Оно и логично. Судя по всему, ставшие “дальними” помещения являлись какими-то важными и “служебными”, если так можно было сказать про бандитское логово. Нечего случайным посетителям там шастать. А это значит, что доступ надо бы затруднить.

Большая комната оказалась местечком, где работницы ожидали новую клиентуру. Поскольку время было ещё очень ранним, по меркам подобных заведений, никаких посетителей не наблюдалось и главным источникому шума служил телевизор. Илегу сразу же привлекла яркая картинка.

Образы оказались узнаваемыми. Ли Харви Ослика, героя популярных буффонадных детских мультиков, постоянно смешно лажающего в своих попытках убить царя, перепутать с кем-то было сложно. Горничную, кстати, всегда интересовало, почему это вдруг персонаж, придуманный русскими, носит совсем не русское имя. У неё были догадки, связанные с аллюзиями на английских шпионов, но всё оказалось проще: его нарисовал какой-то попаданец из мира, в котором Ли Харви Освальд пристрелил американского президента. Кстати, с американских же мультиков про койота Вилли и какого-то дорожного бегуна оказалась сворована и концепция, и даже сюжеты первых серий.

В Форгерии это был уже не первый случай плагиата попаданцами достижений их старой родины.

Илега, кстати, любила этот мультик. Она даже замедлила шаг, чтобы увидеть, чем закончится очередной продуманный план Ли Харви, который приготовил огромную пушку, нацеленную прямо на постель спящего царя. Что вообще может пойти не так? Ведь тот, как и полагается порядочному медведю, дрых невероятно крепко, а с расстояния метра промахнуться было невозможно!

Но, нет! Ли Харви и тут облажался! Сначала фитиль догорел и выстрела не произошло. Девушка уж думала, что Ослик попытается заглянуть в ствол, но тот принялся старательно стучать копытом по казённой части ствола. А когда и это не помогло, достал из-за пазухи огромный молот, раза в два больше самого себя, и как вда-а-а-арил!

Прозвучал взрыв! Яркие краски заполнили экран: много красного и жёлтого. Затем — дым.

А когда он рассеялся, стало видно, что медведь спит, как и спал. А у пушки разорвало ствол, и от взрыва пострадал только вечный неудачник Ли Харви. Его всего покрыло сажей, и только яркие пятна глаз, в которых читалось “да вы, Лешая вас подери, издеваетесь” избежали покраски чёрным.

Илегу это развеселило. Совершенно не стесняясь своей реакции, она начала откровенно ржать, но смех её оборвался, когда девушка поняла, что она тут оказалась единственной, кому шутка зашла.

Ну ладно охранник и Пуфя! Мужики больше сосредоточены на том, чтобы контролировать друг друга на случай, если один из них решит убить другого. Им простительно. Они, скорей всего, вообще на экран не смотрели. Но местные девочки-то чего?

Лишь обратив взор на тех самых девочек, Илега стала понимать, что к чему.

Затравленные взгляды. И это в лучшем случае. У тех, у кого ещё остались какие-то моральные силы пытаться если уж не жить, то хотя бы выживать. А у некоторых в глазах была лишь пустота и безысходность. Ничего не выражающие взоры, смотрящие на экран, но, кажется, не воспринимающие происходящее там. Просто цепляющиеся за самый яркий раздражитель в округе.

Те же, кто был способен воспринимать окружающий мир, сверлили взглядами посмевшую смеяться в этом царстве скорби Илегу. Три ока, в глубине которых горела жгучая ненависть.

Именно так. Три ока на двух девочек. Именно что “девочек”. Старшая из них была года на два младше любимой горничной госпожи Лешей.

Теперь стало понятно, чего сюда так тяжело попасть.

Это не бордель.

Это подпольный пыточный клуб.

Не то, чтобы Илега не слышала о подобных местах. В конце концов, среди свежих поступлений послушниц было несколько сотрудниц из местечка под названием “Кампричикос”. Но то было легальное заведение для богатеев и людей из высшего света. Сотрудницам там ничего особо не угрожало, им доплачивали очень и очень хорошо за факт телесных модификаций, а у важных гостей имелся свой “материал для пыток”. Как правило, дети конкурентов, враги и тому подобное. И пусть ассистировать в этом деле — то ещё испытание для психики, это оставалось тяжёлой физически и морально, но работой. Притом денежной.

А о подпольных клубах для челяди, в которых пыткам подвергались сами сотрудницы просто на потеху посетителям, Илега знала только из криминальных сериальчиков, любимых папенькой. Девушке даже казалось, что киношники специально напридумывали чернухи, чтобы рейтинги иметь.

Но сейчас, глядя в пустые глаза одних и взирая на тусклые угли злобы в глубине очей других, горничная осознала: в тех сериалах всё сильно смягчили. Ни сценарист, ни режиссёр, ни актёры не были способны даже представить, что именно здесь происходит. Киношники оказались слишком хорошими людьми, чтобы хотя бы понять, как надо начать думать, чтобы додуматься до местных зверств.

До зверств, которые убивают в жертвах всё человеческое. И даже хорошо, что у некоторых из девочек оставалась хотя бы злоба. Злоба — не самая худшая эмоция. Злоба помогала им оставаться пусть затравленными, но людьми. Да и творить добро из злобы тоже можно. Лешая признавалась, что помогает людям именно потому, что внутри у неё клокочет бесконечный гнев.

Илега улыбнулась. Тепло, ободряюще. Хотя и понимала, что не встретит это выражение дружелюбия одобрения. Горничная просто ничего не могла поделать. Разумеется, они с Пуфей разорят это место, выведут его пленниц, вылечат их, дадут кров и работу. И хорошее отношение.

Но это потом. А сейчас требовалось играть роль. И в рамках этой роли улыбка была единственным, чем Илега могла поделиться.

Ясное дело ответом оказались хмурость и оскал. Занятно, что у короткостриженной одноглазой девочки оставалось больше сил и бравости, чтобы продемонстрировать агрессию. Хотя, казалось бы, по ней основательно поработал ножом последний “клиент”. Горничная предпочла бы этого не видеть, но бедняжка не особо-то пыталась скрыть наготу тем тоненьким шерстяным одеяльцем, накинутым на плечи.

Видать потому её так жёстко и уработали. За “борзость”. У двуглазой товарки ножевых куда меньше. Больше синевы от простых побоев, да на верхней части груди, выглядывающей из-за покрывальца, можно разглядеть алеющие полосы от порки.

По крайней мере, от этой девочки не отрезали шматы мяса. Так даже ванильненько по местным меркам.

Илега прибавила шагу и нагнала мужчин уже на застеклённом балконе.

Застеклённом и с решётками. Работницам можно умирать и даже пытаться напасть на клиентов, но нельзя сбегать. По-любому при этом месте есть некромаг, который разрешил бы казус первого типа, а вот поймать свинтившую “в самоволку” девочку — это уже задачка неприятная. А ну как доберётся до района, где правит некромаг, враждебный местному бугру?

Пройдя насквозь балкон, их группа добралась до крепкой двери, ведущей в маленькую комнату, переоборудованную в рабочую мастерскую некромага. Тот аккурат сейчас трудился над восстановлением потерявшего свою форму лица одной из работниц. Видать, клиент попался особенно злой: все кости черепа вбил внутрь. Конечно, там было ещё много других повреждений, но фронтальная часть головы для девиц была самой важн…

Илега почувствовала, что даже несмотря на все попытки отвлечься и смотреть на мир исключительно с прикладной точки зрения, ей так и не удалось убедить свой желудок в “нормальности” происходящего. Какая ирония! Горничная могла разнести человеку черепушку выстрелом из пистолета или даже дубиной, но стоило ей увидеть некромагов за работой, как тут же начинало мутить!

Девушка бросилась было обратно на балкон, и даже открыла одно из окон, но решётки мешали перегнуться через край и вытошнить на улицу.

Охранник заметил это и хохотнул.

— А говорила, что некромаги в родичах… сортир — там.

Проследив взором слезящихся глаз за направлением указующего перста, старательно зажимающая дланью уста Илега помчалась со всех ног в нужную сторону, надеясь таки успеть донести содержимое желудка до унитаза.