Тут уж Томо не стерпел и высказался в том смысле, что чужаку, ничего не смыслящему в местных делах, уж точно не следует браться за подобные рассуждения. Милош потерял интерес к их "беседе". Впереди верблюд припал на брюхо, и пустынник спрыгнул на песок. Солнце явило свой немилостивый лик - пришло время немного помолиться.

   День пятый

   Для привала Шуаль нашёл им небольшую пещеру. В этом месте скальные нагромождения представляли собой не одинокие выползни, а целые взгорья. Внутри пещерки был почти ровный пол, присыпанный песком, а также вязанка сушняка и обложенный камнями очаг со следами старых кострищ. Данная стоянка давно была облюбована пустынниками. Воды им не оставили, но здесь имелся полумрак, а это уже многого стоило.

   Шуаль вновь покинул их. Как заметил Милош, рядом имелся проход в ещё один крохотный закуток. Ивар, а уж Томо и подавно, были неизменно рады тому, что тот держится особняком. Мага подобное положение в последнее время начинало беспокоить.

   Мысли о болезнях - своих и чужих - теперь тревожили его постоянно. Симптомы прогрессировали. Этого нельзя отрицать. Но и как бороться с ними он не знал. Милош даже проверил еду и воду, что они пили. Он не был мастером в отыскивании скрытых ядов и магических влияний, но, по крайней мере, ничего "поверхностного" им не обнаружилось. Отчего Шуаль не сидел с ними за одним костром и ел отдельно? Они вообще ни разу не видели, чтобы он что-то ел. Пустынник не хотел заразить их? А его болезнь заразна? Пьют-то они из одних источников, что в любом случае малоприятно.

   Милош решил, как только подвернётся удачный момент - скорее всего, на стоянке, когда Ивар и Томо уснут, а он останется нести вахту, - сходить и напроситься к Шуалю поболтать. Просто по-приятельски, развеять скуку.

   Однако его планы были порушены, даже не начав реализовываться. Сразу после скудного завтрака (обеда?), состоящего лишь из хлеба, луковиц и жёстких полос вяленого мяса - желания готовить что-то более основательное ни у кого из них не нашлось, - Ивар заявил, что собирается "осмотреться в округе". Для прогулок по жаре выглядел он неважно.

   - Пройдусь, может, удастся поохотиться. - Маг увидел в его руке кинжал, сабля висела на поясе. - А то эта сухомятина уже не лезет в рот.

   - Вряд ли получится кого-то добыть, - засомневался Милош.

   - У меня есть опыт, правда более относящийся к лесам и степям. - Империц проверил пальцем остроту лезвия. - Охота тут не главное. Не доверяю я нашему проводнику... Вы понимаете.

   Маг кивнул, впрочем, без особого удовольствия.

   - Будь осторожен и далеко не отходи. Мало ли.

   Ивар расстегнул куртку и распахнул полы, демонстрируя дюжину кожаных кармашков, нашитых изнутри на подкладку, с лежащими в них метательными ножами. Маг приподнял бровь и снова кивнул.

   - Я посторожу ларец, - сказал он.

   Ивар ушёл. Томо возился у костра. Милош выглянул наружу, проверить лошадей. Ветер усилился, и за пылевым облаком ничего нельзя было разобрать. Он привалился плечом к камню, почувствовав себя неимоверно уставшим. Вернувшись, прилёг на спальник, жуя кусок впрямь осточертевшей солонины. Он рассматривал угловатые своды их прибежища и мечтал о прохладной мякоти фруктов. Апельсины, яблоки, груши. А как сладки ягоды. Мысли текли вяло, проваливаясь в полудрёму. Томо рядом что-то бубнил, его никто не слушал.

   Духота. Он утёр обгоревшее шелушащееся лицо. Кожу саднило, она была влажной, как и всё тело под пропитанной потом одеждой. Милош поморщился, продолжая медленно двигать челюстью. Момент возвращения Ивара он пропустил, всё же заснув. Вздрогнул, лишь когда тот окликнул его. Мысленно выругал себя и, убедившись, что ларец на месте, поднялся. Томо храпел и ворочался во сне.

   - Что-нибудь нашёл?

   Ивар рухнул на песок, жадно глотая из баклаги. Вода стекала по его ржавой щетине и дальше за ворот куртки, растрачиваясь впустую. Утолив жажду, он вытер рот и покачал головой:

   - Нет. Рядом с пещерой не видно никакой живности. Пустынник развёл костерок и готовит на нём варево.

   - Ладно, отдыхай. Я посторожу ещё пару часиков.

   Ивар хотел возразить, дескать, из спящего плохой сторож. Но на себя в нынешнем положении он надеялся даже меньше. Они улеглись на лежаки. Следопыт уснул почти мгновенно. Милош уснул через четверть часа после него. Моргнул один раз, медленно открыл глаза. Ударил себя по щеке, заставляя взбодриться. Он же хотел переговорить с Шуалем... сейчас сходит. Моргнул второй раз. Когда закрыл глаза в третий, веки его уже не поднялись.

   Ветер развивал песчаную пелену, заслоняя солнце. Небольшая буря решила показать себя. Лошади дремали, изредка переступая с ноги на ногу. В прокалённом воздухе дрожит марево. Беспокойный сон крепко спеленал людей в своих тенетах. Тишина и тягостный знойный покой.

   Вернее тишина, но не совсем покой.

   По песку пробежала волна, словно рябь на воде. Одна волна, за ней другая. Нечто приближалось. Люди спали и не могли увидеть происходящих изменений. Лошади же, обладая от природы более обострённым чутьём, что-то почуяли даже сквозь дрёму. Морды их дёрнулись, животные попятились, насколько позволяли привязи.

   Рябь опала, словно волнение, вызывавшее её, улеглось. Но Нечто было здесь. Оно просто остановилось. Напротив входа в пещеру песок начал бурлить, будто на этом месте вдруг пробился родник. "Исток" стремительно набирал силу и разрастался. И вот из-под земли уже бьёт песчаный гейзер. Ветер подхватывал песок и, свивая его в зыбкие косы, возносил вверх.

   Люди спали, возясь на своих лежаках. Томо застонал, раскинувшись на спине. Ивар до крови прокусил губу. Милош натужно дышал, будто задыхаясь. Сон не отпускал их.

   Когда из центра "родника" начала вырастать кряжистая фигура, лошади заржали, принялись рваться.

   Тень перегородила собой проход в пещеру. Длиннорукая, похожая на громадную обезьяну, она вперевалку двинулась к лежащим людям. Замкнутое пространство наполнилось запахом раскалённых камней, пролежавших весь день на солнцепёке, и ещё жжёными перьями. Привязи не выдержали. Лошади бросились прочь от восставшего из песка существа. Буря поглотила их. Нечто посмотрело вослед животным долгим взглядом, из глубин его пасти донеслось сиплое ворчание. В лошадях было много мяса и крови - то, что Оно любило и давно уже не пробовало, - но человеческое мясо было вкуснее. Дух пота и страха, исходящий от чужаков, заставлял его брюхо поджиматься от голода, а пасть заполняться жгучей как кислота слюной. Правда, был в запахе ещё один оттенок, который настораживал, но тот был не столь силён, чтобы перебить аппетит. Потому, сначала двуногие, потом четвероногие, которых нетрудно будет отыскать в песках.