Бакуго сильнее сжал рукоять, отчего Тодороки показалось, что тот слышит ее истеричный треск. Бакуго сам трещал и ломался.

— Проснулся в плохом настроении, — прошипел он.

— Ты всегда просыпаешься в плохом настроении. Сделал бы себе кофе.

— О, блять, перестань. — Бакуго замотал головой, болезненно скривился и опустил руку с пистолетом. Тодороки упер свою в землю, пачкая ладонь. Тот прикрыл локтем глаза и судорожно выдохнул; Тодороки тоже выдохнул, так, как выдыхают те, кого серийный убийца не нашел под кроватью. — Там нужен был бы двойной эспрессо.

— Я умею готовить двойной эспрессо, — сказал Тодороки и опустился ниже, не выдержав (ему можно, наверно, он только что начал догадываться о кое-чем). Позволил себе прижаться лбом к вздрогнувшей руке. — И капучино. И латте, — продолжал суматошно перебирать названия кофейных напитков, пока в груди разрасталось понимание, что Бакуго не ударит его в челюсть, не оттолкнет и не побежит выпускать магазин в того мужчину на площади. — Чему только в миковском баре не научат.

— Я думал, там сплошной алкоголь, — произнес Бакуго, постепенно расслабляясь.

— В них добавляют алкоголь.

Тодороки казалось, что он сможет пару вечностей провести вот так — чувствуя тепло Бакуго и его успокаивающееся дыхание у своей щеки. Он смущался своей излишней сентиментальности и неуместности испытываемого. Бакуго еще пять минут назад мог выстрелить в человека, убивая заодно и себя, если бы Тодороки задержался. Если бы Киришима написал позже (или не написал вообще). Если бы те двое военных решили поболтать с ним чуть подольше. Если бы он обошел дом с другой стороны.

Тодороки только сейчас, когда волнение начинало сходить, понял, как сильно боялся не успеть.

— Извини, что ударил тебя.

— Заткнись. Просто заткнись, а, — на выдохе произнес Бакуго, обжигая пожаром щеку.

Тодороки замолчал и ослабил хватку на плече, на котором могли остаться синяки; его пальцы болели от напряжения. А еще их простреливало дрожью от того, что он продолжал держать Бакуго; почему-то теперь все воспринималось по-другому.

— Встань с меня, придурок, — попросил Бакуго через пару минут, так и не убирая руку от лица.

Тодороки послушался и поднялся, сначала усаживаясь на его бедра и только затем поднимаясь. Бакуго поднялся тоже и развернулся, но Тодороки успел разглядеть покрасневшие щеки.

— Куда ты? — спросил Тодороки, видя, как Бакуго направляется в противоположную от площади сторону и уходит во дворы.

— Шевелись.

Тодороки отряхнул колени испачканных в пыли джинсов и, краем глаза взглянув на площадь, на которой уже не было рейдеров, последовал за Бакуго. Тот подошел к стоящему за углом мотоциклу. Он, ловко перекинув ногу через сидение, сел на него, готовясь выжать газ.

— Ну? — Бакуго показал головой на оставшееся место позади себя. — Тебе приглашение нужно?

— Официальное и с почтовой маркой, — произнес Тодороки, садясь на мотоцикл. Он растерялся, не зная, куда деть показавшиеся лишними руки. Зацепиться за багажник или…

Бакуго впереди глухо проворчал, хватая его руку и кладя ее себе на живот. Тодороки обхватил его двумя, стараясь не обращать внимание на забившееся сердце и молясь, чтобы его трель не расслышал Бакуго, к спине которого он прижимался грудью. Все это отчего-то становилось слишком неловким, будто они были не взрослыми парнями, а подростками, только вошедшими в период пубертата.

— Куда ты собираешься?

— Познакомлю тебя кое с кем. Если хочешь безболезненно выбраться из Трайтона, сейчас самое время свалить и сделать вид, что ничего не было.

Тодороки на протяжении двадцати одного года делал вид, будто ничего не происходило. Замечал, но не выступал против. Видел и осуждал, но проходил мимо.

Молча смотрел, как рейтинговая система убивала индивидуальность и делала из людей биосоциальные машины, готовые последовать за своими ИИ покровителями в пустыню на сорок лет.

— Нет, — принял окончательное решение Тодороки.

Бакуго выдохнул и выжал газ. Тодороки подобрал ноги, которые прижал по бокам от мотоцикла, и сильнее сцепил руки на его груди, когда почувствовал, как тело оттянуло назад.

Они бесшумно выехали из закоулка, медленно сворачивая в противоположную от площади сторону, повернули несколько раз, после чего оказались на центральной дороге, на которой Бакуго разогнался. Тодороки, не привыкший к езде, старался сидеть бездвижно, повторяя действия за водителем, то отклоняющимся влево, то вправо. Потоки холодного ветра скользили по легкой одежде и освежали вспотевшую от жары кожу, пока растрепанная от езды челка лезла в глаза. Мелькающие пешеходы и дома поспешно исчезали, сменяясь другими в суматохе мягко ревущего двигателя. Тодороки мало понимал в езде — мечта обзавестись своим мотоциклом так и осталась мечтой, — но он, расслабившийся через пару минут с начала поездки, убедился, что Бакуго не врал — он на самом деле хорошо водил. Тодороки, доверительно закрывший глаза, чтобы в них не бил ветер, полностью сосредоточился на поездке; причиной, по которой они бы врезались в забор или налетели на застывшего на пешеходном переходе старика, он быть не собирался. Да и Бакуго… Бакуго, пахший дешевым шампунем и пóтом, занимал всю коробку мыслей, поселившись в голове стальным монументом со световой подсветкой на платформе. Тодороки бессовестно пользовался тем, что мог безнаказанно прижиматься к нему, и был обескуражен тем, что сердце Бакуго под его ладонью грозило пробить грудную клетку.

Вскоре они оказались перед одноэтажным строением, дверь которого была открыта нараспашку. Бакуго, заглушив двигатель мотоцикла, сказал Тодороки слезать и слез сам, чтобы ворваться в здание. Тодороки последовал за ним, входя в темное помещение с горящими экранами компьютеров, усеянными проводами.

Он не интересовался тем, чем занимался Бакуго и его компания. Периодические разговоры, невольным слушателем которых он становился, давали однозначное понимание — занятия не шло ни в какое сравнение и безобидной игрой в солдатики на детской площадке.

Тодороки догадывался, что разговоры про рейд, про оружие, про подготовку к чему-то неминуемо грядущему, не могли быть пустыми разговорами на ряду с такими же пустыми мечтаниями.

Тодороки, в конце концов, не идиот.

Атмосфера в помещении могла потягаться с паникой на шедшем на дно корабле после встречи с ледником. Ледник, правда, представлял из себя рейд, неумолимо несшийся на них наперевес с заранее подготовленными штрафами — хотя какие штрафы, о чем вообще речь; здесь явно намечалось нечто похуже.

Тодороки привлекало многообразие техники. Находящиеся в шкафах и коробках документы с исследованиями изменений в Трайтоне, произошедшие не за один десяток лет, расследования о высокопоставленных лицах, проведенные из подполья, анализ и структурирование огромного количества информации, от которой у любого человека начал бы дергаться глаз, вставали перед ним в тусклом свете горящих ламп и неяркого света мониторов компьютера. Разве что фотографии с присутствующими людьми, прикрепленные скотчем к стене, немного выбивались из общей атмосферы и привносили неуместный уют.

Несколько человек (среди них были знакомые уже ему Сэро, Ашидо и Мидория) стояли за работающими компьютерами, судорожно вбивая в них данные. На мониторе мелькало множество точек, рассыпавшиеся бисером по карте города.

— …по всему району! — заявил Сэро, от досады ударяя кулаком по столу.

— Мы не сможем вывезти отсюда вещи, если они доберутся сюда, — сказала Асуи, нервно грызущая пальцы и в растерянности смотрящая на коробки с документами и исследованиями районов, частью которых занималась лично.

— Пригоним грузовик, — сказал Сэро, вновь уставившийся в монитор.

— С противоположного конца города, да, отличная идея.

— Что у вас происходит?! — закричал с порога Бакуго, выходя на центр помещения. Суетящиеся соратники не обратили на него внимание, занятые поиском решения проблемы, которая могла пустить под плаху не только их работу, но и их самих.