– И к чему привела эта твоя свобода? К чему? Что ты теперь? Что?! Жалкое зрелище, – скорбно произнес он и, глядя при этом на придавленную стеллажом особь, презрительно сплюнул на пол: – Жалкое зрелище.
Лика после этих слов злобно зашипела и снова с силой заскребла по перекладинам стеллажа перемазанными бурой запекшейся кровью руками. От ранее имевшегося ранения в грудь черная футболка с принтом чебурашки на груди и кофта ее порвались и пропитались бурыми, почти совсем черными, пятнами. Черные джинсы на колене от выстрела из дробовика также зияли мелкими дырами.
Особь тянула руки к этим двум живым: к мужчине и к мальчику, видя в них только лишь добычу, средство утоления голода, и тщетно пыталась высвободиться при этом из-под навалившегося на нее громоздкого стеллажа.
В какой-то миг она дернулась чуть сильнее, стеллаж качнулся и чуть было не перевернулся на другой бок, но тут же вернулся на прежнее место, достаточно громко скрежетнув при этом по бетонному полу одним из металлических углов.
Электрический свет в коридоре от перепада напряжения моргнул.
– Дядя Вова, генератор, – тронув мужчину за руку и показав рукой в коридор, произнес мальчик.
– А знаешь, что ни делается все к лучшему, – не обратив никакого внимания на ребенка, неожиданно резко вдруг успокоился мужчина. – Помнишь, раньше так все говорили?! Еще до этой гребаной пандемии. Золотые были времена. Все наши те проблемы, как то: ипотеки, незаконные увольнения и поиски работы, и еще разные там обнуления и изменения в конституцию теперь по сравнению со всем этим бардаком кажутся такой пустяковой ерундой.
Он театрально вздохнул и продолжил:
– Просто теперь я уже совершенно точно буду знать, что ты никогда не будешь с кем-то другим. Хотя, при этом ты никогда уже не будешь и со мной…
Все еще пытаясь обратить внимание на шум в коридоре, мальчик снова лихорадочно похлопал мужчину по руке.
– А за пацана можешь не переживать, – опять же не обратив никакого внимания на эти его знаки, скорбно пообещал Лике мужчина. – Воспитаю как родного, сделаю из него настоящего мужика.
Он непроизвольно рыгнул или всхлипнул, что по звуку было почти одно и то же, после чего снова закрыл глаза ладонью и жалобно произнес:
– Вот зачем я сейчас разговариваю с тобой? Ты же все равно ни черта не понимаешь. Ни единого моего слова. И ты даже не можешь мне ничего ответить…
– А знаешь, я почти все время разговариваю с тобой. И днем и ночью. Но чаще, конечно, ночью. Только не думай, что я сошел с ума. Я психически здоровый. И физически и психически. Просто это что-то другое, что-то на уровне чувств… Но тебе это не понять.
В полном, казалось, оцепенении он так и стоял так еще какое-то время, после чего снова принялся тереть мокрые глаза пальцами.
– Ладно, пора кончать со всем этим, – решительно произнес он, после чего тут же добавил: – Это же ясно как белый день. Самое мерзкое на этом свете теперь именно то, что после смерти можно стать ходячим трупаком. Вместо обретенного вечного и достойного покоя бродить по улицам и разлагаться у всех на виду… Это самая жуткая вещь на свете. Лично я, узнав, что превращаюсь в трупака, сразу же застрелился бы. Я не хотел бы такой участи. И никто, думаю, не хочет. И ты тоже не заслужила этого.
Он чуть более спокойно вздохнул, не спеша воткнул в ствол патрон, нацелил на вытянутой руке ствол дробовика на все еще безуспешно трепыхающуюся, придавленную стеллажом особь, а точнее в ее голову, после чего свободной рукой закрыл глаза мальчику и нажал курок.
– Пф, – будто играя в войнушку, презрительно произнес он, ожидая видимо услышать кроме своего голоса еще и грохот выстрела, но никакого выстрела не случилось, произошла осечка.
Мужчина даже и удивиться этому казусу особо не успел и все потому, что тотчас же из коридора на него набросился мертвец в белом халате и следом от укуса на шее.
По причине того, что бородач был хорошо развит физически, он, не смотря даже на изрядный хмель, успел-таки среагировать на шум и со всей силы врезал стволом дробовика по башке зомбака снизу вверх.
Мальчик испуганно вскрикнул и, отбежав от рыжебородого, забился в угол комнаты.
Зомби-врач от удара чуть было не завалился на пол, но все же как-то сумел удержаться на ногах, после чего снова кинулся на мужчину. Он просто тупо рвался на живое, желая только рвать и жрать. И тут же снова получил удар прикладом дробовика по скуле, на этот раз куда более мощный и теперь уже сверху вниз, отчего челюсть его, тошнотворно хрустнув, моментально свесилась криво набок. Трупак в злости попытался защелкать зубами сломанной челюсти, однако, не смог этого сделать. Выглядело это отвратно. В общем, укусить при таком раскладе он уже никак не мог, однако, желание нападать все равно не утратил, в связи с чем снова кинулся на бородача.
Рыжебородый нервно рассмеялся.
После недавней, постигшей его сознание пьяной скорби, теперь на него навалилась ненормальная какая-то веселость, какая бывает, наверное, у людей только в момент серьезной опасности, когда организм, сражаясь за жизнь, спешно синтезирует в крови адреналин и разного рода иные гормоны, накачивая мышцы стероидами и допингом.
В общем, исход драки был предопределен.
Жизнь явно брала верх.
В довершение драки рыжебородый со всей силы ткнул дробовиком врача в глаз, подцепив его черепную коробку на ствол, будто пустую тыкву на кол. Серое вещество вперемежку с внутриглазной жидкостью тут же хлынуло из глазницы и разлетелось склизкими брызгами во все стороны. Потерявший часть мозга трупак мгновенно утратил способность нападать и словно мешок с сеном осел на пол и обмяк. Надо сказать, что совсем двигаться он не перестал, а, видимо, по причине того, что мозг его вытек не до конца, продолжал еще биться в мелких хаотичных конвульсиях, которые, впрочем, не представляли уже ровным счетом никакой опасности.
А в коридоре уже раздался новый топот ног.
– Блять! – предчувствуя недоброе, грубо выругался рыжебородый и с силой дернул руками, пытаясь снять со ствола дробовика башку врача, но не смог этого сделать.
В лихорадочной спешке он несколько раз нажал на спусковой крючок, но выстрела все равно не последовало.
Тогда, полагаясь только лишь на силу своих рук, рыжебородый принялся отчаянно молотить наколотой на ствол дробовика башкой не перестававшего при этом биться в конвульсиях трупака по косякам двери, и туда, и сюда, до тех пор, пока не разнес черепушку врача прямо-таки вдребезги, вымарав при этом просто-таки до жути свои джинсы мозгами вперемежку со сгустками гнилой крови.
И как только он сделал это, в дверном проеме тут же нарисовался новый трупак, не в пример крупнее поверженного только что врача. Был этот новый трупак в военной форме и, судя по физическим параметрам, ранее активно занимался спортом. Кроме всего прочего был он еще и почти на голову выше, что явно не предвещало рыжебородому ровным счетом ничего хорошего.
– Твою ж то ты мать, а, майор Чигринцев! – только и сумел произнести рыжебородый, прочитав фамилию военного по нашивке на его груди.
Майор Чигринцев злобно оскалился, вжал голову в плечи, низко свесив при этом достаточно мощную квадратную челюсть, после чего с силой подался вперед.
И как только он это сделал, бородач тут же со всей силы ткнул стволом дробовика в морду майора, стремясь по недавнему успешному сценарию попасть ему в глаз, но промахнулся. Вместо глаза ствол дробовика вошел в рот военного, выбив ему при этом пару верхних передних зубов и скрежетнув металлом по нёбу. Не сводя жадных глаз с бородача, майор челюсти тут же захлопнул, сжал их с силой и впился оставшимися целыми зубами в черный металл дробовика.
Рыжебородый попытался было выдернуть ствол изо рта майора, но только неприятно поморщился от произошедшего после этого скрежета зубов по металлу.
Военный при этом не переставал цепляться руками за живого и в какой-то момент, схватив его за куртку, стал тянуть к себе.
