Терри первые проведенные рядом вечера просто прислушивалась к замысловатым мелодиям, которые наигрывала пожилая марсианка, а потом сама не заметила, как тихонько подхватила ставшие привычными слова и начала выстукивать рисунок в такт музыке. Опомнившись, она смутилась и из-под ресниц взглянула на хозяйку дома, не сердится ли та, не помешала ли ей младшая? Но взгляд поймал теплые, совсем как у сына, лучащиеся улыбкой глаза, и Дана чуть кивнула, приглашая компаньонку присоединиться.
Спустя пару недель двум серым мышкам было так уютно рядом, будто всю жизнь они прожили под одной крышей бок о бок, и для Даны стало совершенно естественным звать избранницу сына не иначе как “дочка”. Каждый раз, когда та слышала такое обращение, на мгновение замирала, зажмуривалась и глотала слезы счастья, подкатывающие к глазам. Она задыхалась от восторга, впервые ощущая себя частью семьи.
Модо звонил пару раз в неделю, причем, к удивлению Терри, с искренним интересом спрашивал о делах не только матери, но и ее. Сначала мышка смущалась такому вниманию, но потом начала с нетерпением ждать своей очереди устроиться перед монитором старенького, но исправно работающего устройства связи и поболтать с мужчиной. Однажды вечером тот сказал, что постарается навестить их дня через два-три.
В доме начался переполох: молодая хозяйка взялась за уборку и так чистого и аккуратного жилища. С самого утра и до вечера перетирала посуду, вычищала неприметные пылинки из самых крохотных щелей и по несколько раз в день взбивала на диване подушки. Она провела ревизию кладовой и составила целый список того, что можно было бы приготовить к приезду долгожданного гостя, а потом показала маме виновника суеты. Дана, смеясь, спрятала бумажку в карман домашнего платья и сказала, что сын ее совершенно неприхотлив и точно будет не в восторге, если узнает, сколько хлопот вызвал его предстоящий визит. Она налила обеим чая и заверила девушку, что у них и так чище, чем когда-либо. Терри, присев на минутку, но не переставая размышлять, как бы незаметно приготовить нечто особенное, внезапно вспомнила о чем-то, улыбнулась, сорвалась с места, и убежала проверять, есть ли нужные ингредиенты. Дана, с теплотой глядя ей в след, только покачала головой.
***
Как и было обещано, через пару дней мирную тишину городка разорвал рев мощного мотора, и у крыльца затормозил знакомый синий «Чопер». Терри, не зная, выйти ли почтительно к хозяину дома, или скорее накрывать на стол, чтоб радушнее встретить того с дороги, замерла на пороге, с улыбкой глядя на то, как мать обнимает сына, возвышающегося над ней чуть ли не на две головы. Он поднял взгляд, встретился глазами с девушкой и тут же уголки его губ приподнялись, смягчая обычно суровое и для кого-то, наверное, даже пугающее лицо. Мышка искренне ответила на улыбку, подавив в себе внезапное желание тоже кинуться великану на шею. Как оказалось, она здорово соскучилась за то время, что они не виделись!
Не спеша уходить в кухню, она подождала, когда мужчина поравняется с ней и только после этого, плечом к плечу, они двинулись вглубь дома.
— Привет! — тихо поздоровался воин, и его пальцы как будто сами взялись за маленькую теплую ладошку. Она смущенно сжала его руку своей, почувствовав, как незнакомое, но очень светлое чувство разливается в груди, наполняет каждую клеточку восторгом, заставляя трепетать от антеннок до кончика хвоста.
— Модо, сразу ужинать, или в душ с дороги? — обратилась к сыну Дана. — Ты же с ночевкой?
— Да, мам! Сток отпустил в увольнение на пару дней, так что подумай, чем помочь завтра. В душ, а потом ужин, а то песок, кажется, даже в уши забился! У вас вон какая чистота, а я тут натоптал! Я выйду — бутерброд соображу и пропылесошу за собой, вы отдыхайте!
Он ушел к себе, а Дана посмотрела на Терри смеющимся взглядом “Я же говорила!” и двинулась в сторону кухни. Ее мальчик, конечно, станет возражать, но разве не хочется матери побаловать любимого сына? Но Терри взяла ее за руку и, посмотрев в лицо, попросила:
— Ты правда отдохни, пожалуйста! Позволь мне о нем позаботиться?
Старшая мышка на мгновение замерла, в самый последний момент поймав на языке готовые сорваться слова о том, что ей совсем не сложно похлопотать о собственном ребенке. Но, отступив, опустилась на стул и просто кивнула, уступая место молодой хозяйке.
Спустя полчаса по дому разнесся аромат свежих блинчиков. Модо, на ходу натягивая майку на взъерошенное после душа тело и принюхиваясь, зашел на кухню:
— Ой, мам, блинчики! Ну сказал же: не надо было беспо…
Но мама сидела за столом и потягивала ароматный травяной чай, а у плиты, лавируя между тремя сковородками, суетилась вторая из женщин. Мужчина замер, засмотревшись: изящные руки, отмерив белое, тягучее тесто, резко опрокидывали его на шкворчащую поверхность с крошечными бортиками, и, покрутив под каким-то невероятным углом, раскатывали в тончайший, весь в дырочках, блинчик, тут же начинающий пузыриться и золотиться по краям. Из небольшой колонки, пристроенной на полочке, раздавался негромкая, но веселая мелодия. Мышка, которая впервые в жизни не знала голода, тихонько покачивала в такт музыке округлившимися за несколько недель бедрами, задумавшись и отдавшись процессу. Модо, не в силах оторваться от такой уютной и домашней картины, привалился плечом к дверному косяку, сложил руки на груди и затаил дыхание, боясь спугнуть танцующую в его доме женщину. Кончик его хвоста непроизвольно подхватил попсовый мотив и начал отстукивать ритм по босой ступне.
В этот миг он понял, что все бы отдал, только бы вот так каждый день смотреть на то, как эта мышка, пританцовывая и напевая себе под нос, хозяйничает на его кухне.
Пару минут Дана, пряча улыбку в чашке, переводила взгляд с девушки на замершего сына, с чьего лица как будто ушел груз всех испытаний, что выпали на его долю. Ох, не признается, но не к матери сегодня приехал он, совсем не к матери!
Терри, чуть сильнее, чем до этого повернувшись под особенно динамичные аккорды, наконец заметила воина:
— Ой! А чего же ты там стоишь! Иди скорее ужинать! — Подцепив лопаточкой поджарившийся блинчик, она выложила его на тарелку и поставила уже приличную, дымящуюся стопку перед устраивающимся за столом мужчиной. — Вот! Так ты хотел, чтоб совсем горячие?
Серый, не удержавшись, рассмеялся:
— Именно! Спасибо большое! — он потянулся к верхнему, еще шкворчащему кружевному кусочку теста и отдернул руку. — Ой, мамочки! — Вместо еды пришлось засунуть в рот обожженные пальцы. — Утятиль кфалификацию!
Обернувшись к нему, мышка, приподняв брови, кивнула на металлические пальцы:
— Ну так правой же!..
— А правой, — Модо озадаченно пошевелил бионической рукой. — В голову не приходило! — холодные, не чувствительные к теплу пальцы сложили аккуратный треугольничек. За все те годы, что ему пришлось уживаться с протезом, он так до конца и не свыкся что вот это — полноценная часть его. Он использовал оружие, мог прекрасно водить мотоцикл, закручивать гайки, при необходимости выполнить любое действие, но все сколько-то значимое непроизвольно делал левой, умеющей чувствовать. Переучил себя, что ведущая у него теперь именно она. Обнимая мать, он отводил правую чуть назад, чтоб мышка не ударилась о металл. Почесывая между антеннок Нагинату, касался ее только теплыми и живыми подушечками, запоминая, как нежен детский пушок под ними. Устраиваясь с кем-то из друзей плечом к плечу на диване, старался сесть с краю так, чтобы протез лежал на подлокотнике, не заставляя близких ежится от холода. И пусть каждый из них смирился с тем, что потерял на войне, но Модо так по настоящему и не принял эту часть себя. Поэтому взять в пальцы с красными фалангами треугольничек ароматного, горячего блинчика, приготовленного специально для него особенной женщиной, казалось чем-то противоестественным. Как будто он нарушил какое-то правило, которое сам для себя и придумал.
Но Терри не дала ему задуматься о том, что же он делает. Она, ловко выставляя перед ним множество баночек, принялась называть начинки, которые можно добавить, и вот серый, даже не успев понять как, догрызал хрустящую корочку уже с третьего блина, урча от удовольствия.
