Лепестки шлюзовой камеры раскрылись, и в пустоту медленно продрейфовал воздушный пузырь с двумя плавающими человечками внутри – ничтожными пылинками мироздания. Сергей взял сына за руку, но вскоре отпустил – тот в невесомости держался свободно, наученный играми в гравитационных колодцах. Вот он подплыл к невидимой оболочке, оттолкнулся и вернулся к центру, где висело кольцо генератора силового поля. Ловко ухватившись за него, мальчик огляделся, чуть ли не шёпотом проговорил:
– Папа, у космоса, что, нет конца?
– Как бы тебе объяснить… он есть, и его нет. Вот мы сейчас внутри шара – у него есть конец?
– А-а, понимаю…
Сергей внимательно посмотрел на сына. По-детски, лопушком, оттопыренные уши на короткостриженой белобрысой головушке выдавали в нём ребёнка. А глаза – серьёзные, внимательные. Как Маркус вырос! Ребёнок обратил взор к сверкающим созвездиям, и профиль его личика закостенел в холодном белом свете.
– Маркус, вселенная кажется бесконечной, – заговорил Сергей, испугавшись, что вот оно, начинается у мальчика звёздное очарование, – но это не так. На самом деле вселенная очень маленькая по сравнению с Божьим мирозданием. Тебе дед рассказывал, почему в космонавты набирали верующих людей?
– Он говорил, что православный никогда не станет шизиком, – безразлично ответил мальчик, глядя на звёзды.
– И старый Гриб прав…
– Папа, не называй деда Грибом! – Марчик возмущённо обернулся к отцу.
– Хорошо, не буду. Так вот, в дальних экспедициях мы не одиноки – рядом Бог, ангелы, души умерших святых. И для нас космос – всего лишь падший мирок, над которым царит вечное Небо, настоящий наш дом. Оно всегда рядом. Мы можем шагнуть туда из любой точки вселенной, где смерть застигнет нас. Поэтому чего бояться?
– Папа, а это настоящее Небо кто-нибудь видел?
– Святые люди видели.
– А вдруг они врут?
– Святые не врут, иначе какие же они святые? Но, вижу, в тебе заговорил будущий учёный, и это радует! Так вот, как учёный учёному скажу: гипотезу о Небе подтверждает факт существования эоса, из которого следует, что наша материальная вселенная является частью чего-то большего. Многие считают, что эос является преддверием Неба или своего рода его мембраной.
– Папа, почему мне никто не рассказывает об эосе?
– Потому что…
– Мне ещё рано? Так все говорят! Даже Кузя.
– Сначала тебе надо вжиться в естественную, нормальную систему мер, а потому уже брать в голову многомерность эоса. Но, наверное, пришла пора что-то прояснить… Вот представь, что пузырь, в котором мы находимся, это вся наша вселенная, а то, что вовне – это эос. Мы маленькие, а он бесконечный. Лучше даже так сказать: в отличие от нашего мира, там нет понятия о начале и конце, там совсем иное пространство, поэтому он даже больше, чем бесконечность. Хотя «больше» и «меньше» там тоже нет.
– А что там есть?
– Как минимум, там есть всё. Все вероятности того, что может быть. По этому признаку великий наш учёный Маер и обнаружил эос, назвав его Экзогенной Областью Случайностей. Там иной космос, который постичь мы не можем, поэтому описываем как область неопределённости. Как неопределённость он и проявляется в нашем мире, на квантовом уровне. Знаешь, что такое квант? Если мы возьмём какой-нибудь предмет и начнём его делить, разрезая каждый кусочек снова и снова пополам, то в конечном итоге образуется такой маленький кусочек, который дальше делить нельзя. Почему нельзя? Потому что резать можно только вещество, а этот кусочек-квант уже не является веществом. Точнее, он находится на границе вещественности, в квантовой неопределённости – проявляет себя то как вещество, то как некое состояние, отражающее информацию. Там, на квантовом уровне, и проходит рубеж между нашим вещественным миром и эосом. Через квантовые дырочки мы можем проникать за этот рубеж, отправляя в эос и получая обратно информацию, можем даже овеществлять в эосе свою информацию – креатить даблы, всякие вещи – поскольку вещество и состоит, грубо говоря, из остановленной информации, заданного значения, о чём до сих пор спорят. Мы этим пользуемся, хотя до конца и не понимаем. Тем более, тебе пока что этого не понять.
– Я понял. Эос – он внутри нас, в наших атомах.
– Не совсем так. Эос находится в другом измерении, поэтому он для нас и внутри, и вовне. В эос можно попасть, или провалившись внутрь материи, или выйдя вовне за оболочку материальной вселенной.
Заметив недоумение сына, папа-физик пояснил:
– Хорошо. Представь, что мы пожелали выбраться наружу вот из этого пузыря. Есть хитрый способ – взять и вывернуть пузырь наизнанку. Это возможно, если внутри пузыря мы найдём дырочку – вроде той квантовой, о которой я говорил. И есть второй способ – взять топор и пробить оболочку пузыря. Он кажется простым, но в нашей реальности его осуществить сложнее.
– Потому что стенки пузыря не пробиваются? В них же силовое поле! – наконец нашёлся мальчик. Быть несмышлёнышем в глазах отца ему очень не хотелось.
– Верно, – подтвердил папа, – этому пузырю, где мы находимся, оболочку создаёт силовое поле. А всей нашей материальной вселенной оболочку образует искривление пространства.
– Там страшно?
– В искривлённом пространстве? Там тьма. Бесконечная тьма. Можно долго лететь и прилететь обратно к тем же звёздам, от которых начал путь. Но мы потихоньку пробиваемся. Через эос мы скреатили зонды на самом краю космоса и запустили их наружу с включёнными выпрямителями пространства. Насколько хороши эти выпрямители, мы не знаем, но пока что зонды летят вперёд, оболочка не отбрасывает их назад. Возможно нам и удастся проникнуть в эос напролом.
– Пап, а зачем напролом, если можно через дырочки эти?
– Ты не внимательно слушал. В эос через дырочки пролезает только информация, что позволяет нам креатить там свои эос-даблы. А во плоти, так сказать, собственной персоной мы сможем заявиться туда только в нашем космосе, на макроуровне. Мы же не квантики, а макрообъекты со своей физикой, отличной от микромира.
– Здорово! Наверное, там можно ангелов встретить?
– Не знаю. Наши богословы полагают, что эос – это всего лишь небесная глина, из которой Творец слепил вселенную. Другие говорят о чистилище, о прихожей Царства Небесного. Доберёмся туда – посмотрим.
Марчик подплыл к оболочке воздушного пузыря, толкнулся от него ногами и сделал кульбит назад. Звёздная сфера закружилась. В сознании всплыла картинка: мерцающие лампочки на ёлке. Три месяца назад, когда после Рождественской всенощной они вернулись из церкви в дендрарий и остановились перед домом, папа попросил Марчика найти на «небе» самую яркую звезду. Хотелось спать, но Марчик послушно задрал голову и указал пальцем на купол: «Вон та похожа на Вифлеемскую». Как только он сказал, перед домом зажглась огнями огромная ёлка. «С Рождеством, с Рождеством!» – запрыгала мама, совсем как ребёнок. Папа улыбался. Они оба были даблами. Гирлянды лампочек на ёлке горели ярче, чем светлячки на куполе, но тоже были не настоящими. И сейчас эта кружащаяся сфера из торжественно пылающих созвездий – настоящая ли? Ведь и она сделана из «глины» для какой-то цели. А что тогда настоящее?
Сергей Николаевич наблюдал, как сын балуется, кувыркается в пузыре, уже не впериваясь глазами в завораживающую звёздную бездну. И мысленно похвалил себя: «Как ни страшен этот зверь, пропедевтика существимости, а у меня очень даже неплохо получается!»
* * *
16 апреля, в праздник Входа Господня в Иерусалим, служба совершалась в храме пророка Илии, сооружённом посреди обсерватории, под самой вершиной купола. От других храмов ковчега эта разборная церковь отличалась тем, что была без стен и маковок – стоял один иконостас, прикрытый сзади полупрозрачной алтарной апсидой. Перед Царскими вратами собралось уже много народа, читался 103-й псалом: «Слава Ти, Господи, сотворившему вся».
Мама сосредоточенно молилась, налагая на себя двуперстное знамение. Её лица за краем большого платка, заколотого под подбородком булавкой, Марчик не видел.