«Кто-то собирался требовать ответы», — впервые вовремя опомнилось второе «я». Ответы! Вот именно! Я тряхнула головой, отгоняя ненужные мысли. Джек Воробей находился в добром расположении духа, но это отнюдь не значило, что он готов разоткровенничаться. Его внезапная дружба с Джеймсом взорвала привычный мир. Наверное, не знай я о тайном рандеву кэпа с Анжеликой, уже бы давно освещала непроглядные карибские ночи радостной улыбкой, аки маяк, и восклицала: «Аллилуйя!». Теперь следовало избрать другой подход. Для кэпа я по-прежнему чудной чужак, мелющий чепуху при каждом удобном случае. Общее прошлое не позволяло мне выбрать определённую тактику и уверенно следовать ей. Приходилось быть осторожной в словах и делах, контролировать чувства и эмоции — такова плата за дружбу с соперником. Да, именно соперником теперь стал Джек для меня. Быть с ним честной — значит уступить место в борьбе, позволить прийти первым и, как следствие, сократить время, отпущенное на решение проблемы с воспоминаниями. И, конечно же, пресловутое чувство ревности и желание из принципа не позволить Анжелике победить. Ну уж нет, пока наш маленький и местами двуличный триумвират существует, у меня есть шанс обхитрить самого хитрого пирата Испанского Мэна. И раз о задушевном разговоре с кэпом мечтать не приходилось, я решила действовать по-пиратски иначе.

Над Карибами простёрла непроглядно-черные крылья тропическая ночь. Освежающие порывы ветра поскрипывали в такелаже. Шум волн за бортом смешался с нестройным храпом матросов на палубе ниже. Верхняя палуба по полночному пустовала: у штурвала бдел рулевой, изредка поглядывая на паруса, а на шканцах вполголоса переговаривались двое вахтенных. Лёгкой поступью я миновала кубрик и в кромешной тьме спустилась в трюм. В глубине покачивался один-единственный фонарь. Я было решительно шагнула к карцеру, но тут же поспешно скрылась за подпоркой. У самой двери, сжимая в руке ключи, сопел караульный, привалившись к переборке. Как и положено, Джек Воробей выставил охрану, чтобы я не совала нос в чужие дела. Моряцкий сон мог быть достаточно крепок, чтобы выкрасть ключи, и, возможно, мне даже удастся незаметно проникнуть внутрь. Но стоит ли?

Расправив плечи, я быстрым шагом направилась к охраннику и, не церемонясь, саданула его в плечо.

— Спим на посту? — гневно вопросила я.

Матрос спросонья уставился на меня ошалелым взглядом. Его глаза рассеяно бегали по мраку отсека.

— Ничего я не спал, — угрюмо отозвался он, потирая глаза. — Вам нельзя здесь быть.

Я упёрла руки в бока.

— Можно, вообще-то. Я пришла по делу на благо общего предприятия. По приказу капитана.

— Да? — неуверенно прищурился сонный страж.

— Мне за ним сходить? — Я недовольно воззрилась на него и повернулась к трапу. — Заодно попрошу улучшить охрану.

Моряк выдохнул, подбирая ключ. Щёлкнул замок, и дверь с лёгким подрагиванием отошла. Караульный молча пустил меня в карцер.

— Наслышана, у вас с Воробьём не заладились отношения, — заговорила я, проходя к камере. Голландец, который явно слышал шум за дверью, отнюдь не удивился моему появлению.

— Решили ему помочь? Как пряник, — остроумно заметил он.

Я про себя улыбнулась.

— Не ему — себе. И, возможно, и вам.

— Отказал ваш капитан, отказать вам. Я не покупаю.

— Вы, верно, хотели сказать «не продаюсь» или «не куплюсь на ваше предложение»? — Я приблизилась, оглядывая карцер. — Но я здесь не за этим. К тому же Джек Воробей не мой капитан. И вы это явно заметили. — Эйландер нахмурил брови, отчего приобрёл сходство со сморщенным картофелем. Тем не менее он готов был меня слушать.

— Я не боюсь пыток, — для чего-то напомнил пленник.

Я кратко усмехнулась.

— Видите ли, мой капитан — не Воробей — не столь опрометчив. Он более прагматичен в подобных вопросах и предпочитает заводить друзей, а не наживать врагов.

— Кто он? — Ну вот, мысленно вздохнула я, каждый раз один и тот же вопрос.

— Не столь важно. Главное он способен помочь вам обрести свободу, если, конечно, вы окажете нам содействие.

— Это пряник, — брезгливо выдавил голландец.

Лицо приобрело нейтральное выражение.

— Это деловой подход, — спокойно прозвучал мой голос. А в голове меж тем раздался зловещий смех. Кунрад Эйландер упрямо смотрел из темноты. В его глазах отражался тусклый фонарь, покачивающийся за моей спиной. — Послушайте, — мягко заговорила я, — я прекрасно понимаю, что у вас нет ни единой причины доверять мне. К тому же я являюсь главным виновником вашего положения. — При этих словах голландец стыдливо опустил глаза. — В тот момент я не могла действовать иначе: Воробей при всех его недостатках необходим мне и моему капитану. Однако сейчас, кажется, эта надобность угасает. Мне не нужно его согласие, чтобы освободить вас. Нужно лишь что-то весомое, что поможет сделать это. — Я вздохнула. — Признаюсь, я чувствую свою вину перед вами…

— Я не помогаю пиратам, — перебил голландец. Но теперь его голос уже не звучал так уверенно, а в глазах догорали последние искорки геройства.

— Вы обманываете себя. — Я расправила плечи и заговорила деловым тоном. — Как долго вы намерены храбриться во имя неизвестно чего? Послушайте, у вас наверняка осталась семья, а своим нежеланием помочь вы делаете хуже не нам. Вы храните, отнюдь, не тайну Атлантиды. В конце концов, мы справимся сами, а вы… — Я пожала плечами. — Не пугаю, но сейчас я ваш последний шанс выбраться отсюда. — Я глубоко вдохнула, буравя холодным взглядом пленника. Затхлый запах вызвал судорогу в животе, но виду я не подала. Лишь звуки корабля нарушали воцарившуюся тишину. Очевидно, голландец колебался, раздумывая над тем, чтобы предать известные идеалы. Немного людей способны противопоставить собственной жизни моральные принципы или кодекс. Для этого, во-первых, нужно обладать завидным мужеством. Во-вторых, необходимо верить в святость и правильность этих убеждений. Метающийся взгляд пленённого моряка говорил о крахе тех взглядов и правил, что сдерживали его раньше.

— Что вам надо знать? — наконец спросил Кунрад Эйландер. При этом голос его звучал вполне решительно, хоть, наверняка, душу покусывали угрызения совести.

Я победно заулыбалась и приблизилась к решётке.

— Воробей часто наведывался сюда, так? Чего он хотел? — негромко прозвучал вопрос.

— Спрашивал про Саба. Какие там гавани, ветры. Сколько солдат. Где мели и рифы.

— И что вы ему сказали?

Эйландер прокашлялся, наполняя воздух зловонием.

— Я там никогда не бывал. — Со скоростью лифта, летящего с шестнадцатого этажа с оборванными тросами, рухнули все мои не больно-то коварные надежды. Ещё секунду назад расположенное выражение лица поменяло тона и окрасилось в самый хмурый оттенок безнадёжности. — Так я ему сказать, — налюбовавшись вдоволь на моё огорчение, наконец добавил голландец. Я тут же вскинула голову и едва удержала гневные слова. — Вам я скажу правду.

Моряцкие премудрости не оказались тайной за семью печатями. Голландец говорил короткими фразами и строго по существу, и нужный курс легко закрепился в уме. Я уж было заскучала, как пленник обронил:

— …и, если на рассвете корабль бросит якорь, то он ещё успеет в Сан-Роке. Похоже, там встреча.

— Встреча? — встрепенулась я. — Он не сказал с кем?

Моряк молча покачал головой.

— Но старпом понимал.

«Старпом, — мысленно протянула я, — похоже, Гиббс как всегда знает всё лучше всех. Ну, что же, его, по крайней мере, разговорить проще».

— Это всё? — Эйландер молча кивнул. — Хорошо, вы выполнили свою часть сделки, я выполню свою. Когда мы достигнем острова, обещаю, вы обретёте свободу, — заверила я, направляясь прочь.

— Конечно, — сверкнув глазами, отозвался голландец.

Караульный встретил меня недобрым взглядом, но ничего не сказал, лишь угрюмо повернул ключ в двери. Я поспешила подняться на верхнюю палубу за крайне необходимым глотком свежего морского воздуха. Ночные просторы пенящихся волн освещал серебряный свет луны: он то походил на небесный прожектор, то бесследно рассеивался за призрачными силуэтами облаков. Стоило облегчённо выдохнуть, как за спиной прозвучало: