярко-синей ветровки.

— Ты же вроде как извинилась? Типа? Все тип-топ? — произнес Сэро и, чуть наклонившись, попытался заглянуть подруге в глаза, положив руку на понурые плечи.

— Угу. Но все равно. — Ашидо глубоко вздохнула. — Мне стыдно.

— Ой, бля, не начинай. — Бакуго стряхнул пепел с сигареты и нахмурился, почувствовав на щеке холодную каплю. Небо заволоклось тучами. — Нехер сопли сейчас разводить. Ну наорала на него, ничего, переживет, ему, блять, иногда полезно бывает такое услышать, чтобы мозги на место встали.

— Эй, Тодороки, а ты что думаешь? — Сэро выглянул из-за плеча Ашидо.

— Я? — Тодороки удивленно моргнул, и Бакуго почувствовал его неловкость. — Я думаю, что вы заботитесь друг о друге. Для меня странно видеть это, потому что в Лэдо я не наблюдал таких сплоченных отношений. — Ашидо сочувственно выпятила нижнюю губу. — Но вы не можете следить друг за другом постоянно и оберегать от всего. Не думаю, что Бакуго понравилось бы, если бы наблюдали за каждым его чихом. — От одних только мыслей об этом Бакуго почувствовал, как по загривку пробежалась дрожь. — Вам не стоит винить себя за то, чему вы не были причиной.

— Это трогательно, — всхлипнула Ашидо, стирая выступившие слезы в уголках глаз.

— Блять, Ашидо, — закатил глаза Бакуго и отвернулся от друзей, прикусывая нижнюю губу; брошенная машина показалась ему занимательной. Занимательней, чем монолог Тодороки, от которого того захотелось то ли ударить, то ли обнять.

— Отстань! Хочу и реву!

Тодороки и Бакуго попрощались с Ашидо и Сэро.

Когда до дома оставалось не больше десяти минут, ливень окатил их. Необходимость бежать под крышу отпала с той же скоростью, с которой они промокли; ледяная вода лилась за шиворот и умудрялась попадать в ботинки-кроссовки, обволакивая носки мерзковатым холодом. Бакуго разозлился из-за последней сигареты, потухшей на его глазах, и показал небу средний палец.

— Мы замерзнем и умрем, — сказал Тодороки, зачесывая мокрую челку назад, легшую пластом на макушку. Его лицо омывали дождевые капли, играли на ресницах и на приоткрытых губах. Скрывались под мокрым воротом толстовки мелким бисером.

Бакуго поспешно отвернулся, ловя в отражении глубокой лужи свой потемневший взгляд, и грозно топнул в нее, отправляя брызги во все стороны (а лучше бы на себя, потому что даже ледяные капли не помогали избавиться от возникающих в голове пошлых картинок, от которых дыхание перехватило, а еще жар в голову ударял, отчего становилось не по себе, так, что в пору в луже топиться). Тодороки смиренно посмотрел на промокшие насквозь джинсы, на которых также оказались и грязные брызги, и философски отнесся к их плачевному состоянию.

Первым в душ пошел Тодороки, тогда как Бакуго, стянув толстовку, позорно скрылся на кухне, чтобы приготовить ужин — а не для того, чтобы не видеть мокрую от ливня обнаженную спину, перекатывающиеся мышцы под кожей и позвонки. Наверняка с шеи Тодороки можно было слизать вкус грозы и вдохнуть запах дождя, проведя носом по линии роста волос.

Бакуго с грохотом поставил на плиту сковородку, злясь на вышедшие (снова) из-под контроля мысли.

— Ну? Скажешь что-то? — спросил Бакуго, когда поздний вечер дышал прохладным ветром из открытого окна на кухне, возле которого он стоял и курил, не рискуя выходить на балкон после прошедшего дождя. Не успевшие высохнуть волосы торчали колючим ежиком, не так уж и сильно отличаясь от его обычного внешнего вида.

— По поводу? — Тодороки, одетый в чистую бакуговскую одежду (потому что своей у него как не было, так и не появилось; Бакуго как никогда жалел о том, что не отправил его пинками на рынок), мыл тарелки после ужина.

— По поводу всего? — Бакуго затушил окурок и вытащил еще одну сигарету, сразу же зажигая.

— Я думаю, мне… близко то, чем вы занимаетесь, — признался Тодороки, вытирая чистые тарелки. — Возможно, так было уже давно, однако я отказывался это признавать.

— Несовершенство рейтинговой хуеты бросается в глаза? — усмехнулся Бакуго, наблюдая за прямой спиной. Черная футболка ему… шла. — А если бы она была совершенной?

— Вещи, завязанные на прямом контроле, не могут быть совершенны для тех, кого контролируют. — Тодороки выключил кран с холодной водой и, вытерев руки о полотенце, повесил его на крючок. — Ты пытаешься обезопасить себя, отдавая контроль над собой или своими действиями, но все заканчивается тем, что этот некто требует еще и еще, аргументируя большей безопасностью.

Бакуго прислонился спиной к стене и скрестил ноги, глядя на работающую верхушку ТЭС, от одного вида которой его воротило. Очередная шутка судьбы, заставляющая его каждый день смотреть на злополучное строение.

— Людей пугают штрафы. Логично, что ради них они готовы в ногах ползать и лизать сапоги правосудию.

— В этом и состоит проблема. — Тодороки повернулся к нему, упираясь руками о раковину и смотря на горящий конец сигареты. — Рейтинг решает последствия действий, а не причины их появления. Если хотите, чтобы люди вели себя ответственно, то не запрещайте им, а объясняйте, почему так делать не нужно.

— Они и объясняют баллами, — хмыкнул Бакуго. Влетевший на кухню ветер взлохматил его волосы и едва не потушил сигарету, развевая дым по всему помещению. Тодороки поспешно опустил глаза, крепче сжимая пальцы на раковине. — Шутка в том, что они продолжают мерить ими примерно все. И тема с «хорошим-плохим» перетекает в количество баллов. — Бакуго, недовольный своими словами, скривился. — Даже если принять, что по этим тупым критериям можно судить, хотя это, блин, не так, мир не так устроен, то с людьми это все равно не работает. Много всяких факторов, которые влияют, но при этом игнорируются системой.

— Глупо вообще полагать, что благополучие граждан кого-то волнует. — Тодороки вдохнул запах дыма, облепивший его, и поморщился. Бакуго высунул руку с сигаретой на улицу, и полоска дыма последовала за ней. — Если бы благополучие волновало, была бы усовершенствована судебная система.

— Деку считает, что волнует, — сказал Бакуго, стряхивая пепел.

— Мидория оптимистично смотрит на реальность. Он идеалист? — спросил Тодороки, глянув исподлобья на Бакуго, на котором тени от лампы вырисовывали прямые линии, подчеркивая точеный профиль.