— Мой сосед, которому не нравилось здесь, планировал сбежать. Он исчез через пару дней, — поделился Кода, приподнимая уголки губ. — Наверняка он смог добраться до аэропорта в Лэдо и сейчас уже свободно гуляет по ночному Парижу.
— Он мог просто сдохнуть в четвертом, — ответил Бакуго с неприятной горечью подмечая, как блеск глаз Коды потух. Бакуго не хотел выглядеть ублюдком, который портит представления о мире с радугами и единорогами, но…
— Не хотел бы соглашаться с Бакуго, но это звучит вероятнее, — сочувственно похлопал Оджиро Коду по широкому плечу. Он посмотрел на свой ИРС, скрытый под напульсником. — И даже если ИРСы удается снять, что делать дальше? Перебираться в Лэдо? Разумнее оставаться здесь.
— Разумнее добиться девяноста баллов и выбраться из Трайтона. Долететь до Парижа, — тихо произнес Кода, неготовый так просто сдаваться под прессом рационального настроя товарищей. — В последнее время здесь тоже не безопасно.
— Почему? — Бакуго, до этого сутулившийся, расправил плечи; будто не понимал, в чем причина, и ради смеха примерял на себя маску невинного парня, все это время находящегося в танке.
— После объявления на главной площади люди забеспокоились, — вздохнул Оджиро. — Моя мать прочитала текст и теперь места себе не находит. Говорит, что поднимается паника. И опасается, что информация о более жестких требованиях для того, чтобы покинуть Трайтон, окажется правдой.
— И намеки на ожесточенную систему рейтинга не сказать, что радуют, — согласился Шоджи.
— Как она прочитала? — удивился Кода и посмотрел на Шоджи. — Объявление же было удалено.
— Листовки развешаны на многих стенах в закоулках. Люди в любой момент могут с ним ознакомиться, — пояснил он. — Не понимаю, почему их не снимают.
Бакуго уставился на него тяжелым взглядом из-под опущенных бровей. Пусть, блять, только попробуют от них избавиться, он лично прострелит затылок тому умнику. Не зря же он убил несколько дней на их расклеивание. Пальцы замучался оттирать от клея.
— И еще рейд, — добавил Оджиро, возводя глаза к потолку. — Толпы военных… опять… хоть это и происходит почти каждый месяц, все же не может не давить морально. Или слухи о грядущем обновлении системы. Никто не знает, что они внесут через пару месяцев в наши ИРСы, поэтому… все переживают.
— И что вы думаете по этому поводу? — спросил Бакуго.
Бывшие одноклассники замолчали. Неуютная тишина нависла над их столиком, отчего ощущение царящего в баре комфорта (кто бы что ни говорил про деятельность Айзавы, но его бар считался лучшим в Трайтоне), трагично погасло, растворяясь в мнимом мраке.
— Если это не шутка и поднявшие панику лица серьезны в своих намерениях, — произнес Шоджи, поднося к губам стакан, — я лишь надеюсь, что это не обернется кровавой резней.
Бакуго вышел из бара под вечер в компании одноклассников, не собирающихся засиживаться в опасном районе до темноты. Оджиро сказал, что был рад такой неожиданной встрече, и был бы не против встретиться вновь. Бакуго ответил глухое «ага», махнул им рукой и направился к своему дому. Отчего-то терпеть их компанию, как только они оказались на улице, стало невыносимо тошно.
Бакуго оказался в квартире быстрее, чем рассчитывал.
— Все в порядке? — спросил сидящий на диване Тодороки, держащий в руке телефон.
— Заебись, — соврал Бакуго, скидывая ботинки. И, засмотревшись на грязную подошву, добавил: — Встретил старых одноклассников в баре.
— Встреча оказалась не самой приятной?
— А тебе какое дело?
Тодороки пожал плечами; может, Бакуго показалось, может, нет, но он увидел, как тот удрученно поджал губы.
— Я типа не люблю все эти встречи выпускников, — оправдался он и скрылся на кухне.
Бакуго не хотел признаваться себе и ни за что бы не признался двумордому, что глубоко внутри, под пластами сваленных бетонных стен, билось осознание колкой зависти. У Бакуго, вообще-то, все было прекрасно: у него была своя квартира (отвратная), работа (отвратная) и личный набиватель баллов (ненадолго), так что никакие чертовы одноклассники, не испытывающие и малой доли лишений из-за расслоения, ни за что не станут причиной, по которой он будет убиваться.
Бакуго вытащил очередную сигарету и открыл окно на кухне.
***
Бакуго, подходящий к мотоциклу, пару минут назад вышел из квартиры пожилой женщины, одетой во все розовое с белыми рюшками; он отдал ей несколько коробок, заклеенных черной изолентой, и старался не думать о том, что находилось в них, предпочитая спать без кошмаров. На сегодня с развозом товара было покончено, поэтому он с чистой совестью потянулся к пачке сигарет, чтобы перевести дыхание после очередного дня, отчего-то выматывающего больше, чем хождение по закоулкам и продажа таблеток. Во время развоза товара он заскочил на черный рынок, чтобы купить взрывчатку (мало ли), сейчас покоившуюся в рюкзаке; не взрывоопасный порошок, конечно, но и подешевле будет. Он собирался притащить ее на новую базу и оставить до худших времен.
Он, прислонившись к мотоциклу, смотрел на платформу, на которую часом ранее прибыл поезд с провизией и заключенными, отправленными навстречу приключениям на свою задницу в сердце третьего района, а оттуда — в бюро. Он, всматриваясь в наглухо закрытые двери, не представлял, как можно было пробраться в вагон и, вдыхая дым, решил, что во втором районе завелись сказочники.
Ему пришло сообщение от Шинсо, в котором тот сообщил, что переезд на новую базу был закончен, и прикрепил локацию. Бакуго, не ответив, убрал телефон, собираясь лично посмотреть, куда они переехали из уютной квартиры, в обстановку которой он вложил немало усилий.
Бакуго потушил сигарету о подошву ботинка и повернулся к урне.
Бакуго замер.
Он увидел, как по платформе в компании управляющего бюро — седым стариком в сидящем по фигуре пиджаке — шел высокий мужчина, одетый в военную темно-синюю форму. Он, гордо приподняв подбородок, вполуха слушал лебезящую речь управляющего, пока его презрительный взгляд скользил по шедшим по третьему району людям.
Его взгляд встретился со взглядом смотрящего на него во все глаза Бакуго, сжавшего до боли зубы, и метнулся к другому человеку.
Бакуго завел руку за спину, пальцами касаясь глока. Его окутала спрятанная на глубины злость, поднялась наверх, вставая плитами в горле. Будто он переплыл пару сотен морей или оказался выброшен в открытый космос. Он смотрел на удаляющуюся статную фигуру, пока крылья носа расширялись; губы дрожали.
Бакуго запрыгнул на мотоцикл и, нажав на педаль газа, помчался на базу.
Ветер трепал волосы и бил в глаза, в которых отражались всполохи ярко-красного гнева; те напоминали линзы очков, выкрашенные в алой краске, под которой мир воспринимался злобной (еще более злобной) копией. Бакуго сжимал зубы, стучал ими, вслушиваясь в едва различимый рев двигателя, пока мысли острыми клыками терзали еще свежие воспоминания, к которым только руки протяни — и…
Бакуго стиснул руль мотоцикла. Он уже и так почти протянул руки — в перспективе ноги, если бы пальцы обхватили ствол. Такой себе, если честно, хэппи энд.
К концу поездки Бакуго восстановил дыхание.
На базу, расположенную на северо-западе четвертого, почти что на окраине, Бакуго вошел, распахивая дверь. Та вела в продуваемое заброшенное одноэтажное здание с закрашенными черной краской окнами. Несколько лет назад здесь находилась автомастерская, о чем свидетельствовала валяющаяся на земле табличка с поблекшей нарисованной шиной.
Бакуго оказался в просторном помещении, по правую сторону огороженное тонкой перегородкой, из-за которой не длинное вытянутое пространство напоминало самодельный коридор. Из-за того, что источником света служили гудящие холодные лампы, глаза с непривычки резало ярким белым. Бакуго, ступая по крепкому полу, обошел перегородку, оказываясь в центре помещения, заставленного коробками с техникой, записями и многими данными. Вокруг подключаемых к сети мониторов, уже установленных на оставшиеся от прошлых владельцев столах, крутились Асуи и Иида, подключающие провода. Несколько полок деревянных шкафов, тоже оставшихся от прошлых владельцев, прогибались под тяжестью бумаг и многочисленных проводов. Стоящий запах масла и бензина, впитавшиеся в хлипкие стены и бедную мебель, бил в нос, отчего хотелось зажать его. Или притащить баллон освежителя.