Но эта девушка все же была иной. Она не пыталась завлечь, убедить меня, что она живая, искренняя. Она улыбалась без всякого кокетства. И она не скрывала, что носит маску. Когда я коснулся ее лица, ее белой прохладной кожи, я отчетливо понял, что я держу в руках готовую покрытую белилами и лаком маску, холодную и прекрасную маску актера Но. Только ее пустые глаза странным образом жили, остальное было бутафорией, сценическим костюмом, но прекрасным костюмом — богатое насыщенное цветом кимоно оттеняло кожу, только волосы были слишком коротки. Но это мелочь. Ерунда, потому что даже ее голос звучал ниже, чем обычно у женщины, но точно так, как голос юноши-актера. Я хотел видеть ее игру, как это белое лицо примет в себя боль, печаль и отчаяние. Я хотел видеть его искаженным от страха и отвращения. Да, она станет моим шедевром. Лучшей маской, которая когда-либо выходила из-под резака мастера. И она сама хотела мне в этом помочь. Жалкий дурак, я чуть было все не испортил, но она сама согласилась пойти со мной в мастерскую. И в ее глазах я видел, что она знает, что я хочу сделать.
Она станет моей последней и лучшей маской.
— Здесь пахнет кровью, — вдруг сказала она и улыбнулась.
Приглашающе.
Да, я не ошибся, она знала, что я хочу сделать, и не возражала. Она звала.
Я засмеялся. Я медленно двинулся к ней, призывно застывшей передо мной.
Мне хотелось наотмашь ударить ее, чтобы губа лопнула и окрасилась красным. Я почти видел, как тонкая струйка стекает по подбородку, мне почти захотелось ее слизнуть. Но я не должен портить ее лица. Да, я хотел ее, хотел заставить ее кричать, хотел сделать ей больно и стереть это выражение отстраненного любопытства, не сходившее с ее лица, с тех пор как мы зашли в мастерскую.
За считанные секунды я приблизился к ней вплотную и, рванув ткань ее юкаты на груди, спеленал ее руки сзади, затем толкнул к столу, заставляя упасть на него. Так она была еще привлекательнее. Я наклонился над ней, прижимая ее к столу и вдохнул ее запах. Она была очаровательна. И намного более желанной и сладкой, чем те, что были до нее. Я погладил бледное плечо, спускаясь ладонью вниз к предплечью, приспуская ткань ее юкаты. Еще чуть-чуть и сиреневая ткань обнажит ее грудь и живот. Я сходил с ума от ее запаха, от белизны ее кожи, от тепла ее тела, которое я чувствовал каждой клеткой своего тела. Жар желания накатил на меня волной, и она, наконец, дернулась, ощутив признаки моего возбуждения.
— И это всё, грязный ублюдок?
Я ее ударил ее раскрытой ладонью, стараясь не оставлять следов на коже. Ее голова откинулась назад, и я схватив ее за волосы повернул ее к себе.
— Хочешь большего, сука? — выдохнул я ей в лицо, пытаясь раздвинуть коленом ее ноги, нащупывая и задирая полы кимоно. Она почти не вырывалась, только напряглась, словно готовясь к прыжку. Я чувствовал, как напряглись ее стройные ноги под моей горячей ладонью. Так-то лучше. Она уже начала выводить меня из себя своим показным равнодушием, чертова кукла…
— Намного большего… — прошептала она, из ее уст это прозвучало неожиданно нежно и призывно. Девушка смотрела на меня прямо, с чуть заметным отвращением, но я почувствовал и темную затаенную страсть, что скрывалась за ним. Вдруг ее взгляд метнулся к набору инструментов, и я понял чего она хочет. Усмехнувшись, я протянул руку к резаку, другой подхватив ее под колено, и опрокинул на стол. Я провернул резак между пальцев, другой рукой расстегивая ширинку. Я не буду ее убивать сразу. Сначала хватит одной сочащейся кровью раны. А затем… Я занес резак для удара и толкнулся к ней, удерживая ее тонкую белокожую ногу под колено.
— Ну ты и мудак… — насмешливо произнесла девчонка, и меня вдруг скрутило от боли. Использовав мою же руку для упора, она ударила меня ногой в живот. Мой резак бестолково метнулся к ней, путаясь в складках ее кимоно, едва не достигая ее мягкой плоти.
========== 2.8 ==========
18.27. Центральный госпиталь
В регистратуре мне ничего сказать толком не смогли и отправили меня к дежурной сестре, которая припомнила девушку по фамилии Кикути-сан, но точне сказать не смогла. Нужно было идти в ординаторскую, но уже на подходе к лифту я неожиданно почти столкнулся с вышедшим из этого самого лифта Дайске.
Кажется, звезды сложились так, что судьба была сегодня ко мне благосклонна. Я как раз хотел разыскать Дайске и ненавязчиво расспросить об этом деле. И уже в который раз я убедился, что случайности — самые неслучайные вещи на свете.
— Микия, ты вообще дома ночуешь? — кажется, кузен решил поиграть в плохого полицейского. Я вопросительно приподнял бровь.
— Дозвониться до тебя не получается в принципе. Тебя Азака разыскивает, — продолжал удивлять меня родственник. Я озадаченно уставился на него. Азака? Меня? Что ей могло понадобиться? — Ты у себя дома бываешь? — а, нет, теперь кузен включил строгого родственника, считающего своим святым долгом меня отчитать. Я состроил покаянную мину и покивал, да-да, виноват.
— Я иногда у Шики ночую.
Дайске Шики хорошо знает, поэтому вопросов больше задавать не стал. Как и про наши странные отношения. Только вот что Азаке могло понадобиться? Так еще и Шики под раздачу буйной сестрицы попадет, если Азака позвонит на квартиру Шики и припрет к стенке, почему я опять не дома. Я как-то ляпнул, что мне там скучно, страшно и одиноко — это шутка вообще-то была, но Азака, похоже, это восприняла буквально…
Первым делом я предложил спуститься в больничный кафетерий, потому что не считая утреннего-дневного омлета и стакана воды, я ничего не ел. Дайске охотно ко мне присоединился.
— Как продвигается расследование по делу о маньяке? — прихлебывая дешевый кофе, спросил я.
Кузен немного странно усмехнулся.
— Вчера нашли еще одну жертву. И одна из свидетельниц сказала, что тело обнаружил молодой человек, примерно двадцати лет, в очках, с неровной челкой, — Дайске саркастично усмехнулся, заметив мое замешательство. — Кто бы это мог быть.?
Я только усмехнулся.
— Надо же. Запомнили. Да, это мне опять повезло.
— Тебе всегда везет. Как и тогда, четыре года назад под усадьбой Рёги, — не преминул напомнить Дайске.
— Да. Зрелище не из приятных, — согласился я, размышляя, как бы повернуть разговор в нужную мне сторону. — Скажи… А как выглядела первая жертва? Вы уже выяснили, по какому принципу убийца выбирает себе жертв? — почему-то мне казалось очень важным выяснить, какая была жена масочника.
Дайске покопался в своей папке и положил передо мной фотографию. Длинные темные волосы, обрамлявшие легкими волнами узкое личико, нежная белая кожа, бархатные карие глаза, как у мультипликационного олененка, — эта женщина мне напомнила кого-то… И я даже знал кого.
— И… у нее с лица кожу сняли? — подняв глаза на Дайске, спросил я.
Тот кивнул.
— Не только. Перед смертью она была изнасилована и избита. Похоже, что она умерла в муках и не сразу — от удара острым предметом в грудь. Она еще была жива, когда он стал срезать у нее кожу с лица.
Я сглотнул ком, возвращая фотографию, но смог удержать нейтральное выражение лица. В конце концов Дайске и не такое мне рассказывал, когда я был подростком.
— А остальные жертвы? Тоже изнасилованы?
Дайске кивнул с набитым пончиком ртом.
— Да, анализы это показали. Не считая следов спермы, этот урод очень хорошо заметает следы. Ни отпечатков, ни волосинок, — невнятно проговорил кузен, снова заставив меня вспомнить собственную гипотезу про переодевание. Ее я озвучивать пока не спешил, мне нужно было узнать как можно больше информации. — Но вот что странно, у двух жертв обнаружились частицы воска.
Вот это уже вообще не вязалось с общей нитью расследования. Я даже отложил недоеденный сэндвич, озадаченно глядя на Дайске.
— Воск? — он что, помимо того, что переодевал их и мыл, так еще и свечки жег? — Слушай, Дайске, а орудие убийства так и не нашли? Это нож? — хоть и знаю, что это не она, все равно не по себе.
