Он огляделся вокруг, но никакого подходящего укрытия не обнаружил. Однако даром он, что ли, столько времени провоевал в полевых условиях? Заметив огромную кучу строительного мусора, он подошел к ней, приподнял несколько досок, торчащих из-под битого кирпича, и получилось нечто вроде небольшого углубления, в котором он мог спрятаться, согнувшись в три погибели. Зато в безопасности, и обзор хороший: отлично видна телефонная будка.

Впрочем, ждать долго не пришлось: только Мушмакаев приспособился к неудобному положению, пригрелся и прикрыл глаза, раздался визг тормозов, и рядом с телефонной будкой остановилась черная «ауди». Убедившись, что облик вышедшего из машины мужчины ему знаком, Мушмакаев вылез из-под досок и подошел к нему.

— Приветствую тебя, Вазген! — радостно воскликнул он.

— Здравствуй, Муха, садись быстрее!

Когда машина тронулась, Мушмакаев спросил:

— Куда едем?

— Один мой знакомый кент везет груз в Ставропольский край, он и прихватит тебя с собой.

— Это не опасно?

— Ты имеешь в виду, можно ли ему доверять?

— Если ты его рекомендуешь, этого вполне достаточно, — тут же возразил Мушмакаев. — Я имею в виду проверки на дорогах.

— Все продумано. Это восьмиосный трейлер, в кузове оборудован тайник. Там все есть для дальней дороги: пища, вода, даже параша, так что тебя доставят до Дагестана в целости и сохранности, а уж дальше…

— Дальше и не нужно, дальше я сам, спасибо тебе. Когда-нибудь я отплачу тебе за помощь.

— Не сомневаюсь. Шеф просил, чтобы ты рассказал, как тебе удалось уйти. Не возражаешь? — кивнул он на диктофон и включил его, не дожидаясь ответа.

— Просьба шефа — закон. Мне случай помог, а у меня с ним отличные отношения, — как можно спокойнее ответил Мушмакаев. Он сообразил, что интерес к его чудесному освобождению вызван не простым любопытством. Банкир его проверяет. Ему следовало сообщить те факты, которые можно установить.

— Меня чартерным рейсом привезли из Болгарии, — начал рассказывать он, — самолет прилетел в Мячково, а я весь полет перетирал веревку, которой мне связали руки, и мне удалось освободиться. Как только мои сторожа вышли оформить документы, я и свалил. В меня стреляли, но было темно, и они промазали. Добрался До шоссе, там остановил рефрижератор, который и довез меня до Садового кольца. Что еще?

Он вопросительно посмотрел на Вазгена, но тот никак не реагировал на его взгляд, и Мушмакаев продолжил:

— Для проверки: водителя рефрижератора зовут Михаил, едет он в Омск. Сейчас, как он сказал, они с напарником отправились на стоянку большегрузных машин, чтобы отдохнуть, а потом рвануть в Сибирь. Все!

— А дальше?

— Дальше я позвонил Аркадию Романовичу и спрятался в строительном мусоре, чтобы дождаться тебя. Что еще непонятно? Спрашивай. — Он постарался сделать вид обиженного этим вопросом.

— Да нет, все нормально, — безразлично ответил Вазген. Однако Мушмакаеву не понравились его вопросы, и он подумал:

«Как же не похожи друг на друга люди, с которыми мне пришлось общаться в последние дни. Скорее бы оказаться на родной земле…»

После бурной ночи с ненасытной болгаркой по имени Ваня, несмотря на то что Изабель ему понравилась и выглядела она роскошно, Савелия совершенно не тянуло к новым сексуальным подвигам. Однако вызов, брошенный француженкой, был принят.

Накупив по дороге всякой всячины, они, нагруженные пакетами, наконец прибыли к временному пристанищу Савелия. Знал бы он, что его ожидает, то, скорее всего, не пошел бы на пляж.

Бесцеремонно обойдя всю квартиру и трогая то, что вызвало ее интерес, Изабель как будто успокоилась, присела на широкую кушетку прямо напротив Савелия, развалившегося в огромном кресле. Закинув ногу на ногу, француженка словно намеренно провоцировала его, обнажив аппетитное бедро.

— Так чего мы ждем? — кокетливо спросила она.

— В каком смысле?

— Почему даме не наливают вина, не угощают ее, не развлекают, а?

— Дама, вероятно, забыла, что ей было сказано? — возразил Савелий.

— Я прилетел ночью, устал с дороги, пошел на море, чтобы отдохнуть, но, как истинный джентльмен, учитывая пожелание дамы, прервал свой отдых, и вот мы здесь. Так что если даме чего-то хочется, то пусть она встанет и сама возьмет. — Савелий специально говорил нудным, менторским тоном, надеясь сбить спесь с этой избалованной девчонки; тогда она надолго здесь не задержится… Но все получилось совсем наоборот.

— Надеюсь, вы человек слова?

— Несомненно, — ответил Савелий, не подозревая, что сам себя загнал в ловушку.

Изабель невозмутимо встала, пододвинула столик на колесиках прямо к креслу, наполнила бокалы красным вином, затем села рядом с Савелием на подлокотник кресла.

— Выпьем за наше знакомство: такого у меня до сих пор не было! — с намеком проговорила девушка.

— Какого такого? — не понял Савелий.

— Ты первый мужчина, который ТАК ведет себя со мной.

— Как ТАК?

— Не восхищается, не пристает, не делает комплиментов, даже не глядит в мою сторону…

— Тебя это сильно задело?

— Любую девушку задело бы. Тебе не понравился мой тост? Или ты пьешь только шампанское?

— Ты что, следила за мной на пляже?

— Все началось с раковины. Когда ты вынырнул из глубины, почти задев меня, я вздрогнула от неожиданности, но тут увидела раковину, которая как две капли была похожа на ту, что лежит рядом с моей кроватью с самого детства. Она мне так дорога, что я никогда не расстаюсь с ней, а в этот раз я ее забыла. И вдруг вижу ее в твоих руках, повеяло чем-то родным, близким…

— А чем она дорога тебе? Воспоминаниями о детстве? — Впервые Савелий взглянул на Изабель с интересом.

— И ими тоже, но больше всего тем, что это единственная мамина вещь, которая вызывает ее образ в моей памяти. — Глаза Изабель наполнились слезами.

— Она… умерла?

— Погибла в автокатастрофе, когда я была совсем крохой, — прошептала Изабель и добавила: — Папа выжил, а мама нет.

Она вдруг припала губами к фужеру и стала жадно пить большими глотками, словно желая утопить в вине горечь своей утраты.

Эти слова настолько потрясли Савелия, что и его глаза невольно повлажнели, он ласково провел ладонью по ее волосам, выпил вино залпом и тихо проговорил:

— Ты не поверишь, но мне было около трех лет, когда мои родители погибли в автомобильной катастрофе.

— Бедненький мой, — прошептала девушка, потом обняла его за плечи и прижалась щекой к его затылку. — Как же ты жил? Со мной всегда был отец…

Вдруг Савелий, сам не зная почему, начал рассказывать этой совсем незнакомой девушке из далекой Франции о своей жизни. Вероятнее всего, это был очередной пример того поведения, которое автор определяет как «пассажирский синдром».

Каждый человек наверняка хотя бы раз в жизни испытал подобное ощущение. В любом из нас накапливается информация, которой никак не удается поделиться даже с близким человеком, а выплеснуть из себя эту информацию очень хочется, и это желание становится просто нестерпимым.

И вот удача: ты оказываешься в дороге — в поезде, самолете или на пароходе. Рядом едут совсем незнакомые люди, пассажиры, как и ты. Вас связывает только общее купе, каюта или рядом стоящие кресла.

Достигнув места назначения, вы мило попрощаетесь заверяя друг друга, что будете звонить, писать, встречаться, прекрасно зная, что этого никогда не будет.

Вы заметили, как быстро знакомятся люди в транспорте? Несколько минут — и вы знакомы, пара часов — и вам кажется, что этот человек стал вам чем-то даже близок, и тогда вы, не сомневаясь в том, что больше никогда не увидитесь, с огромным облегчением делитесь со случайным попутчиком той информацией, которую устали держать в себе и которую не решались доверить самым близким людям.

Именно потому автор и назвал это психологическое явление «пассажирским синдромом».

Савелий рассказывал и рассказывал: о детдоме, о службе в армии, об афганской войне, о тюрьме. В его рассказе все было обнаженной правдой, но он, естественно, даже и не намекнул на то, чем ему приходилось и приходится сейчас заниматься.