Темно-серая шерсть. Стройная фигурка. Черная коса. И взор цвета марсианского ночного неба.
Сердце Даны Флейм замерло и пропустило удар, когда она заметила необычный фиолетовый цвет глаз, который до этого встречала всего раз в жизни, да и то видела через экран старого компьютера.
Не она!
Но так похожа!
Материнское сердце забилось чаще, полное надежды.
— Познакомься, мама, это — Терри.
Сердце упало. Ведь не та же девушка! Не та! И возрастом младше, и иной разрез глаз, и антеннки иначе загнуты. Что же случилось, что сын ее в этой смущенной до предела мышке признал ту, которую любил и оплакивал столько лет?
— Терри будет жить у нас, хорошо? В Арсии она потеряла всех родных… и память. В лагере за много лет ей так и не нашлось друга. Да и лагерь был из прогнивших подонков. Я прошу тебя принять ее. — Модо, осторожно взяв мать за плечи, посмотрел той в глаза, горящим взором рассказывая то, что не произнес губами. Он молил, чтоб поняла. И чтоб поддержала.
Дана облегченно выдохнула: осознает, что не она. Но разглядел ту самую.
Разве может подарившая жизнь не понять или отказать сыну, когда тот приводит в дом тревожащую сердце женщину?
Старшая мышка мягко высвободилась, взяла девушку за руку и решительно потянула в дом:
— Пойдем, дочка! Модо, неси вещи Терри в ее комнату!.. Меня, кстати, Даной зовут.
========== Глава 7. Что хочешь ты?.. ==========
За 5 лет до подписания мира с Плутарком
Дана Флейм прожила долгую, полную тягот и лишений жизнь. Потеряла горячо любимого мужа, старшего сына, невестку и внучку. А еще двоих из четверых приемных детей. В огне и ужасах войны маленькая серая марсианка нашла в сердце место для нескольких одиноких мышат, никогда не деля ребят на родных и чуждых по крови, но потом, когда пришло время, каждого смогла отпустить сражаться. Мать, подавив слезы и горестный вой при виде своего искалеченного ребенка, смогла вернуть Модо веру в себя и в победу Марса. И никогда отважная женщина не призналась бы сыну, как трудно ей далось его исчезновение, и как сложно было, когда он вернулся, снова провожать воина в битву за родной мир.
И вот сейчас Дана с улыбкой смотрела, как около ее мальчика хлопочет молодая женщина, сразу взявшаяся за кухонную утварь, что-то решительно мешающая и разжигающая огонь под сковородкой. Простой, но вкусный и горячий ужин так быстро оказался на столе, что старшая мышка даже не успела вмешаться, и только от всей души отблагодарила девушку за заботу. Не о себе - о сыне. А теперь, отпивая маленькими глоточками заваренный новой компаньонкой чай, слушала, как та уговаривает закаленного в боях воина переночевать дома, а не пускаться в дорогу после дня за рулем. Совершенно очевидно: знакомы они совсем недолго, иначе бы Терри знала, что для бывалого байкера такие отрезки в пути привычны и даже доставляют радость. Дана трепетно следила, спрятав улыбку в чашке, за теплыми взглядами, что бросал украдкой мышь на молодую хозяйку, на заботливо подливаемый ему горячий чай, на случайные касания пальцев, заставляющие обоих вздрагивать, чуть краснеть и отдергивать руки.
Она задумчиво смотрела на девушку и пыталась угадать, что было с той в эти жестокие годы. По тому, что сказал Модо, догадаться о ее участи не составляло труда, много разного повидала старшая из Флеймов в пламени войны. Видела, как сжирает огонь бесчестья мужчин, как разрушает и ломает он женщин. Выжить мог тот, кому везло, кого хранил кто-то сильный, как ее саму хранили сын и внук. Тем же, у кого не было защитника, приходилось несладко: обезумевшие от лишений марсиане порой вели себя не лучше, чем их враги. Мать не печалило то, что в одной из таких несчастных душ сын увидел свою половинку. Наоборот, горда была, что смог разглядеть глубину там, где другие видели лиши оболочку. А в том, что Модо умеет читать в сердце, мудрая мышка не сомневалась. И ей было совершенно плевать, на что могла вынуждать жизнь эту девочку, если сейчас она смотрит на ее ребенка преданным, полным чувства взором. И осторожно, будто прося разрешения, гладит красные фаланги металлических пальцев.
Совершенно очевидно: Терри не пугала непростая судьба мужчины. Она как будто не видела следов, оставленных на нем войной. И, Дана была уверена, девушку не сломило то, что скрывалось в ее собственном очень непростом прошлом. Старшая из женщин рода определенно одобряла и поддерживала выбор сына: Флеймы многие поколения принадлежали к касте воинов, имеющей свои жесткие традиции и отбор. Для тех, кто не входил в нее, возможность семьи отказать в свободном выборе спутника жизни была дика и возмутительна. Для военного же сословия было ясно: только так, сохраняя вековые традиции, смогут бойцы, не дрогнув, выполнять свой долг. Именно поэтому не могли сломить их невзгоды, не падали они духом и продолжали крушить врага. На первый взгляд казалось, что лишь мужчин касались странные, непонятные другим марсианам обряды. На деле же, женщин они касались даже больше, ведь те стояли за спинами солдат, обеспечивая тыл и позволяя сосредоточиться на сражении. И только от них зависело, сможет ли муж и отец полностью отдаться долгу, не думая об оставленной семье. Дана всегда знала, что только такая девушка, готовая ко всему, способная выжить там, где сломаются другие, подарит счастье сыну. Такая, которая по первому сигналу соберется и хладнокровно подчинится решению. Такая, чьи дети станут воинами по своему духу. Та, в которой спит до поры пламя.
И, поглядывая на молодую серую мышку, ловя обрывки разговора и сопоставляя сказанное на крыльце, старшая марсианка все больше убеждалась: Модо сделал правильный выбор и не придется ей рвать его сердце правом семьи наложить вето на отношения.
Дана Флейм смотрела на пару, сидевшую перед ней, и ловила себя на том, что впервые за многие годы материнское сердце не ноет от боли за сына.
Оно говорило: воин привел в свой дом жену.
***
Первое время Дана и Терри присматривались и привыкали друг к другу. Даже, скорее, не привыкали, а аккуратно выясняли, как сделать так, чтоб товарке было как можно комфортнее находиться рядом. Обеим какое-то особое женское чутье подсказывало, что еще много лет придется провести бок о бок, даря любовь одному мужчине. Каким-то естественным образом они поделили обязанности по дому, каждая выбрала наиболее приятный именно ей уютный уголок и, когда все дела были переделаны, уходила туда, давая второй личное пространство.
Дана, как вскоре выяснилось, вечерами любила исполнять старые мелодии. Она брала чудом сохранившийся старинный музыкальный инструмент, клала его на колени, и, дергая струны тонкими, но очень сильными пальчиками, наигрывала песни, которые помнила еще с юности. Чуть у́же с одного края, расширяющийся к другому, с множеством туго натянутых веером струн, каждый вечер после чая он ложился на колени мышке, она срывала первые тихие звуки, немного подкручивала колки и, пощипывая тонкие металлические ниточки, мурлыкала себе под нос.
Терри же устраивалась на мягкой подушке около небольшого столика, вытаскивала длинный кусок черной кожи, раскладывала тонкие лезвия и инструменты, и тихонько, стараясь не шуметь, вырезала и выстукивала на ней рисунки. Из-под подрезателей и скашивателей появлялась вязь из языков пламени и символов марсианского байкерского братства, граверный нож сантиметр за сантиметром покрывал грубую шкуру песчаного дракона замысловатой резьбой. В прошлом никто не предавал значения странному увлечению мышки, Дана же, впервые увидев тонкую работу, искренне восхитилась и не уставала хвалить. Ушки молодой женщины алели от удовольствия, а в один из вечеров просто запылали, когда она призналась, что делает заготовку для мужского ремня, и осмелилась попросить для обтяжки и гравировки тяжелую пряжку, найденную в коробке на чердаке. Старшая не стала еще сильнее смущать девушку тем, что догадалась, кому предназначался подарок, но была совершенно уверена, что сын будет крайне тронут такой заботой.
