— Я могу быть чем-то полезным?

— Нет, у меня все в полном ажуре, просто захотелось услышать голос человека, которому Я верю, — многозначительно произнес Дудаев.

— Рад это слышать. Ты в пределах досягаемости?

— Не совсем… однако, кто знает… — Он усмехнулся. — Через пару дней с тобой свяжется мой человек, который передаст от меня привет, можешь ему доверять, как мне.

— Ему нужна будет моя помощь?

— Нет, просто он передаст тебе мои координаты, которые ты должен запомнить, не записывая, — сказал Дудаев.

— Понял, очень рад тебя слышать, приятель!

— Я тоже. Как у тебя дела?

— У меня все отлично!

— Ну и хорошо, так и держи! Удачи тебе!

— Спасибо, тебе тоже…

Как ни странно, но этот звонок был для Краснодарского не только приятным, но и настораживающим. Столько времени не звонил и вот, на тебе… Скорее всего, за этим звонком что-то стоит, просто он не мог все рассказать по телефону. Скорее всего, ясность внесет его посланец. Интересно, какого рода помощь понадобилась его чеченскому приятелю? Для него он сделает все, что угодно, кроме одного… Оставалось надеяться, что он не обратится с просьбой убрать Президента России.

Дни до встречи с посланцем Дудаева он провел в некоторой тревоге, но когда наконец встретился с ним, то с облегчением узнал, что его опасения были совершенно беспочвенны: посланец, симпатичный стройный брюнет лет двадцати восьми, передав привет от Дудаева, бросив быстрый взгляд по сторонам, наклонился к уху Краснодарского и дважды быстро прошептал номер телефона.

— Запомнил? — спросил он.

— Запомнил, — кивнул Семен.

— Отлично! В таком случае пока. — Он протянул ему руку.

— Стоп! И это все, что ты должен был мне передать? — удивленно спросил Краснодарский.

— Все. — Парень пожал плечами.

— Хоть имя свое назови.

— Извини, здесь я не прав. Мироном меня зовут. — Он крепко пожал руку собеседнику и протянул ему свою визитку, на которой Семен прочитал вслух:

— Помощник президента по связям с общественностью… Какого президента? — нахмурился он.

— Как какого? Конечно же. Президента Чечни! — Он впервые улыбнулся. — Звоните, если что.

— Надолго в Москве?

— Завтра улетаю назад, а что?

— Думал, посидим где-нибудь, девочек пощекочем…

— В другой раз; я довольно часто бываю здесь: тричетыре раза в месяц точно.

— В таком случае еще более рад знакомству.

— Мне тоже очень приятно. До встречи.

С этим парнем они встречались довольно часто, пока Краснодарский не узнал, что Мирон погиб: в его машину попал случайный осколок, и смерть была мгновенной…

Встрече с банкиром Велиховым, от которого он получил «привет» от Дудаева, Краснодарский был очень рад: над ним висел долг, который он давно хотел оплатить. Услышав о Бешеном, он с удвоенной энергией подключился к этому делу. И когда пришла информация о том, что племянника Дудаева вывезли в Турцию, он сразу же послал свою группу по следу.

Пока над головой Савелия только начали сгущаться облака, над его приятелем, Олегом Вишневецким, уже нависли грозовые тучи. Когда провалилась попытка связать Олега со взрывом на Котляковском кладбище, его врага организовали группу, которая вплотную занялась поисками любых уязвимых мест в его окружении. То есть началась настоящая охота, с привлечением профессиональных «охотников».

Вишневецкий не был ангелом, и, конечно же, рано или поздно, команда недругов наковыряла бы что-нибудь против него или его близких сотрудников. Как говорил Иисус Христос: пусть бросит в меня камень тот, кто безгрешен! И, как помнит уважаемый Читатель, не нашлось ни одного человека, который решился бы бросить этот камень…

Однако давайте вернемся к нашим героям. Недруги Олега Вишневецкого не только имели зуб на него за то, что он не позволял им бесчинствовать на государственных постах, они никак не могли пережить, что такой лакомый кусок, как Ассоциация «Герат», находится вне сферы их влияния. Гератовцев никак нельзя было прижать: они не имели, как Фонд ветеранов — афганцев», налоговых и таможенных льгот, они никак не зависели от чиновничьего произвола, вовремя платили налоги. И в то же время работали с таким успехом, что все больше и больше разрастались, открывали филиалы не только на территории бывшего Советского Союза, на и в дальнем зарубежье. Как говорится, близок локоток, да не укусишь.

К середине лета, когда все вроде бы разлетаются на отдых, чиновник, наиболее ненавидящий Олега, остался возглавлять отдел, контролирующий работу частных фирм, проводив на Кипр своего начальника, который мешал ему действовать более жестко.

Геннадий Жарковский в прошлом был деятельным комсомольским вожаком районного уровня. У него была довольно неприметная внешность, но великолепная память. Каждого человека, стоящего чуть-чуть выше него по служебной лестнице, он знал по имени-отчеству, помнил все знаменательные для этого человека даты: от дня рождения его самого до дня рождения любимой собачки, если таковая имелась в наличии. При любой, даже случайной встрече с начальством он, чуть пригибаясь из-за своего высокого роста, подобострастно выплескивал поток комплиментов, готов был бегом бежать хоть на самый край города, чтобы выполнить любое поручение. Его рвение было столь заметно, что ему пророчили большое будущее по партийной линии.

К моменту крутого поворота в судьбе страны Жарковский уже добрался до ЦК комсомола, возглавив небольшой отдел, и втайне потирал руками, лелея свою давнюю мечту — стать одним из секретарей. Однако его мечтам не суждено было осуществиться: все рухнуло в августе девяносто первого года. В одночасье потеряв своих покровителей, он несколько месяцев болтался, переживая крах своей мечты и пытаясь найти новое русло, чтобы снова попытаться выплыть.

Трудно сказать, сколько бы еще продолжались его попытки, но помог случай. Однажды ему попалась в газете знакомая фамилия, которая звучала достаточно громко для человека, который был не у дел. Набравшись наглости, он купил огромный букет роз, к которым тот был неравнодушен, и заявился к нему домой в день его рождения. Именинник был настолько растроган тем, что парень помнит не только о его дне рождения, но и о его слабости, что он принял его как дорогого гостя.

Жарковский, имея за плечами огромный опыт общения с номенклатурой, скромно молчал за столом и лишь один раз поднял тост за «самого умного и талантливого деятеля, заслуги которого до сих пор не ценят в правительстве». Нужно было видеть слезы радости именинника, чтобы понять, что тостующий точно почувствовал его настроение и потому стал «лучшим другом дома».

Когда веселье подходило к концу, Геннадий решил удалиться «по-английски», но сделал все, чтобы виновник торжества это заметил. Тот принялся уговаривать посидеть еще, но Жарковский виновато ответил, что он был бы рад быть рядом с таким человеком всю жизнь, но ему нужно зарабатывать детям на хлеб: он подрабатывает ночным дежурным в одной частной фирме. Как вы могли догадаться, чиновник почувствовал себя несколько виноватым, вспомнив, какой дорогой букет был получен от несчастного молодого человека. И конечно же, предложил ему утром явиться к нему на службу, заметив при этом, что было бы кощунственно использовать «талантливого человека» на столь непродуктивной работе.

Опасаясь, что именинник мог это произнести лишь под воздействием винных паров и особого настроения, Геннадий, скромно потупив очи, явился поутру, как и было сказано. На его счастье, в кабинете находилась и жена вчерашнего именинника, которая отметила для себя «вежливого и услужливого молодого человека», только вчера «с огромным удовольствием» помогавшего ей на кухне. Усилия Жарковского не пропали даром: жена, которую бывший именинник немного побаивался, сделала все, чтобы Геннадий получил приличную должность.

Постепенно знакомясь с делами, Жарковский понял, что с «застойных» времен для госслужащих мало что изменилось. Все так же брались взятки, все так же имела значение «мохнатая рука», на которую можно опереться в случае опасности, все так же процветала зависть к вышестоящим и пренебрежение к тем, кто стоит ниже.