Ведь пески - его дом, а Оно их ужасный хранитель.
Существо зашло внутрь пещеры. Огляделось, решая, кого взять первым. Выбор пал на того, кто лежал ближе. Гороподобная тень того, чья голова помещалась на широченном торсе без всякой шеи, упала на Томо. Запах жжёных перьев сделался насыщеннее. В каком-то роде он был даже приятен, навевая мысли о жарящемся мясе. Возможно, для Милоша и Ивара так и было. Но для Томо с ранних лет этот запах ассоциировался только со смертью. И захоронениями.
Томо бредил. С его губ слетало одно и то же слово:
- Не хочу - не хочу - не хочу - не хочу - не хочу...
...В деревушке, где их семья жила до того, как перебраться в Заморье под крыло к новому могучему соседу, был особый ритуал погребения. И не у них одних - так поступали на всём побережье.
Тело мертвеца, завёрнутое в погребальный саван, относили на кладбище, расположенное всегда у края пустыни. По древним поверьям когда-то Бог создал первых людей из песка. После смерти они должны были в песок же и вернуться, вновь став частью пустыни. Подобное к подобному.
Покойника опускали в могилу, вокруг которой собирались все, кто хотел с ним проститься. Затем старейшины деревни вместе с семьёй умершего поджигали куриные перья и бросали их в яму. Остальные в этот момент запевали погребальную песнь.
Томо был ещё совсем маленьким, он стоял, крепко вцепившись в подол материнской юбки, широко раскрытыми, полными ужаса и интереса глазами глядя на происходящее. Он тоже пытался подпевать, хотя знал всего несколько слов. Но уже вполне понимал смысл происходящего.
Они просили Смерть прийти и проводить душу умершего в загробный мир, а его тело обратить в песок, чтобы когда-нибудь он вновь мог возродиться и начать новую жизнь. Запах жжёных перьев должен был привлечь Смерть. И не только как образ высшей надмировой сущности, но и как один из ужасных мифов, что порой рассказывали, чтобы припугнуть особо непослушных детей.
В тот раз случилась неприятная ситуация, крепко отпечатавшаяся в памяти ребёнка.
Какая-то старуха подошла слишком близко к могиле. Песок под её неуклюжими ногами осыпался, и она рухнула в яму прямо на усопшего, похожего на плотно смотанный тюк ткани. Поднялся переполох. Старуху долго не могли вытянуть наверх - она слома ногу, - а весь ритуал пришлось начинать заново.
Мать тогда увела Томо с кладбища, чтобы его не затолкали в толпе. Мальчик и сам был рад уйти. Он жутко испугался, что его тоже столкнут в могилу. Смерть же могла прийти внезапно и, перепутав, забрать вместо мертвеца живого человека. Старуха, видимо, боялась того же, потому так сильно кричала.
С тех пор Томо старался избегать захоронений, хотя не показывал этого, когда всё-таки вынужден был присутствовать на них. Запах жжёных перьев долго преследовал его в кошмарах, в которых он падал в могилу, и его засыпали вместе с покойником, чтобы Смерть забрала их во мраке под землёй. Он просыпался с криком.
...Сейчас ему снился такой сон. И когда его, лежащего рядом с жёстким телом покойника, начали забрасывать песком - он задыхался, песок набился в рот и слепил глаза, свет солнца мерк - Томо проснулся. Он был весь мокр, и сердце бухало в груди. Он проснулся, но кошмар не думал рассеиваться. Кошмар продолжался, пусть и принял иное обличье.
Томо открыл невероятно тяжёлые веки и увидел тень. Находясь на светлом фоне пещерного прохода, сперва она показалась ему совершенно чёрной. Чуть прояснившееся зрение разобрало, что тень всё же золотистая - цвета песка, и песок сыпался с неё беспрестанно. Маленькие, шуршащие ручейки сбегали из ушей, ноздрей и пасти неведомого существа. У тени имелось шесть глаз на большой овальной голове, выглядевших как капли расплавленной синевы.
Томо хотелось закричать, но из его перекошенного рта вырвался лишь мышиный писк.
Тень раскрыла пасть, заполненную ровными рядами клиновидных клыков - верхние идеально подходили к промежуткам между нижними, захлопываясь наподобие капкана. Неведомое существо - впрочем, в глубине сознания он уже понял, кто стоял перед ним - издало неразборчивое бормотание и шагнуло ближе. Лапы, с которых сыпался песок, протянулись к лежащему Томо.
Он попытался укрыться краем спальника. Смерть всё же пришла за ним, и теперь заберёт его тело и душу. Томо не мог шелохнуться, рот так и оставался немо распахнут. Глаза вылезли из орбит. И эти глаза увидели вторую тень, позади той, что нависла над ним.
Приземистая, вроде даже четырёхлапая. Томо поначалу решил, что это призрак. Вторая тень была блекла и колыхалась полупрозрачным миражом. Но стоило ей вступить в сумрак пещеры, как её цвет приобрёл насыщенность, быстро потемнев до пепельно-серого.
Тут уж Томо сумел выдавить из себя протяжный стон. А когда второе существо накинулось на первое, запрыгнув ему на спину, он залился визгом, который смог бы поднять и мёртвого.
Милош и Ивар вскочили со своих мест. Они ещё пребывали в полусне, но инстинкты заставили их действовать. Один выставлял перед собой саблю, ладони другого оставались пустыми, но их окутали "перчатки" голубоватого сияния. Сгружая свой спальник, Томо рванулся к ним. Ничего не понимая, они отскочили в дальний угол пещеры, вжавшись там в твердь скалы.
Пыль и сажа от развороченного кострища взмыли в воздух. И в этом облаке кружились, сцепившись в схватке, неведомые существа. Глухой рык и разъярённое шипение. Тяжёлый топот и взмахи когтистых лап. Длинный хвост и мохнатые конечности. Кровь и песок. Звериное побоище.
Троица следила за ними, замерев в немом ступоре.
У прохода в пещеру возникло новое движение. Там появился пустынник. Шуаль не был похож сам на себя. Никому из жмущихся к стене прежде не доводилось видеть его столь... боевитым. Синекожий держал в руке полуметровое древко, к концу которого крепилось широкое лезвие, сильно загнутое наподобие большого серпа. На его отполированной поверхности плясали солнечные блики.
- ЭРРОХА! ЧИ'ВЕР'ЗЭ! ЭРРОХА! ФРЭ ТОНО! ФРЭ ТОНО! - закричал он резким рубленым голосом.
Шуаль обращался к зверю, что продолжал трепать обезьяноподобную махину, топчущуюся посреди пещеры. Большая кошка, или скорее пантера, поняла его. Мощно оттолкнувшись, она спрыгнула в сторону с загривка громилы. Замерла рядом с синекожим, низко пригнув голову и хлыща себя по бокам хвостом. Теперь её можно было рассмотреть, но сейчас разве было до того! В глаза лишь бросался широкий ошейник на мощной шее.