Гадалка погрузилась в терпеливое молчание. С трудом сбрасывая гипнотическое оцепенение, я запротестовала:

— Но… я и так натворила слишком много! Мне придётся пойти на предательство, чтобы добыть половину! А что тогда потребуют поиски целого камня?! Как я это объясню?!.. И кем стану после? — Я часто закачала головой. — Нет, я не могу. Я отдам тебе этот камень — половина он или нет!

Улыбка на её лице похолодела.

— Тогда и я спасу лишь одного, — сурово заявила Дестини. И я искренне обрадовалась этим словам: отказ страшил куда больше. Едва увидев её, я поняла, что плата будет высокой, и, к счастью, жуткий кошмар с острова Хатэна, всё ещё терзавший по ночам, стал светом в конце тоннеля. — Тебе придётся выбрать. Сейчас. — Голос звучал издевательски. Пугающе. Дразняще. — И чью же жизнь ты предпочтёшь спасти? — выразительно спросила она.

— Джек… — пискнул сиплый голосок. Я подняла голову. — Половина камня за жизнь Джека Воробья.

По смуглому лицу скользнула тень недоброго удивления. Она глядела на меня испытующим взглядом сквозь пламя… или прямо из него? Такой исход она не предполагала, думала, что сдамся, но я чётко понимала, что ставлю на карту.

— Почему он? — наконец спросила Дестини скучающим тоном.

— Джек вечно лезет на рожон. Это его погубит, я знаю. — Ответ прозвучал вполне убедительно, хотя перед глазами всё ещё отражалась картина — истинная причина, видение, как Джекки гибнет от моей руки.

Гостья развела руками.

— Что ж, ты уверена? Учти, если ты ошиблась, сожаление будет напрасным.

— Его не будет, — отрезала я.

— Тогда дай руку.

Я покорно протянула левую руку прямо сквозь пламя: огонь сошёлся над запястьем, но не обжёг, не обдал жаром. Дестини игривым движением чиркнула длинным ногтем на большом пальце по зубу и молниеносно поставила отметину на запястье.

— И это всё? — спросила я, глядя на краснеющий кровью крестик. — Как мы откроем сундук?

— Не вы, — дёрнула плечом ведьма.

— А кто? Там сказано: «Человек не откроет». Ты?..

Дестини негромко рассмеялась.

— Нет, конечно, нет.

— Ну а что для этого нужно?

Гостья поднялась.

— У тебя есть всё необходимое. А теперь — просыпайся.

Тут же в лицо прилетели холодные капли. Я резко распахнула глаза. На меня таращились пираты, окружив плотным кольцом. Проведя пальцем по щеке, я понюхала жидкость.

— Ром?!

— Ты не просыпалась, — полусердито бросил Воробей. В его руке была бутылка.

Убедившись в моем здравии, пираты разошлись по своим делам. В колодец солнце не попадало, но раннее утро давно близилось к полудню. Капитаны вновь собирались в пещеру. Барто отказался, сославшись на ноющие кости. Матросы, кроме Бойля и Кина, тоже присоединиться не захотели. Уитлокк с Джеком что-то обсуждали на грани спора. Взгляд сполз к земле, покрался сквозь примятую траву и сначала бегло, затем медленно и осторожно поймал в фокус запястье левой руки. «Чёрт!» — я быстро раскатала рукава и для уверенности испачкала кожу травой.

— Диана, — я обернулась к Джеймсу, — ты с нами?

— Нет, пока что пас. Там… неуютно.

Проходивший мимо Барбосса подавился презрительной усмешкой. Пираты нырнули в пещеру, а я откинулась на траву. Пахло свежестью. По сочному голубому небу ползли облака — всё больше с сизыми разводами, сбитые, предваряющие грозу. «У тебя есть всё необходимое». Жестокая ирония. У меня не было ничего. Никого. Только воспоминания — никому, кроме меня, не нужные. Только иллюзии и надежды. И я оказалась настолько беспомощна, что даже в борьбе за иллюзорные возможности должна была уповать на чужую помощь. Как же это осточертело! Бояться, торговаться, выпрашивать, уговаривать и жить верой в светлое будущее, в счастливое когда-нибудь. Разве этого я хотела? Об этом мечтала? Возвращение, стоило ли оно того? Воспоминания словно кандалы — и не только на мне. Где тот универсальный ключ?..

Пальцы скользнули по отметине на запястье. В клочке неба над колодцем носились резвые птицы, весело покрикивая с высоты, хвастаясь свободой. «Судьба, говоришь? — мысленно ухмыльнулась я воображаемому лицу ведьмы. — Мы сами творим свою судьбу!»

— Барто! — Я резко села. Старик мотнул головой. — Можно мне дневник Вега?

Старпом заинтересовался.

— Зачем тебе?

— Язык подучу, — пожала я плечами.

Моряк аккуратно передал мне журнал.

— Старый же. — Единственный глаз подозрительно сощурился. Я ответила многозначительной улыбкой. — А, твоё дело, — махнул Барто рукой.

Весь день я потратила на скрупулёзное перечитывание иссохших страниц, надеясь найти объяснение или хотя бы намёк на символы, выбитые на крышке сундука. Почерк у капитана был красивый, рассматривать тщательно выведенные строчки было приятно, но, увы, бесполезно. И незнание языка тут не при чём. Я думала, на страницах отыщется какой-то намёк, заметка или рисунок: они, возможно, и были, но на тех листах, что не хватало. Даже когда Барто, не сумев удержаться, подключился к изысканиям, дело не сдвинулось с мёртвой точки. Мы придумали и перебрали множество гипотез, в шутку попытались дозваться испанского призрака, но только поймали неодобрительные взгляды других моряков: они настойчиво уговаривали бросить бесполезное занятие и присоединиться к их игре, а заодно не будить лихо.

Пиратские предводители объявились к закату: голодные, молчаливые, злые. Я скромно посиживала у костра, стараясь не привлекать внимания, а затем сбежала в царство Морфея при первой зевоте. Сны пришли сумбурные, напряжённые, лихорадочно сменяющие друг друга и, к счастью, не запоминающиеся. Мозг продолжал усиленно искать разгадку, вплетая отрывки реальности в грёзы. От беспокойного ёрзания многострадальная рубашка окрасилась травяными полосами. Я даже обрадовалась, когда меня резко выдернуло из очередной психоделической прогулки по витражному мосту: кэп зацепил мою ногу. Стояла глубокая ночь: беззвёздная, тихая. Только кто-то крохотный копошился в траве.

Я сонно потёрла глаза.

— Алкоголь не отупляет?

Пират наконец выбрал выгодное место, чтоб пристроить свою пятую точку. Булькнул ром в бутылке, Джек протёр усы и только потом ответил:

— Нет, зато помогает заснуть.

Я недоверчиво хмыкнула.

— Бессонница? У тебя?

— Я что же, не человек? — насупился Воробей.

На мгновение реальность исчезла. «Не ты… Ну, конечно! Конечно!» Взгляд молнией метнулся к зубастому входу в пещеру.

— Чего это с тобой? — Я подняла голову. — Знаю этот взгляд, — кэп указал на меня пальцем, — поделиться не хочешь?

Признание едва не сорвалось с губ. Карие глаза в лёгком прищуре смотрели упрямо и требовательно. Заинтересованность на его лице была вполне искренней и отнюдь не алчной. И всё же я опустила глаза в притворном стеснении и шепнула: «Это личное», Воробей только многозначительно повёл подбородком. Ещё около часа мы провели за диалогом — никому из нас ненужным и бессодержательным, пока наконец Джека не убаюкал ром на пару с крайне интересной историей, как я штудировала дневник испанца. Через несколько минут к потрескивающим в костре веткам присоединилось капитанское похрапывание. Лагерь крепко спал. Пригодились навыки бесшумного ночного хождения, приобретённые ещё в детстве. Загорелся факел, я сунула за пояс кортик и после долгого решительного выдоха направилась в пещеру. Тьма в гроте была тяжелее ночной темноты, и первые шаги оказались не такими уж смелыми. По тоннелю я бросилась почти бегом, изредка подсвечивая дорогу. Во второй раз путь не стал менее жутким, но я запретила себе сдаваться — даже думать об этом. «Мы сами, сами творим судьбу!» — прерывисто слетало с губ.

В большом зале всё ещё горела неизвестная смесь, вернее, выгорала: свет потускнел, видимое пространство уменьшилось, сгрудилось к центру, языки пламени поднимались на фут, не больше. Не глядя по сторонам, я направилась по спирали к сундуку. Сапоги гулко стучали по холодному камню. Каждый следующий шаг давался всё труднее, ибо в голове набатом бил вопрос — правильно ли я поступаю? Страх, намешанный с неуверенностью, заискивающе соблазнял отказаться, вернуться — назад, в привычные рамки. Его липкие объятия холодили душу, гасили огонь. Но перед глазами мерцали лица: близкие и не очень, доброжелательные и равнодушные, важные и жизненно необходимые — среди них Джек Воробей, тщательно сдерживающий хохот, глядящий снизу-вверх на меня, застрявшую на пальме. Сдаться и забыть — просто, но подобные моменты достойны того, чтобы за них боролись.