— Оказываю неоценимую помощь, конечно же, — произнесла она, закатывая накрашенные темными тенями глаза.

— Да, Бакуго, прояви уважение, — сказал Каминари и порадовался, что голос не дрогнул. — Каяма откроет для вас вагон. И не будет задавать лишние вопросы, — он хотел подмигнуть, но не стал, боясь потерять контроль.

Каминари, отдающий часть бюджета сопротивления, долго торговался из-за цены; сейчас он понимал, что потратил впустую полчаса своей жизни, хотя мог позалипать с Киришимой на какой-нибудь тупой сериал (или не залипать).

— И пришибет палкой? — зашипел Бакуго, сжимая пальцы в кулак.

— Ох, бедный, неужели ты все еще переживаешь из-за того случая? Ну было и было, — она нахально улыбнулась, скрещивая на груди руки, одетые в ярко-красные перчатки, контрастирующие с черной приталенной кожанкой. — Все же это бизнес, ничего личного.

— Из-за того случая? — спросил Каминари, искренне удивляющийся. Все, что он знал из истории их взаимодействия, это рассказ про разбитый мотоцикл…

— Это вам я звонил, — сказал Тодороки.

— О-о, точно, помню тебя, — обрадовалась контрабандистка и растянула губы в обольстительной улыбке. — Как насчет…

— Проведи нас уже к тому чертовому вагону, — влез Бакуго, вставая перед Тодороки, и Каминари не смог не улыбнуться на его порыв.

— Поезд идет чуть больше десяти минут, — сказал Каминари, подпрыгивающий на месте из-за холода не только внутри, но и снаружи. — Как только он войдет в город, вам придется спрыгнуть, но постарайтесь это сделать до ворот, ведущих в сам город.

— Че? — вскинул бровь Бакуго. — Войдет в город, но до ворот, ведущих в город?

— Спрыгнуть? — переспросил Тодороки.

Каминари посетовал на неспособность выстраивать слова в предложения.

Он пропустил объяснения Каямы мимо ушей, пытаясь придумать, как незаметно передать содержимое кармана.

— Поучись манерам у этого милого парня, Бакуго.

— Да ты не первая ему это говоришь, — шмыгнул замерзшим носом Каминари, после чего пачка сигарет прилетела ему в лоб. — Эй!

— Не потеряй ее, пока нас не будет, — сказал Бакуго, сощурив глаза. Каминари на секунду подумал, что все же облажался, поскольку тот умел считывать состояние друзей — поэтому Киришима и не пошел с ним.

— Это слишком ответственно, думаешь, я справлюсь? — улыбнулся Каминари, убирая пачку в другой карман не с первого раза из-за дрогнувших пальцев.

— Постарайся, идиот.

— А как же обнимашки? — Каминари вытащил руки из карманов, в одной сжимая его содержимое.

— Не буду я с тобой обниматься, — воспротивился Бакуго.

— Тодороки, обнимемся на прощание? — И, не давая ему времени на отказ, он крепко обнял замешкавшегося Тодороки. Отпуская его, он незаметно засунул в карман его куртки вещи, и отошел на шаг назад.

Раздался долгий гудок, сообщающий об отправлении поезда.

— Мальчики, вы бы поторапливались, — посоветовала им Каяма, указывая ладонью на поезд.

Бакуго развернулся и, схватившись за доску, подтянулся на руках, забираясь в вагон и поворачиваясь к ним.

— Будьте осторожны, — сказал Тодороки, глядя на кивнувшего Каминари.

— Ага, вы тоже. Следи за Бакуго, чтобы он на людей не бросался.

— Я не бросаюсь на людей! — возмутился он и протянул подошедшему Тодороки руку, чтобы помочь забраться. Тодороки, схватившись за нее, взялся за дверь и, оттолкнувшись, влез в вагон, налетая на Бакуго, удержавшего их обоих. — Ты как тюлень.

— Извини, я по вагонам раньше не прыгал.

— Киришима просил передать, чтобы ты ел больше белка и рыбы! — вспомнил Каминари.

— Я и так знаю, — пробубнил Бакуго.

— Нам же нужно закрыть эту штуку? — Тодороки подошел к двери.

— Оставьте просвет, чтобы она не заблокировалась! — крикнула Каями, когда поезд начал отходить.

Каминари увидел высунутый средний расплывающийся палец, после чего почувствовал тепло на щеках.

— Эй-эй, мне нравится, когда парни плачут, но что это за реакция? — Контрабандистка недоуменно приподняла брови, впервые видя такую реакцию Каминари. — Если ты так расстроился из-за среднего пальца, то хватит ныть, это было послано мне от чистого сердца.

— Я рад, что они… в этом поезде и все такое, но… — Каминари вытер глаза тыльной стороной ладони.

— Хотел бы быть на их месте? — тихо спросила Каями, глядя вслед пропадающего из вида поезда; тот становился черный точкой, миновавшей зеленый забор четвертого.

— Угу-у, — вытер глаза; он и Киришима. — Я хреновый друг, я знаю. — Он улыбнулся дрожащей улыбкой.

— Нет, идиот, — вздохнула Каями, убирая руки в карманы кожанки и поворачиваясь назад. — Ты обычный человек.

***

Мидория стоял на улице возле входа на базу и, нацепив на голову большую шапку, скрывающую почти весь лоб, вдыхал дым, отправляя легкие никотином, в которых тот прорастал сеткой завядающих цветов — как, собственно, и все, во что он верил и ради чего прозябал на базе ночами. Будто по его светлым надеждам прошлись спиртовым раствором и подожгли. Какой-нибудь извращенный коктейль Молотова, сделанный на скорую (скорую ли?) руку.

Шок перешел в оцепенение, постепенно сменившееся фазой подавленности и принятия, от которого горчило во рту (или горчило во рту от четвертый сигареты, черт разберет). Пять стадий дали сбой, перемешавшись между собой в котелке с зелеными лопающимися пузырями и порождая новые — болезненные и пожирающие изнутри.

Токоями и Асуи находились на базе, собираясь координировать их из запертых дверей, и Мидория, выходя из помещения, но все же не решаясь направиться на площадь, понял — чем-то тяжелым приложило по голове, например, безрадостной реальностью, — что, наверно, больше он их не увидит.

Ашидо, прихватив с собой мегафон, и Сэро унеслись на площадь, на которую начали стекаться, как сообщила Асуи, жители в ожидании рейда, готового начаться не позднее, чем через полчаса. Иида и Тецутецу с Киришимой находились на ней, заводя толпу. Все шло по плану. В целом, да.

Шинсо, вышедший из базы, удивленно посмотрел на него и замер, так и не застегнув пуговицы на пальто.

— Я думал, ты ушел на площадь.

Мидория пожал плечами и потушил сигарету о стену, после чего бросил окурок на землю в маленькую кучку других. О том, что он таскает в рюкзаке пачку сигарет, знал Шинсо и Бакуго, и изредка (правда изредка) поджигает одну из них.

Выходя из базы, Мидория собирался сразу же двинуться на площадь, но… вот.

— Да-а, я планировал, но, похоже, я слишком сонный для того, чтобы делать два действия одновременно, — засмеялся он, поправляя спавшую на бок шапку и указывая на торчащую пачку сигарет из кармана. Мидория расправил плечи. — Составишь компанию по дороге на площадь?

— Конечно.

Массовое скопление народа на площади возле здания бюро вынудило директора закрыться в своем кабинете и занавесить окна темными шторами, иногда приоткрывая их и посматривая на готовую все снести толпу.

Киришима, отдавший мегафон Тецутецу, пил воду из бутылки, чтобы оживить пересохшее горло. Он, делая большие глотки, отчего капли воды скатывались по горлу, чувствовал всеобщую атмосферу единения, от которой мандраж заползал в каждую клетку тела, выделяя сошедшие с ума эндорфины. Результат проделанной работы стоял перед ним, скандируя лозунги в пока еще не снимаемые камеры. Ашидо скрылась в толпе, завидев вышедшую на площадь Джиро, и он не мог разглядеть ее розовую макушку даже с лавки — хорошо, что рядом не было Ииды, марширующего вместе с активистами из первого.

Толпа, которую, казалось, ничего не связывало, сейчас, объединенная общей идеей, составляла единое целое.

Каминари, изначально понурый после того, как проводил Тодороки и Бакуго, хоть и храбрился и заявлял, что все с ним в порядке — ну кому ты врешь, дурак, — все же несколько посвежел и, просматривая данные, переданные Асуи, сообщал о движении рейда и Курокавы.

— Рейд в городе, — сказал Каминари, вытащив из уха наушник.

Информацию об этом Тецутецу мгновенно сообщил возликовавшей толпе.