Накамура взвыл, как раненный зверь, попятился к одному из шкафов, шаря по полкам рукой в поисках нового оружия. Затем заметив выроненный им резак, уставился на него с видом загнанного зверя. Носком дзори я подтолкнула резак к нему.
— Микия, — мир начал распадаться на куски, обнажая багряные линии смерти, я отвела руку с ножом назад, — никогда не становись у меня на пути. Никогда не прерывай мою охоту…
Накамура бросился вперед. В его ладони блеснула тонкая линия стали и я, загородив Микию, выставила руку с ножом, почти не глядя. Ножи с лязгом соприкоснулись у самого моего лица, и я успела различить удивление и страх на лице Мастера, прежде чем оттолкнула его резак от себя. Кажется, он наконец, узнал меня.
Он попятился, затравленно исподлобья глядя на меня.
Дичь нашла своего охотника.
Мразь.
Я рассекла воздух ножом, отводя его назад, готовясь к прыжку. Накамура тоже крепче сжал свой резак в ладони, вынося его вперед.
— Шики! Нет!
Я не повернулась на возглас Кокуто.
Нет, не сейчас.
Не сейчас, Микия.
Сейчас я должна порезать этого чертового ублюдка на куски.
Мягко оттолкнувшись пятками от пола, я прыгнула вперед, различая четкие контуры смерти Мастера. Мой нож должен окраситься кровью, иначе…
Прежде чем я успела нанести удар, Накамура вдруг выронил нож и упал на колени, закрывая лицо руками.
— Нет! Пожалуйста, нет, не убивайте меня. Я… Я не понимаю…
Я остановилась над ним с занесенным для удара ножом.
Он закрывал голову руками, как ничего непонимающий ребенок перед заносящим над ним молоток пьяным отцом. На его лице были слезы, глаза распахнутые и глядящие недоверчиво и наивно. Тьма окружавшая его с момента, когда я переступила порог его дома, рассеялась, словно туман. Теперь в мастерской остался только один убийца, и это была я.
— Чертов ублюдок, — я рассекла над ним шкаф, и он кусками дерева обрушился на голову Мастера. Отвернувшись от него, я убрала нож обратно в рукав, встречаясь взглядом с Микией.
Худшего окончания охоты не придумаешь. Нечто подобное уже случалось — с Фуджино — но даже тогда я не чувствовала такого разочарования. Я могла убить его сейчас, но это будет всё равно, что зарезать ягненка на скотобойне. Я не мясник. И я не могла сделать этого на глазах у Микии. Теперь не могла.
— Что вы… Что вы здесь делаете? — Накамура Гэндо-сан, третий по счету, выбрался из-под груды обломков.
— Ты привел меня сюда, — я повернулась к нему, пытаясь разгадать его прошлые эмоции. Но теперь в его взгляде не было больше ни страха загнанного зверя, ни жажды убийства, ни похоти — только безграничное и даже несколько радостное удивление. — Ты собирался отрезать мне лицо и изнасиловать мой труп.
Накамура нахмурился, потом недоверчиво улыбнулся и, потирая ушибленное Микией плечо, как ни в чем ни бывало, поднялся на ноги.
— Извините, но я вас не понимаю. Если вы по поводу выставки, то у меня еще недостаточно работ. После прошлой маски хорошо раскупались, у меня остались только самые первые мои образцы… Да, поблагодарите за меня Ямамуру-сана, от покупателей не было отбоя.
Его лицо разгладилось, он улыбался безмятежно, словно не было никаких убийств и истязаний ни в чем не повинных девушек и его собственной любимой жены, словно он даже не слышал того, что я ему сказала.
— У него совсем разум помутился… — хрипло проговорил Кокуто за моей спиной. — Полный распад личности…
— Может, чаю? Минако всегда рада гостям.
— Минако? — переспросил вдруг Микия, и я с удивлением услышала в его голосе злость.
Я повернулась к нему и сделала шаг в сторону, когда он, не глядя на меня, механически стирая текущую по щеке смесь белил и крови, тяжело шагнул к стоящему на коленях мастеру. Микия сгреб его за воротник рубашки, рывком поднимая на ноги, и со всей силы врезал ему кулаком в скулу. Накамура, бывший выше и крупнее Микии, отлетел к стене, ударившись спиной об закрытое окно, и ошарашено уставился на него, зажав разбитую скулу. А тот все смотрел на него, загнанно дыша, все так же не опуская подрагивающую руку, сжатую в кулак.
Я вдруг расхохоталась, чувствуя как напряжение из-за неудовлетворенной жажды убийства и гнев меня отпускают. Смех буквально согнул меня пополам. Кокуто удивленно посмотрел на меня, затем на свой кулак, медленно разжимая пальцы, и улыбнулся своей фирменной немного смущенной улыбкой.
Накамура не стал возмущаться, грозить полицией, как любой «безвинно» пострадавший человек на его месте. Он только улыбался жалкой и потерянной улыбкой и бормотал что-то себе под нос. О Минако. И, мне кажется, он впервые называл ее по имени. Похоже, под всеми его масками, он и сам понимал, что заслужил намного большего.
В это мгновение зачирикал домофон, в котором послышался чрезвычайно знакомый голос кузена Кокуто Дайске:
— Накамура Гэндо, это полиция. Откройте.
— Надо уходить. Я уже засветился в этом деле… — Микия кивнул на светящийся экранчик домофона. — У Дайске, наверное, ордер на его арест.
— Он запер дверь, — я хотела уже было открыть дверь ножом, но Накамура Гэндо встал, испуганно пятясь от нас, нашарил в кармане ключ, и подошел к двери. Левая рука его свисала плетью — в этот раз ему определенно досталось от Микии больше, чем от меня. Точнее от меня ему совсем не досталось.
— Накамура-сан, — любезно окликнула я его, когда он выходил из мастерской, — ты убил ее. Свою жену Минако, и двух других девушек. Признай это.
Его лицо снова исказилось, и я с удовлетворением отметила, что на этот раз — от боли. Словно ведро воды вылили на него сверху. Он посмотрел на меня, и я отчетливо увидела того призрака, Ноппера-бо, что встретила прошлой ночью. Токо не права, он не пугает — он только боится и бежит. Бежит, теряя себя и свое лицо в своей собственной тьме. На меня смотрела его пустота. Тот, кто был некогда Накамурой Гэндо, выдающимся мастером масок, стал никем — маской без очертаний и эмоций. И, должна признать, это была мастерская работа, знать бы только чья…
***
Мы вышли вслед за Накамурой из мастерской. Судя по голосам у ворот, полиция и впрямь нашла улики для его ареста. Не самый плохой итог. А вот нам еще предстояло постараться выбраться отсюда незамеченными.
— Обещай мне, что, когда мы отсюда выберемся и ты приведешь себя в порядок, ты позвонишь Азаке и согласишься на всё, что она тебе предложит, — я с невозмутимым видом обозревала высокую стену забора, — и сделаешь вид, что тебя не волнует почему я тебя об этом попросила. Тогда я, в свою очередь, не буду спрашивать тебя о том, что ты забыл в мастерской серийного убийцы… Идет?
— Прости… — вздохнул он, помогая мне взобраться на ограду, а потом ухватился сам, с сопением подтягивая тело. Я молча приняла его помощь и не подала руки, когда сама оказалась уже наверху, хотя Микии с его ногой, может быть, и требовалась помощь, просто потому, что мне показалось, что он не хочет, чтобы я ему помогала. — Но ведь и ты тоже пошла за ним. Ты же знала, чем это может закончиться.
«Я — другое дело!» — хотела было возразить я, но прикусила язык. Он был рассержен и подавлен одновременно, и я уже пожалела о своих словах по поводу Азаки. Не стоило на него спихивать мною же созданную проблему. В конце концов, кто виноват, что я начала плести эти дурацкие интриги за его спиной? Сама же и виновата. Возможно, проще было просто договориться, а не тайком, словно воры, пробираться к мастеру, чтобы столкнуться там лбами.
Спрыгнув со стены, я прислонилась к ней, дожидаясь, когда спустится Микия.
Кокуто прав, я тоже пошла за Накамурой. Потому что хотела его убить, убить его до того, как им заинтересуется Кокуто и решит проверить, что прячется у него в чуланах. Может быть, я понимаю Микию куда лучше, чем мне кажется? Я просто хотела его опередить и разозлилась, что не успела. И с какой стати я теперь выговариваю ему, как маленькому ребенку, что ему делать, а что нет?
Мы шли молча. Я так ему и не ответила, не зная, что я еще могу тут сказать. Извиниться, что пришла за Накамурой? Или сказать, что он волен нарываться на каких угодно маньяков, если того хочет? И то, и другое было неправдой. Я не жалела, что пришла к Накамуре, и убила бы его, если бы мне представилась такая возможность, и я не хотела, чтобы Микия подвергал себя опасности просто из любопытства, не имея при себе ни оружия, ни помощи.
