Послышался глухой удар и все стихло.

Волосы зашевелились у меня на загривке. Почему-то безжалостная память подбросила мне новое воспоминание — покрытый алой блестящей кровью черный асфальт, разметавшиеся по нему намокшие темные волосы, заляпанная багровым белая школьная рубашечка и порвавшиеся гольфы. Та девочка-самоубийца, которую притянула Кирие Фудже. Неужели… Я сам не заметил, как перешел на бег.

То, что показалось мне бесформенным светлым пятном в ночи, оказалось человеком. Он лежал словно поломанная кукла на бетонной площадке недалеко от ступеней крыльца строящегося здания, тут было достаточно скудного ночного света, чтобы различить, что это девушка. Темные короткие волосы, кимоно… КИМОНО?

Что-то сдавило в груди, я не мог вздохнуть. Запнувшись об кучу песка больной ногой, я упал на колени, но рывком заставил себя подняться и припустил со всех ног к неподвижно лежащей девушке. Еще не видя ее лица — она лежала на правом боку, спиной ко мне — я уже знал, что я увижу.

— Шики… — я свалился кулем рядом с ней, уже вблизи опознав светлую юкату, и рывком перевернул ее на спину. К горлу подкатил спазм, в груди все свело от невыносимой боли, в сто крат сильнее, чем при любой моей панической атаке.

Вся ее юката была темная и липкая, заострившееся, словно вырубленное из камня бледное лицо, приоткрытые губы, веки закрытых глаз покрывали темные пятна и полосы, о происхождении которых не нужно было долго задумываться. Ее левая рука была вывернута под неестественным углом, словно изуродованная жестоким ребенком рука куклы, еще больше, чем после битвы с Фуджино. Дрожащими руками я ощупал липкую жирную от крови уже насквозь промокшую у нее на груди и животе юкату. Это не может быть от падения, если она на штырь какой не напоролась… Столько крови…

Кровь на алом кимоно, брызги крови на ее бледном лице, замерзшее на губах дыхание.

— Очнись… пожалуйста, очнись… — беспомощно шептал я, пытаясь скользкими от ее крови пальцами нащупать жилку на тонкой шее. Кто мог с ней это сделать? Как она допустила? Говорил же ей, она никогда не меня не слушает, а теперь еще и я нарушил обещание, она рассердится на меня… Пусть сердится, пусть не разговаривает, я это заслужил. Но только пусть она откроет глаза, ни о чем больше не прошу…

Неожиданно ее глаза распахнулись. Возглас радости застрял у меня в горле, на котором в ту же секунду словно стальными клещами сомкнулись ее пальцы. Казалось, Шики не соображает, что делает, ее тело действовало как автомат. Как идеально отлаженный автомат или оружие. Оружие убийства. И ее глаза… Они полыхали синим и обжигали ледяной яростью. И ненавистью.

И смотрели они на меня.

— Накамура!

Я даже звука издать не успел, когда ее рука сжала мое горло, сминая кадык. Из груди снова выбило весь воздух, я только и мог что сипеть, широко открыв рот, беспомощно царапая пальцами ее руку в слабой и тщетной попытке разжать ее хватку.

========== 3.6 ==========

Огромный желтый и равнодушный круг луны мелькнул передо глазами, и рухнул куда-то вверх — сухим треском ломающихся досок. Я увидела улыбку Микии, свои согнутые пальцы черкнувшие по воздуху лишь в миллиметре от его лица, а потом замелькали этажи, железная опора крана, доски и перекладины строительных лесов… Стирая пальцы в кровь, я пыталась схватиться за оградительную сетку, в который раз жалея, что у меня нет ножа, и наконец, в этом преуспела. Левую руку дернуло, выворачивая из сустава, и боль — не столько от вывихнутой руки, сколько от кровоточащей раны под грудью, куда Микия, нет, — Накамура — вонзил мой нож, накрыла меня волной. Тошнота и странные блики в глазах оказались предвестниками темноты, которая окутывала меня, словно одеяло. Я разжала пальцы, которые больше не чувствовала. И снова все завертелось. Прежде чем последние замутненные болью остатки сознания покинули меня, я подобрала под себя ноги, надеясь упасть на ту же руку, что спасала меня не раз…

— Накамура! — выплюнула я раньше, чем из моего горла вырвался стон боли, и на этот раз я сжала пальцы на его шее.

— Ш…ш-шики… Кровь… — прохрипел лже-Микия, но тут же скривился от боли — мои пальцы еще жестче впились в его гортань. О, да… Я переломила бы его лживую шею, если бы вторая рука, сломанная и вывихнутая из плечевого сустава, не была бы так бесполезна. Боль сковывала движения, но ярость полыхавшая внутри не слабее жажды убийства и моих чертовых глаз, разбиравших этого лживого Микию на куски мертвой плоти, но не способные разглядеть его сущность, придавала мне силы. Оттолкнувшись ногами я свалила его на спину и упала на него сверху. Заметив под задравшейся футболкой рукоять ножа, я улыбнулась.

Чуть ослабив хватку на шее, я прижала ногами его руки к земле, и, вынув нож, приставила к его горлу. Чертово дежавю.

— Я не… — он пытался вдохнуть больше воздуха, но мой нож упирался в кожу под его подбородком, заставляя тянуть голову вверх прочь от моего ножа, и он закашлялся. Кадык дернулся, оставляя на лезвии тонкую полосу крови. — Не Накамура! Шики, что…

Договорить я ему не дала. Он снова притворялся, снова!

— Сними свою чертову маску, слышишь?! Или я сниму ее вместе с твоим лицом…

Волосы упали мне на глаза, но я и не хотела видеть его. Только не снова. Я сильнее сжала пальцы на рукояти ножа. Одно движение, только одно чертово движение…

— Шики, нет! Пожалуйста, посмотри на меня!

— Заткнись, — прохрипела я, откидывая волосы и сжав зубы, чтобы сдержать стон боли и ненависти, что жгли меня изнутри.

Но я медлила, бессмысленно сжимая рукоять ножа и глядя на тонкую струйку крови, окрасившую лезвие. Я могла не смотреть, но не могла не слышать голос Микии. Он был такой настоящий — его страх, отчаяние и вдруг нелепое беспокойство:

— У тебя кровь, Шики, ты ранена!

Внезапная мысль поразила меня, и я, наконец, посмотрела на того, кого собиралась убить. Очки съехали на кончик носа, но… Но они были.

Нет, ему не одурачить меня снова…

Я снова прижала нож к горлу Микии, но в следующую секунду повернула его плашмя, завороженно глядя на растекающуюся по лезвию темную каплю крови. Порезанный кадык судорожно дергался в миллиметре от остро-заточенной стороны. Микия все еще хрипел, силясь вдохнуть побольше воздуха, и мой нож ему мешал.

Да, это был мой нож, но не тот, что я отдала Накамуре.

— Кокуто? — почему я назвала его по фамилии, хотя уже давно, как мне казалось, привыкла называть его по имени, я не знаю. В его глазах, как и раньше, почти не было страха, по крайней мере — страха за свою жизнь.

— Кокуто… — уже с убеждением и почти не скрывая боли, повторила я и с силой вонзила нож в землю рядом с его головой. — Что ты тут делаешь, черт возьми?! Я могла тебя убить.

Наверное, я встала слишком резко: перед глазами появились пятна. Но я старалась не обращать на это внимания. Как и на мысль, бившуюся на задворках сознания: «если это опять обман, он возьмет этот нож…»

Я, наверное, покачнулась, или что-то вроде того, потому что Микия, тут же вскочил с земли и попытался меня не то поймать, не то обнять, на этот раз, надо полагать, без ножа за пазухой.

— Вот это я и имел в виду, тебе же больно…

Я почувствовала, что он дрожит. Мне действительно было больно, и стало еще больнее, когда он меня обнял, но я не стала отстраняться. Он снова видел кровь, нож в моих руках и жажду убийства в моих глазах. И снова я ничего не могла с этим поделать. Перед глазами… да что там — всем телом, я помнила свою ошибку, все эти неловкие объятия Накамуры почти на этом же самом месте, и я все еще хотела его убить. В эту секунду едва ли было что-то, чего бы я хотела больше. Забота Микии сейчас была для меня только обузой, бременем.

— Кикути-сан, — вдруг сказал Микия, тяжело выдыхая мне в волосы, — Накамура велел ей прийти сюда, она обратилась за помощью… Я услышал шум и видел, как ты упала. Шики, я опять нарушил обещание…

Я оттолкнула его здоровой рукой и, нагнувшись вытащила нож из земли.