— Спасибо, — сухо отозвалась я, забирая мобильник.

Мисс Тиффани покрутила головой.

— Почему ты тут сидишь?

Я пожала плечами:

— Билетов нет. И денег, чтобы снять комнату.

— О! — Она всплеснула руками и протянула мне несколько стодолларовых купюр.

— Я не возьму, мисс Тиффани, — покачала я головой.

— Я хочу помочь тебе, — улыбнулась она.

— Увы, не сможете…

Мисс Тиффани присела рядом и внимательно посмотрела на меня.

— Кэтрин, я должна тебе кое-что сказать. — Голос её был серьёзным, но при этом с каким-то оттенком странной теплоты. Я насторожилась, крепче обнимая гитару. Первая мысль: сейчас она сообщит, что меня намерена задержать полиция, потом меня депортируют и запретят въезд в Штаты, и я больше никогда… — Помнишь, я рассказывала тебе про свою семью? — Я кивнула, не совсем понимая, о чём пойдёт речь. — Вчера весь вечер твой телефон звонил. Я не выдержала и решила взять трубку. Я ответила, а… — Мисс Тиффани вдруг заплакала.

— Что случилось? — испугалась я и неловко попыталась её успокоить.

— Тебе звонил… Понимаешь, девочка моя, это… Этот голос… Это мой сын! — Я оцепенела, пытаясь понять, что она говорит. — Твой молодой человек, Джей. Это мой сын! Мой Том! Он теперь, конечно, влип в неприятности, но это неважно! Ты помогла мне его найти! — Ещё с минуту я сидела с таким видом, будто на меня только что Кракен рыгнул — ни грамма адекватности, как робот поглаживала мисс Тиффани по плечу.

— Это хорошо, — наконец произнесла я, толком ничего и не сообразив. — Хоть кому-то от меня польза.

Следующие пятнадцать минут мисс Тиффани благодарила меня и умоляла рассказать, что всё-таки произошло, предлагала свою помощь и пыталась уговорить меня остаться.

— Мисс Тиффани, — наконец не вытерпела я, — я не останусь. Не после всего. Если смогу раздобыть билеты на пораньше, уеду раньше. Не переубеждайте меня. Пожалуйста. — Она сдалась, мило попрощалась и собралась уходить. — И не говорите… Тому, где я. Не надо. — Мисс Тиффани удручённо закивала и пошла прочь. Каким-то образом она таки смогла засунуть мне в рюкзак деньги.

Через полтора часа я подошла к кассе и, к своей безграничной радости, сумела поменяться билетом с пассажиром, не желавшим лететь этой ночью. Вернувшись на своё место обитания, я последовала аксиоме: «Нет ничего невозможного, когда тема из «Пиратов Карибского моря» играет на фоне» — включила саундтрек и принялась за письмо:

«Здравствуйте, Джонни. Понятия не имею, станете ли вы читать это письмо, хотя искренне надеюсь на это. Наши первая и последняя встречи были совсем не такими, какими должны быть. Вернее, какими их воображала я. Прощания не забываются — как и хорошие времена.

Если я сказала — когда-либо — что-нибудь не то, простите меня. Я не хочу объяснять всё снова, лишь скажу, что перед вами нет моей сознательной вины. Всё то, что я сказала тем дождливым вечером, — чистейшая правда, и я лишь надеюсь, что вы меня поймёте.

Я приехала в LA из Нью-Йорка лишь затем, чтобы вернуть вам браслет. Я ведь знаю, что его сделала Лили-Роуз, и он вам дорог. И вот, всё же не вернула. Видит бог, я не думала, что всё закончится так. Но что бы вы обо мне ни думали, как бы я ни выглядела в ваших глазах, знайте, что единственное, чего я хочу: чтобы вы были счастливы. Я не верю слухам бульварной прессы, и всё же желаю вам и вашей семье никогда не расставаться. Я видела вас вместе, и поверьте, теперь я знаю, как выглядит настоящая любовь.

Я никогда не стану держать на вас обиду ни за что. Наоборот. Вы сделали для меня так много того, чему нет цены. Я вам благодарна. От всего сердца.

Быть может, я и немножко сумасшедшая, но ведь «безумцы всех умней». «Нормальный человек не пошёл бы на такое»: в чужой стране отдаться на волю приключений. Верно? Но я ни о чём не жалею. Эти несколько месяцев, что я провела рядом с вами, стали самыми важными и лучшими в моей жизни. Такими и останутся. Да, всё меняется, но я буду вспоминать это время с добрыми чувствами.

Сегодня я возвращаюсь в Россию. Кто знает, что ждёт меня там, смогу ли я вернуться в Штаты… Вряд ли кто-то скажет наверняка. Но, Джонни, одно я знаю точно: вы настоящий Человек, вы заслуживаете любимую жену и прекрасных детей. И, конечно, вы заслуживаете сотни тысяч преданных вам людей — ваших фанатов. Нас не надо бояться. Пусть у всех нас разные мечты, но нас объединяет нечто важное — желание, чтобы кумир был счастлив. Тогда счастливы и мы.

Простите, что я не открылась вам сразу, хотя вы, видимо, всё знали. Я просто боялась, что вы не захотите видеть у себя в доме ходячую энциклопедию…

Прощайте.

Никто. Просто фанатка».

Вложив в конверт фенечку и бросив на неё прощальный взгляд, я запечатала его, ненадолго прижала к сердцу, потом бросила в почтовый ящик и отправилась на регистрацию.

Очередь медленно двигалась вперёд, словно теперь какая-то сила нарочно не хотела выпускать меня из Америки. В момент, когда уехать хотелось сильнее всего. Я слегка улыбалась, вспоминая всё то, что пережила, сколько взлётов, падений — порой весьма болезненных, — того, над чем ещё долго можно будет смеяться. И лишь концовка будет вызывать грустную улыбку.

Регистрация кончилась, и у меня было ещё сорок минут в запасе. Я прогулялась до киоска с прессой и купила два журнала. Одним из них был небезызвестный мне теперь «Star Track News». Улыбнувшись, я подумала, что в этом журнале есть толика и моего вклада. Зачитавшись, я едва не пропустила регистрацию: сидящий рядом пассажир разглядел номер рейса на моём билете и вовремя толкнул в бок. Бросив прощальный взгляд на аэропорт и город, светящийся огнями в окнах, я отправилась на посадку. Терпеливо ожидая своей очереди, я мысленно возмущалась тому, что голос диспетчера по аэропорту не смолкал ни на секунду. Искали каких-то китайцев.

И вдруг объявление оборвалось на полуслове, девушка шумно выдохнула в микрофон, и кто-то на ломанном русском заявил на весь международный аэропорт Лос-Анджелеса: «Катья, нье ульетай! Я тьебъя лублю! Смъекаешь?».

***

Семь месяцев спустя я вновь шагала по эскалатору лос-анджелесского аэропорта, разглядывая в толпе встречающих улыбающуюся рыжеволосую физиономию Томаса Джейсона Холта. Я не верила в совпадения, не любила признавать их случайность. И была в этом отчасти права. Том Джей оказался не просто сыном женщины, благодаря которой появилась моя необычная история. Оказалось, что он сам внёс весомый вклад в мою жизнь. И случилось это в тот момент, когда он узнал о моём пристрастии к фотографии. Как рассказывала мисс Тиффани, его отец уехал в Лос-Анджелес, когда сыну было годика три, и Том вырос без отца. Но она не знала, что, сбежав в Город Ангелов, сын нашёл отца. А им оказался… Роберт Шерман. Тот самый, что протянул мне визитку из Paramount. Я-то, наивная, полагала, что на меня снизошла божья благодать, сошлись все звёзды и тотемное животное оказалось в добром настроение, раз случился подобный сюрприз. А на самом деле, это была воля не случая, а особо внимательного и изобретательного рыжего парня. Случайности не случайны.

Мой хэппи энд догнал и навалился на меня, как любимый пёс Трикстер: с лапами, слюнями и радостными воплями. Мне всё же пришлось вернуться в Россию, чтобы продлить визу. А Джею пришлось разбираться с полицией, давать показания против Маркуса и Эда — он и помог их поймать. Моё возвращение на родину было подобно вхождению триумфатора в поверженный город, а чувствовала я себя так, будто, воистину, совершила полёт на Луну. И всё же рвалась обратно, в Лос-Анджелес.

Мисс Тиффани сообщила, что моё письмо не было оставлено без внимания. Хотя где-то в глубине души я это знала с самого начала. Я по нескольку раз прокручивала в голове написанные слова, пыталась понять, всё ли сказала… А потом поняла, что самое важное я, действительно, сказала Джонни — глаза в глаза, пусть даже и не обратив на это должного внимания. Я искренне надеялась, что слухи в газетах о расставании останутся слухами, что мои пожелания не будут напрасными. Но, как выяснилось позже, в декабре, мои слова остались лишь словами на бумаге. Да и имела ли я право давать советы Джонни? Что бы там ни было, а это его жизнь, не моя, и его выбор, а не мой. А я… Я скоро стану миссис Холт. Смекаете?