- Куда?! - ни голос старейшины, ни что-либо иное не смогло бы более удержать Драма на месте.
- Ааааааа!!! - Драм отвернулся от Зверя и от стены с беснующимися на ней тенями. Отвернулся, чтобы увидеть перед собой зев Пещеры - спасительный выход из подгорной тьмы. Всего полсотни шагов, и он будет бежать под гору как ветер до самой деревни! Бежать и орать во всё горло от счастья! И ужаса... Ведь кроме выхода там, напротив него, колебалось в воздухе, там было... были... в огненной купели... там...
Зверь среагировал на рывок и вскинулся. Разинулась безгубая пасть, верхняя и нижняя челюсти подались в стороны как у змеи, и два кожистых мешка на его шее вздулись пузырями. Пронзительное блеяние ударило по ушам и в спину бегущему. Драм замахал руками, точно это могло ему чем-то помочь. Лицо его, на котором первое возбуждение сменилось содроганием от увиденного - того, что ужаснее любого Храмшира! - претерпевало очередное изменение. Застывшая маска в разводах алых бликов легла на него. И её уже ничто не сменяло. Зрачки парня съехали куда-то вбок, он рухнул как подкошенный, как если бы крепкие молодые ноги его вдруг размякли. Драм растянулся на спине. Всё тело его напряглось и выгнулось дугой, двумя опорами которой были затылок и пятки. Из ободранного лба потекла кровь. Сплошные белки глаз полезли из орбит от внутреннего напряжения, но стиснутые до хруста челюсти не выпускали крика наружу. Лишь сдавленный стон.
- Не двигайтесь! - твердил им Тамир. А потом заорал: - Ради своих родных и всего мира - не двигайтесь!
Ещё двое мужчин уже начали вставать, но окрик старейшины, точно удар кнута, усадил их обратно на пятую точку. Видя, что все они вот-вот готовы потерять голову и броситься прочь из Пещеры, Тамир сам поднялся на ноги.
Старейшина встал в полный рост, сжимая свой посох обеими руками. Свечение глазниц Защитника из болотно-жёлтого сделалось белым и холодным, точно внутри черепа зажглись две ледяные звезды. Произнося неведомые слова, старейшина обратился лицом к чужому вою.
Ули подташнивало от нахлынувшей слабости. Но тут он вытаращился на старейшину, забыв про всё на свете. Он испугался, что тот собрался пожертвовать собой, дабы спасти их. Но нет - глаза Тамира были крепко зажмурены.
Старейшина повысил голос. Один во всём мире он знал эти отрывистые грозные слова, и один он мог найти в себе мужество говорить их так и тем.
"Это заклятье. Ещё с тех времён", - понял Ули.
Но чем оно поможет? Ни Тамир, ни они все вместе не остановят Их, если после стольких веков Те решились начать новое вторжение, скопив сил и наплевав на всякие клятвы.
Тамир стоял, широко расставив ноги, и его всё равно шатало. Он говорил, вновь и вновь повторял тайные слова. А пол Пещеры продолжал вздрагивать под ними. Лежащий Зверь хрипел и без разбора хлестал хвостом направо и налево, благо ни до кого не доставая.
Что это? Ули сперва не понял, откуда доносится...
Остальные стражи принялись тянуть за своим старейшиной прежний заунывный мотив - их песнь. И Ули присоединил к общему хору свой осипший голос. Ему было плохо. Голова гудела, в глазах расплывалось. Пещера вращалась вокруг него, точно он был осью, проходящей через её центр, через толщу всей сотрясающейся горы. Он тонул в круговороте...
Когда Ули пришёл в себя круговерть остановилась.
Судя по всему, в беспамятстве он пребывал не так уж долго. И на том спасибо. Хотя его позора это нисколько не оправдывало.
Рядом ходили и разговаривали. И если это не значило, что всё закончилось и закончилось благополучно, то значит, он умер, и это была лишь его мечта. Ули лежал на полу Пещеры, глядя на её неровный свод. Под голову ему подложили свёрнутую валиком накидку, а его собственной укрыли сверху как одеялом.
Возле него сидел дед, помешивая палочкой в очаге, куда доложили остатки хвороста. Тепло от огня грело бок Ули, и от этого было так хорошо. Тёмные мешки свисали под глазами деда, делая его ещё старея. Дед заметил, что он смотрит, и улыбнулся ему.
Все стражи, кроме Ули и деда, были на ногах. Пока кто-то отдыхал, у других хватало забот. Четверо мужчин, и отец в их числе, окружили Зверя. Остальные во главе со старейшиной наблюдали за ними со стороны, готовые прийти на помощь.
Ули понимал, что ему нужно подниматься и тоже помогать. Но он... пригрелся. Да и не нужна была никому его никчёмная помощь. Потому с почти спокойной совестью он остался лежать и смотреть.
Мирные отсветы огня ложились на пол Пещеры, на покрывшиеся пеплом камни очага, линии рисунков на которых вновь стали едва различимы. Освещали они и оставленный здесь же посох старейшины, вернее его снятую верхнюю часть. Глазницы Защитника более не светились. Теперь это был лишь жуткий пожелтевший череп с треснувшей лобовой костью. Оберег погас и, должно быть, навсегда. Тамир оставил себе древко от него в качестве опоры. Старейшина следил за тем, как отец и помогавшие ему пытались справиться с их новым Даром. Кожа на лице Тамира даже в неровном свете костра выглядела красной и бугристой, точно обваренной кипятком. Но держался он вполне твёрдо.
Дверь между мирами закрылась до следующего ритуала, и по стенам Пещеры двигались лишь их собственные тени.
Ули всё же приподнялся со своего ложа.
- Вздремнул? - спросил дед, взглянув на него и переведя взгляд обратно на Зверя.
- Я уснул? - в горле пересохло, слова произносились с трудом. - Я упал и...
- Всё хорошо, ты молодец. Полежи. Тут ещё долго будут возиться.
Но Ули перехотелось лежать. Он желал если не участвовать в поимке Зверя, то хотя бы понаблюдать за ней.
Зверь не сдавался до сих пор. Четверо мужчин пытались загнать Бурхду... то есть Храмшира в угол Пещеры. Двое стариков держали наготове верёвки, вязать ему лапы. Бурхдухар, как говорил дед, тоже случалось взбрыкивал, но чтобы его утихомирить хватало десятка ударов посохом. В этот раз предстояло попотеть.
Зверь прижался к стене, выпучив на окруживших его жёлтые буркала. Он более не наводил оторопи, как при своём появлении, но слишком приближаться к нему не решались. Дыхание вырывалось из его груди со свистом, лапы подкашивались, хотя сил держаться ему ещё хватало.
