Зубы мертвяка снова нехорошо заскрипели по металлу дробовика и даже начали мелко крошиться словно это был всего лишь мел.

– Ибать, ты тип! Сука! – отклоняясь от зомби, отчаянно вскрикнул бородач и с еще большей силой дернул дробовик на себя.

И как только он это сделал, раздался выстрел, который мгновенно разнес темя мертвого военного ко всем чертям.

Обмякнув, вояка повалился на пол, утягивая за собой из рук рыжебородого дробовик.

Мгновенно протрезвевший мужчина тут же кинулся вытаскивать оружие из его сомкнутых челюстей и даже уперся ногой в морду поверженного трупака, после чего со всей силы дернул дробовик на себя, но освободить его так и не смог, уж очень крепко впился майор в металл зубами.

Так и не сумев освободить оружие, рыжебородый медленно стал пятиться назад, вглубь комнаты. И все потому, что в дверном проеме возникли еще два трупака. Пусть и не такие рослые, но оба также в военной амуниции и тоже достаточно крепкие по комплекции. Нашивок у них на форме никаких не было и посему понимания о звании и фамилиях указанных лиц у рыжебородого не было вообще никакого. И оба они тоже были смертельно укушены судя по запекшимся ранам.

Будто собираясь сыграть в игру «кто первым сожрет бородача», эти оба моментально накинулась на мужчину, который за неимением другого какого-либо оружия только и смог сделать, что сжал кулаки и встал в стойку боксера.

Рыжебородый больше уже не смеялся, понимая, что, вероятнее всего, это финал, отчего побледнел просто как полотно. Ударить первым он не спешил, так как знал, что любой укус или даже царапина о зубы трупаков может привести к заражению.

Примеряясь к тому, кому первому из них необходимо нанести удар, рыжебородый отступил еще немного назад и едва не споткнулся по той самой причине, что Лика едва не зацепила его рукой.

Притаившегося в углу мальчика трупаки пока еще не замечали, все их внимание было нацелено на более крупную, маячившую перед ними добычу.

Наконец один из них сорвался с места и кинулся на бородача, которому ничего другого уже не оставалось, как врезать со всей силы нападавшего кулаком по скуле, пусть даже и с опасной перспективой попасть костяшками пальцев по ощерившимся зубам ходячего трупа. Хотя, особого смысла в этом ударе, конечно же, не было вовсе. Для трупака этот удар был будто игрушечным, оглушить его таким образом было никак невозможно. И все же от удара военный отклонился немного назад, зато другой мертвяк тут же перешел в нападение и, тоже получив от рыжебородого мощный удар в челюсть, отлетел в сторону.

– Ну, пиздец! – скривившись от боли в кулаке, сделал для себя крайне неутешительный вывод рыжебородый.

Ребенок этот его вскрик не услышал. Зажмурившись и зажав уши руками, он в крайней степени ужаса, не шевелясь, сидел в углу.

Понимая, что более рассчитывать на силу собственных кулаков уже в общем-то нет ровным счетом никакого смысла, бородач тем не менее не без некоторой доли иронии сообщил себе:

– Вот и пришел тебе, Вова, полный капец.

А трупаки тем временем снова пошли в атаку.

Они снова накинулась на бородача, мгновенно повалив его хрипящего от боли совместными усилиями на стеллаж в целенаправленных попытках дотянуться до его шеи зубами.

Владимир все еще мутузил их ослабшими от боли руками. Один из трупаков в какой-то момент поймал его руку и впился зубами в предплечье, буквально вырвав при этом клок мяса и учинив при этом фонтан кровавых брызг.

Владимир взвыл от боли и отчаяния, но сопротивляться не перестал. Окровавленными кулаками он лупил по мордам трупаков и всячески пытался скинуть их с себя.

В какой-то момент ударом колена ему удалось скинуть с себя одного из нападавших, после чего он сумел-таки с силой приложить башку другого к металлическому ребру стеллажа, с хрустом проломив ему при этом переносицу. В брызгах серого вещества и крови трупак тут же завалился в сторону.

От этого удара, стеллаж немного сдвинулся в сторону, отчего у бывшей дамы сердца бородача появилось куда больше возможности сучить по бетонному полу руками с обломанными ногтями.

– Ну не пидар ли ты после этого, а? – прохрипел бородач накинувшемуся на него другому трупаку, после чего, сделав финт ногой, врезал ему по корпусу.

Зомбак от этого удара снова отлетел в сторону, а рыжебородый, воспользовавшись возникшей паузой, с тревогой уставился на свои искусанные руки и, видимо, сделав для себя крайне неутешительные выводы, в агрессивной злости вскочил и снова приготовился обороняться.

Поверженный зомбак тем временем поднялся и снова перешел в нападение, и снова получил удар ногой по голове, который, от переполнившей Владимира отчаянной злости получился не в пример мощнее. Ботинок бородача просто-таки проломил черепную коробку нападавшего в районе виска и разнес ее в хлам.

– Уходим, – все еще раздосадовано осматривая свои искусанные руки, прохрипел Владимир мальчику.

– Уходим! – в истерике много громче повторил он, так как ребенок, все еще зажимая уши руками, его не услышал.

И как только мальчик выскочил в коридор, Владимир тут же последовал за ним, на мгновение, правда, задержавшись в дверном проеме и оглянувшись на поднимающуюся с пола Лику. Надо сказать, что было в этом его коротком взгляде на нее нечто совсем иное, нежели прежде, какое-то искреннее сожаление или даже настоящее, не рисованное, а вполне реальное сочувствие к бывшей.

Бенз был почти совсем уже на нуле и с этим определенно нужно было что-то делать.

Мотя остановился.

Вроде бы было тихо, только где-то в лесополосе неподалеку от станции технического обслуживания автомобилей время от времени трещали птицы, и, судя по всему, это были сороки.

В общем, не очень хороший знак, но выбора, как говорится, не было.

Мотя напялил на переносицу очки, надел на голову объемную вязаную шапку с большим помпоном, вооружился черным складным зонтом, пластиковым тазиком, молотком и отверткой, после чего потихоньку покинул автомобиль. Он даже дверцей хлопать не стал, а прикрыл ее максимально тихо и осторожно, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, после чего, мелкими перебежками от дерева к дереву, направился к автомобильной парковке.

И даже не смотря на всю осторожность, птицы сразу же заметили его. Треск их стал совсем другим, более дельным что ли, будто они и в самом деле общались между собой, предупреждая друг друга о появлении незнакомца.

Наконец одна из них спикировала на задержавшегося на пару мгновений в укрытии Мотю сзади и клюнула в помпон, после чего резко взяла вверх и уселась на ближайшем проводе электропередачи. Вот все-таки хорошо, что Мотя додумался надеть эту вязаную шапку, а то получил бы сейчас достаточно сильный удар клювом по темени.

Но все равно ощущение было не из приятных.

Даже не смотря на то, что в общем-то ничего особенного не произошло, по спине Моти пробежала волна холодка. Он прекрасно понимал, что со стороны птицы это было чем-то вроде разведки. И он тут же вперил взгляд в огромных как блюдца круглых очках на сидевшую на проводе птицу. Мотя давно уже заметил, что они странным образом вообще никак не переносят стекла на глазах людей и ведут себя в такой ситуации совсем по-другому, не так как обычно.

Вообще-то никогда прежде Мотя очки не носил, не было в этом необходимости, да и были они без диоптрий, только лишь для того, чтобы отпугивать птиц.

И, в самом деле, сорока тут же нервно снялась с места и, тряся хвостом, отлетела чуть дальше. Правда к ней тут же присоединилась другая птица и обе они с обесточенного электрического провода стали следить за человеком, время от времени обмениваясь короткими трескучими вскриками.

Чтобы дать понять, что он настроен крайне решительно, Мотя пару раз бесшумно раскрыл и тут же снова закрыл зонт, представляя себе при этом, что стреляет по птицам из космического лазерного бластера.

Он даже при этом губами звук стрельбы изобразил: