Тодороки вопреки словам Бакуго замер на месте. Тот вскинул бровь.

— Мы только что вышли с рынка и там были продуктовые палатки.

— Я не попру отсюда пакеты с едой. — Бакуго закатил глаза и, напялив на голову капюшон, направился к центру.

В квартире Бакуго, когда на город опустилась глухая темень, Тодороки сидел на стуле на кухне, настраивая аккаунты в соцсетях. Рядом готовил Бакуго, которому он чуть ранее перевел несколько баллов за помощь в поиске работы. Свой низкий рейтинг продолжал беспокоить его, то и дело всплывая в сознании проклятыми цифрами, но он все же пытался отгородиться от этого.

Краем глаза посматривая на то, как Бакуго ловко и быстро нарезал купленные в магазине третьего района овощи, Тодороки успокаивался, будто подобная монотонность служила своеобразной терапевтической процедурой. Медитацией? Он не предполагал, что тот умеет готовить что-то кроме бутербродов, поэтому продолжал удивляться своему временному соседу.

Мысли о прошедшем дне и увиденном все-таки пробились через тонкий полиэтиленовый щит, возникая наполовину посеревшими кадрами перед закрывающимися глазами. Штрафы, убийства, черный рынок, контрабанда и все-все-все смешивалось в грязевой комок, от которого в груди становилось тесно и пусто, словно яд Трайтона постепенно проникал в нее, расползаясь мазутными лужами. Как он собирался выбраться отсюда, если за каждым левым шагом следили в первых двух районах, готовясь в любой момент потянуться к ИРСу, а в самых бедных могли выхватить из-за пояса нож и прирезать за правый?

И почему-то в серости воспоминаний, полном осознании бедственности своего положения и темноты, глядящей из окна, готовящий Бакуго казался ярким пятном под светом тускло горящей лампы.

========== V. Синий день. 4-10 ==========

— Ты ничего не расскажешь об этом Мике? — спросил Тодороки, когда они с Бакуго шли к клубу, минуя серые здания третьего района.

Бакуго, держа сигарету между пальцами и смотря под ноги, пнул попавшуюся на дороге банку, которая перелетела через разбитый бордюр и угодила в грязь.

— То же сделает с тобой он, если будешь трепать языком.

— Не хотелось бы потерять единственную работу.

— Сначала получи ее, чтобы не потерять, идиот.

— Мне нужно что-то знать или?..

Тодороки задавал много вопросов, но, во-первых, он не каждый день устраивался на работу, во-вторых, не каждый день устраивался в центр криминала и всего-всего противозаконного, от которого он бегал на протяжении двадцати одного года. А Бакуго, как он догадался из вчерашнего разговора на рынке, входил в число тех же самых работников Мика (из теневого сектора, если такое понятие существовало в Трайтоне), так что и знать должен был достаточно.

— Ну, — задумчиво протянул он, выдыхая дым, — он ненавидит насекомых. Как-то раз в его клубе обнаружили какую-то гигантскую летающую дрянь, так он приказал ее найти и пытать на ультразвуке.

— Дрянь? — уточнил Тодороки, слабо представляя корчащееся насекомое.

— Дрянь. — Бакуго изогнул губы в усмешке; Тодороки это не понравилось. — И парня, на куртке которого эта дрянь была притащена.

Тодороки стало яснее, но не легче.

— Понятно. Меньше разговаривать и не ловить по дороге бабочек.

— Нет, почесать языком он любит, прям обожает, — Бакуго активно замотал рукой из стороны в сторону, отчего пепел осел на джинсах Тодороки, который тот поспешно стряхнул, подавляя укор во взгляде, — но не говори с ним ни о каких делах, которые там проворачиваются.

Тодороки кивнул и услышал звук пришедшего сообщения, раздавшегося в кармане толстовки Бакуго. Тот достал телефон и, прочитав текст, принялся гневно стучать по экрану, зажав сигарету между зубами.

— Киришима очень, блять, волнуется за тебя и просит не оставлять тебя одного в клубе.

Пусть они и не были хорошо знакомы, Тодороки была приятна такая забота (а еще беспокоила, потому что Киришима, спокойно отреагировавший на совершившееся на его глазах убийство, был подозрительно взволнован его новой работой).

— Передай ему спасибо.

— Пошлю его нахер.

Взаимоотношения Бакуго и его друзей продолжало поднимать волны негодования в Тодороки и омывать его тяжелыми лавинами. Он не понимал подобного сплочения, потому что видел, как некогда близкие друзья прекращали общение, как только рейтинг одного из них изменялся — выше, ниже, разницы не имело. Он принимал это за данность и считал, что так и должно быть, пусть и прекращение общения со школьным другом по причине его взлета до девяноста какое-то время заставляло его грустить и в глубине души злиться то ли на него, то ли на баллы, через которые тот так и не смог переступить.

Тодороки предполагал, что дело было в рейтинге. Беднейшее население сплачивается, помогает друг другу выжить, но он увидел вчера у Каминари «44» на ИРСе и…

— Киришима вчера водил меня по городу, чтобы понять, могу ли я навредить тебе.

— Будто я просил его лезть в это. — Бакуго, нажав на отправку, заблокировал телефон и запихнул его в карман.

Тодороки почувствовал вибрацию в кармане и, достав телефон, едва заметно улыбнулся.

— Че ты лыбишься?

Тодороки показал ему экран телефона:

13:30. Киришима:

ТодОроКи! Будь осторожен и если что ВАЛИ!!

— Блять, серьезно? — Бакуго закатил глаза и нервно потрепал челку, выглядывающую из-под надетого капюшона. — Вон это место. — Он указал почти догоревшей сигаретой на здание.

Тодороки посмотрел на здание, перед дверью которого располагалась дверная решетка со слезшей черной краской.

— Он выглядит обычно.

— А ты ожидал неоновых вывесок? — ехидно усмехнулся Бакуго, выкидывая бычок в мусорку.

— Именно их я и увидел возле платформы.

— Пустые выебоны. — Махнул рукой.

Тодороки хотел спросить, знают ли в бюро о делах, совершающихся под крышей трехэтажного здания, окна которого были закрашены черной краской, но в итоге пришел к выводу, что да, знают. Невозможно жить в Трайтоне и не иметь понятия о происходящем под носом; это должна быть высшая степень абстрагирования, которой достойны либо мудаки, либо безмозглые.

Они подошли к клубу, рядом с которым стояло двое мужчин, тихо переговаривающихся друг с другом, но быстро свернувших разговор, как только обнаружили лишние уши. Бакуго потянул на себя решетку и открыл расположенную за ней дверь. Тодороки проследовал за ним, оказываясь в узком коридоре со стенами, покрашенными в бордовую краску, и желтым светом горящих ламп. Лестницы не было, только крутой подъем, ведущий в зал. Чуть левее от него располагалось две двери — для гардероба и персонала. Из зала не доносилось ревущей музыки, не слышались голоса шумной, подвыпившей толпы.

Перед самым входом их остановил здоровый мужик в деловом костюме, прислонившийся к стене и сложивший руки крестом. Он не был многословен:

— Откроется в семь. Дверь там.

Тодороки затылком почувствовал, как злость охватила Бакуго, сжавшего пальцы в кулаки в карманах толстовки, но все же тот сумел сдержать себя и не предпринять что-то, о чем они потом оба пожалеют.

— Я вчера связывался с Миком и договаривался о… собеседовании. Вот этого, — ткнул локтем в бок Тодороки, пытающегося рассмотреть зал клуба через дверной проем. Он мог различать очертания предметов, поскольку в помещении свет был интимно приглушен; лишь возле барной стойки стояла девушка с яркими рыжими волосами, собранными в высокий хвост.

— Вход только для персонала.

— Я договаривался, кретин, ты не понял? — Бакуго угрожающе приблизился к нему, и бровью не поведшему, на шаг. — Тебе уши прочистить или морду набить?

Объяснение Бакуго не произвело на охранника впечатление, поэтому тот, не церемонясь, сделал резкий выпад, чтобы заломить надоевшему парню руку. Тодороки, впечатленный, смотрел на то, как рука заламывалась у бугая. И хоть в глубине души Тодороки и понимал, что проблемы у них после этого не могут не появиться, все же отметил, с какой легкостью Бакуго провернул прием.