— Это ты меня утешать пытаешься? Оставь утешения для того, кому они нужны. И я на твоем месте не был бы так уверен. Тогда он не знал тебя и дня, и с того времени многое изменилось, а он вовсе не святой, что бы ты о нем ни успел нафантазировать. Поэтому сейчас мы возвращаемся, ты преспокойно ложишься в кроватку и завтра утром, если еще будешь намерен делать ноги, разговариваешь с Роджерсом, и после этого у тебя будут два варианта. Вариант первый: он тебя благословляет, и ты свободен, как птица. Дадим тебе жрачки, денег на первое время, если надо, довезем до ближайшего города. Вариант второй: он намыливается уйти с тобой. И уж тогда, не сомневайся, я придумаю, как тебя остановить. Или вас обоих, если понадобится. Это понятно?
— Стив тебе не принадлежит, — напомнил Джеймс, съеживаясь от собственной смелости.
— А мне насрать, — грубо отрезал Тень. — Возвращаемся. Пойдешь впереди, я за тобой. Вздумаешь чудить, выпущу кота.
— Я не буду чудить, — Джеймс сделал несколько шагов, стараясь не наступать на светлячков. Потом остановился. — Если я не был тебе нужен, то зачем ты меня купил?
— Дураком был, — отозвался Тень. — Что послушал Роджерса.
Джеймс не двигался с места, и Тень досадливо поморщился.
— Мастер подошел к нам после шоу, сказал, что может продать мяса для котов по дешевке. Я спросил, что за мясо, он рассказал, добавил, что ты уже начал гнить заживо и даже на чучело не годишься. Я… хотел отказаться, — желтые глаза Тени глянули на Джеймса предостерегающе, и тот проглотил вертящийся на языке вопрос. — Как чувствовал. Но Роджерс меня уговорил. Все. Точка. Доволен?
Джеймс кивнул.
— Тогда марш назад и перебирай ногами поживее. Если ты завтра обвешаешься соплями до колена, то ни одна здравомыслящая мамаша к тебе дитятко и близко не подпустит, и я вычту убытки из твоей зарплаты.
Солнце с красным зонтом ждал около трейлера, и с каждым новым шагом на Джеймса все сильнее наваливался стыд — в том числе, хоть это было и глупо, за свой внешний вид, потому что дождь многократно усилился, а кроме того, на обратном пути Джеймс умудрился пару раз сильно поскользнуться и весь извалялся в траве, земле, мокрой трухе и бог знает в чем еще.
— Мы гуляли, — невозмутимо заявил Тень в ответ на вопросительный взгляд. — Встретились в лесу, решили вернуться вместе. Спокойной ночи.
Сказав это, он исчез в трейлере, а Солнце, посторонившийся его пропустить, перевел чистые синие глаза на Джеймса, и тот, промокший до костей, замерзший и совершенно вымотанный морально, попытался улыбнуться, не преуспел и не нашел ничего лучше, как разрыдаться.
Уже внутри, пока спокойный Солнце и встревоженный Сэм в четыре руки приводили его в божеский вид, Джеймс, дрожа и всхлипывая, кое-как передал суть случившегося, впрочем, умолчав о льве и угрозах Тени.
— Да уж, — вздохнул Сэм, смазывая ему оставленную суком царапину. — Вот знал же я, что не стоит заводить эти разговоры на нетрезвую голову. Значит, ты решил тихонько сбежать, но босс тебя нашел и убедил сперва поделиться с коллективом? Звучит гладко, только… Извини, приятель, не хочу показаться навязчивым, но почему ты в таком состоянии, будто он тебя уговаривал хлыстом и жестоким шантажом?
— Это не хлыст, — Джеймс скосил глаза вниз, на россыпь припухших следов на коже. — Это ветки. Я… забывал их отводить.
— Да уж, — повторил Сэм. — Ясно. Пойду сделаю чего-нибудь горячего. Чай, кофе, какао?
— Чай, пожалуйста, — пробормотал Джеймс убито.
Сэм ушел, и они остались наедине. Все еще всхлипывая, Джеймс уставился на соломинки, устилающие пол: поднять глаза казалось подвигом, равносильным тому, чтобы побороть всех львов Тени одновременно.
— Баки, — позвал Солнце.
— Я не хотел… — выпалил Джеймс осипшим от слез голосом. — Я правда думал, что просто иду гулять, но чем дальше уходил, тем больше мне было… нужно. Я… Я…
— Баки, — повторил Солнце, легко коснувшись его руки. — Если тебе действительно нужно, ты в полном праве это сделать. Ты больше ничего не должен — ни Броку, ни мне, ни кому-либо еще. Если я скажу, что не огорчусь твоему уходу, это будет неправда. Если я скажу, что никто из нас не огорчится твоему уходу, это будет грубо и тоже неправда. Ты хороший человек, и мы все успели тебя полюбить. Ну, возможно, кое-кто — не тебя лично, а деньги, которые ты зарабатываешь для цирка, но большинство — все-таки тебя.
Джеймс слабо улыбнулся вздрагивающими губами.
— Но никто не имеет права держать тебя здесь против твоего желания, — продолжал Солнце. — Ты волен уйти, когда захочешь, лишь бы не ночью под дождем, без одежды, еды и денег.
Джеймс кивнул, соглашаясь.
— И еще я все-таки попрошу тебя кое о чем.
— Все, что скажешь, — выговорил Джеймс и на мгновение зажмурился, потому что перед глазами поплыло. — Для тебя — все, что скажешь.
Солнце пощупал ему лоб, и между светлыми бровями появилась знакомая морщинка.
— Я прошу у тебя три дня, — сказал он. — Всего три. Если не передумаешь, я не стану тебя отговаривать.
— Все, что скажешь, — повторил Джеймс, потирая тяжелую, будто свинцом налитую голову.
Сэм, возвратившись, принес не только чай, но и электронный термометр, который бесцеремонно сунул Джеймсу в рот.
— Ну вот, — огорчился он, когда термометр, пронзительно пискнув, продемонстрировал результат. — Если это от нервов, то, скорее всего, проспишься и пройдет. А вот если ты умудрился подхватить простуду, то вряд ли. Может, ударную дозу «Терафлю», пока не поздно?
— Не стоит пока, — решил Солнце. — Если станет хуже, позовем Брюса. Пей чай, Баки, и спи. Я с тобой посижу.
Джеймс отключился, едва Солнце забрал у него пустую чашку.
*
Первое, что увидел Джеймс, пробудившись, было лицо Солнца — тот склонился над ним, словно пытаясь что-то высмотреть, и Джеймс хотел спросить, что он старается увидеть, но Солнце заговорил первым.
— Как ты себя чувствуешь?
Жар, похоже, прошел, во всяком случае, голова была легкая и не болели глаза, а небольшую слабость вполне можно было списать на вчерашнее нервное потрясение. Пожалуй, сейчас Джеймс был бы даже не прочь перекусить.
— Нормально, — ответил он, щурясь на окно.
По стеклу стекали капли, вспыхивали в ярком свете — шел солнечный дождь.
— Уже поздно?
— Почти обед, — улыбнулся Солнце и сунул ему шоколадный батончик в яркой обертке. — Перекуси и пойдем, все ждут.
Торопливо разорвав упаковку, Джеймс откусил сразу половину и принялся жевать, не чувствуя вкуса. Все ждут? Его? Но куда? Если на обед, то зачем перед этим перекусывать? Снедаемый любопытством, он поторопился вслед за Солнцем наружу, одним прыжком оказался на мокром черном асфальте, огляделся и прирос к месту.
Небо было лазурное, синее, вымытое, и с него, совершенно чистого, сыпался легкий мерцающий дождь, летний и теплый, сияющий россыпью бриллиантов. Вокруг, куда ни глянь, расстилалось золотое поле — черная полоса дороги делила его надвое и терялась где-то вдали — урожай был уже собран, и коротенькое жнивье топорщилось, как блестящая подстриженная шерсть. И туда, на это переливающееся поле, обрушивались, упираясь в стерню, полупрозрачные разноцветные столбы, сквозь которые просвечивал далекий горизонт.
— Край радуги, — растерянно выговорил Джеймс.
— Спасибо, Капитан Очевидность, — отозвался Тони, но без привычного запала, он казался притихшим, как бы пришибленным.
Все были здесь, совсем все, даже роботы, даже Дикси — маленькая, едва различимая на фоне дождя, она парила над плечом Тени. И хотя никто не давал команды, все сделали первый шаг одновременно, и вместо твердого асфальта под их ногами зашуршали хрупкие острые стебли. В полном молчании, клином, как улетающие птицы, они шагали к тому, что так долго искали, шагали быстро, будто боясь не успеть, а добравшись, наконец, встали полукругом. На мокрых лицах заиграли цветные отблески.
— Знаете, — нарушил светлую благоговейную тишину Тони, — как-то это совсем не интересно.
