— А у тебя, я так понимаю, подобное желание в наличии?
Богиня на ходу передала корзинку шуршащей мимо по своим делам послушнице. Даже не обернулась в сторону девочки. На самом деле, до самого последнего момента казалось, будто Лешая вовсе не отмечала для себя самого факта существования той мелкой сошки.
Катержина проводила взглядом прислужницу, а спустя пару секунд горько усмехнулась.
— А что? По мне не видно?
— По тебе видно, что ты хочешь не расстаться с прошлым, не отпустить его, а превзойти, возвыситься, растереть в порошок обстоятельства, которые пытались переломать тебя, доказать себе самой, что второй раз ты в такую ситуацию не попадёшь.
Несколько секунд Катержина молчала, а затем задала вопрос:
— Это плохо?
— Это сделает тебя сильной, — ответила богиня. — Это мотиватор. Не лучший и не худший. Один из. Он функционален. А что ещё нам требуется от мотиватора?
— Эм-м-м… чтобы он был приятным?
Лешая усмехнулась. Они тем временем как раз выскочили из коридоров в залы, где постоянно — порой даже после заката — крутились прихожане. Сейчас их количество характеризовалось, как “достаточно много”, хотя бывало и больше.
Приходилось лавировать меж человеческих тел. И это особенно угнетало с учётом того, что многие пытались держаться поближе к смертной плоти божества, совершенно игнорируя как её спутницу, так и мирно спящую змеюку, болтавшуюся на шее Брони своеобразным живым ожерельем.
Богиня ловко скользила сквозь толпу, легко и непринуждённо. Словно бы ничто на этом свете, ни огонь, ни вода, ни медные трубы, не могло её удержать.
— Это приятное дополнение, но никак не важнейшее качество мотиватора. Кто считает иначе, либо вырастают сами унылым рохлом, либо растят иное унылое рохло, которое падает на колени и безвольно плачет над обломками своего мировоззрения, едва то впервые налетит на скалы суровой реальности, — Лешей не то, чтобы приходилось повышать голос, но она всё равно свои реплики выкрикивала, пусть и не очень громко. Скорей весело. — Кому-то из них в жизни повезёт, но большинство ничего не добьются. Они будут винить в своих бедах бездуховный мир, королевскую семью, общество, но не подумают стать лучше. Они будут нежно холить и лелеять обломки, агрессивно гавкая на тех, кто попытается им указать на то, что их взгляды не выдерживают минимальной критики.
Княжна же не стеснялась активно толкаться. Даже более того, она из принципа работала плечами и локтями, порой даже там, где могла бы без того пройти спокойно. Люди ухали, бросали на неё злобные взгляды, но, видя, что эта хамоватая девица сопровождает саму Лешую, не решались сказать и слова поперёк, а затем и вовсе тупили глазки в пол, надеясь, что не успели оскорбить важную госпожу каким-либо образом.
И Катержине это подобострастие нравилось.
— Так что насчёт приятностей? Доброе слово, оно и кошке того, мурчальник включает.
— А тебе оно уже не нужно! — весело ответила богиня. — Ты сама сможешь вырвать всё, что захочешь, у этого грёбанного мира из его ослабевших лапок!
Княжна не удержалась и кривовато усмехнулась.
— Илега нажаловалась?
Броня остановилась и обернулась в сторону дриадки. В глазах Лешей читалось искреннее, неподдельное непонимание.
— Что? На что?
Катержина уже упёрлась предплечьем в грудь какому-то сухощавому мужичку, собираясь отпихнуть того жёстко в сторону, но реакция госпожи словно бы старым тапком оглоушила. В итоге будущая “дочь” божества сравнительно мягко, но настойчиво отстранила живую помеху. Просто, чтобы не мешала.
Такое ощущение, что по времени сие действие заняло примерно столько же, сколь и добротный удар локтем.
— Ты… — Княжна и сама не заметила, как заговорила совсем уж панибратски, — …и правда считаешь, что я сама смогу всё вырвать у этого мира? Искренне? Это… твоя точка зрения.
Лешая пожала плечами.
— А ты думаешь, я на одних только позитивных мотиваторах так высоко забралась? Они, конечно, нужны, но, как и любой инструмент, лишь применённые к нужному времени и в нужном месте. Основу моей личности до недавних событий составляли страх и злоба. А ныне к ним прибавилась гордыня.
Катержина понимающе — и хищно — осклабилась.
— Тут бы упрекнуть богиню в неблагости, но у неё ведь имеется железобетонный аргумент.
Броня и её будущая дочь засмеялись. Чёрное, с гнильцой, изувеченное сердечко дриады трепетало. Нет, оно скорей резонировало с этим смехом. Чувство некоего единства, пусть даже единства в вопросе циничных и злых взглядов на мир, приятно грело.
— Ну конечно же, — отозвалась Лешая. — Я же воплощение всея хаоса Форгерии. О какой, да сгинут Семеро, благости вы говорите? Благо людей беспокоит в первую очередь людей, а потому стоит ожидать, что лишь человеческими руками оно и будет достигнуто. А всё остальное — опасная ересь инфантилизма.