«Ты и сам понимаешь, что дурак, – бурчу про себя. Перепрыгиваю через низкую ограду и несусь к причалу, где стоят пришвартованные катера. – Только полный идиот мог завести роман с женой делового партнера. Тебе мало истории с Полиной!» – слышится в ушах разъяренный папин бас.

Оглядываюсь вполоборота.

Мамочки дорогие, да тут развернулась самая настоящая охота! Вот только вместо задрипанной лисы ловят меня. Со всех сторон к причалу стекаются натренированные ребята. Выбегаю к самому краю  сооружения, мельком смотрю на раскинувшийся на другом берегу город.  Слышу усмешки.

«Вот дурак, сам себя загнал в ловушку! Сейчас возьмем тепленьким!»

Сейчас, ребятушки! Сейчас!

Зажимаю в зубах кусок пластика. Не дай бог, попадет в руки Пастухова! Показываю средний палец своим преследователям и прыгаю в воду. От холода сводит зубы. Обычный человек в ледяной воде долго не протянет. Может даже сердце остановиться. Вот только я тот самый натренированный балбес, побывавший во многих горячих точках, где приходилось спать на земле, жрать червяков и пить воду из лужи. А тут всего-навсего нужно доплыть до ерика. Метров двести, не больше. А потом еще до дома Пахомова столько же. Ничего… Ничего… Доберусь!

И добрался на свою погибель!

«Интересно, Маргарите удалось сбить мужа со следа? Небось, устроила ему скандал, обвинила в недоверии и отправила спать в другую комнату. Может, стоило спрятаться в шкаф? И когда Пастухов бы заснул на диване в гостиной, продолжить танго под одеялом? – думаю я, поудобнее устраивая голову на мягком подлокотнике. – Сева, Сева, – укоряю себя. – Пастухов – подозрительная зараза. И мстительная. Если поймает, может расторгнуть контракты. И тогда папа уж точно оторвет голову».

Прислушиваюсь. От тишины аж уши закладывает. Небольшой поселок словно погрузился в вязкую дремоту. Лишь на втором этаже слышатся шаги. Не спит моя маленькая птичка.

Закрываю глаза, притворяясь спящим.

«Что предпримешь, Таечка? – так и хочется спросить мне. Наверняка снова придет под бок, да так и останется до утра. Но нет… Спешит куда-то вглубь дома. И шаги торопливые. Может, решила удрать через гараж? Подскакиваю, одергиваю на ходу смятую Сенькину рубашку и бегу следом. Вижу в самом конце коридора распахнутую дверь и, сбавив обороты, неслышно подхожу ближе. И с изумлением замираю на месте. Мой маленький рыженький поросеночек закладывает в машинку ком шелкового белья.

– Прячем следы преступления? – с едкой усмешкой бросаю я. Таисья вздрагивает и, защелкнув дверцу стиралки, кидается ко мне с кулаками.

– Какого хрена тебя принесло? Ты, придурок! Житья от тебя нет!

Ловлю маленькие кулачки и, прижав несносную девчонку к себе, шепчу хрипло.

– Ужасно соскучился по тебе, малыш…

– Да ладно! – улыбается она. И вместо доброй девичьей улыбки я вижу знаменитый Пахомовский оскал. Яблоко от яблони…

– Тая, девочка моя, – бормочу, стараясь поцеловать. В шею, в ключицу… в губы.

– Отвали, Гаранин, – шипит Таисья и, немного отстранившись, прицельно бьет. Коленкой по моим бубенцам!

– Ты сдурела? За что? – морщусь я, не давая себе возможности согнуться в три погибели. Терплю адскую боль, а сам готов придушить маленькую стерву.

– Таисья! – ловлю девчонку за рукав пижамы. Превозмогая боль, рассматриваю облачка и единорогов, снующих по розовому трикотажу. – Что происходит?

– Ненавижу тебя! – кричит она и, стукнув кулачком по груди, вырывается из моего захвата. – Убирайся прочь! Никогда не подходи ко мне!

– Хорошо, – киваю, загораживая выход. – Давай разберемся, дорогая! За что ты меня ненавидишь? И что будет, если я к тебе подойду?

Делаю шаг к несносной девице и, сграбастав ее в охапку, накрываю выкрикивающий ругательства ротик своими губами. Вторгаюсь языком внутрь и сам замираю от восторга.

«Девочка моя! – хочется заорать мне. – Нет никого слаще тебя!»

Но нельзя. Нельзя!

Принцессе нужен принц, а не старый солдат.

– Ты там живой? – усмехается мне в ухо Пахомов, как только я перезваниваю ему. Десять пропущенных звонков за утро. Видать, доложили уже сотруднички…

– Да нормально все, – бубню, лихорадочно соображая, что же последует дальше.

– А то Гена уже хотел водолазов нанимать, – весело отзывается Пахомов. – Еле упросил его до утра подождать. Поднять со дна мы всегда успеем. Ну, ты, конечно, придурок, Сева. Народ до сих пор в ахере.

– Я тоже, – замечаю сварливо, понимая, что не желаю обсуждать свой вчерашний заплыв. Самое время вломить Таисью. Пусть Пахомов сам с ней разбирается. Вернет в Париж или хотя бы вызовет бабку из города. Ну и пенделя дать охране не мешало бы.

– Тебе не привыкать, – отзывается Виктор Николаевич, собираясь, видимо, сказать еще что-то едкое.

– Подумаешь, какие-то четыреста метров проплыл. Рекорд, что ли?

– Ты у меня ночевал?

– Пришлось, – хмыкаю недовольно. – Думал, переоденусь в Сенькины шмотки и отвалю обратно в «Вегас», а пришлось всю ночь дозором ходить. Что происходит, Виктор Николаевич? Вы Таисью с поводка спустили?

– Ты это… – закашлявшись, негодует Пахомов. Знаю-знаю, что эту дочь он любит больше жизни. Голову откусит за свою Таечку. Тех, других, от француженки, тоже любит. Но Таисью – до дрожи. Хотя старается не показать, Штирлиц хренов.

– Давай, рассказывай, что там произошло? – ухает недовольно.

– Да особо ничего не произошло, Николаич, – усмехаюсь я. – Приплыл я, значитца. Калитка на берегу открыта, охраны нет. Окна и двери тоже не заперты. Таечка всех отпустила. Заходи любая сволочь, называется. А по дому в вашем халате какой-то хмырь отирается. Двери я закрыл. Тайку отругал. Хмыря выгнал…

– Кто это был, узнал? – сипит Пахомов, будто его душат семеро.

– Да, паспорт сфотографировал. Вам прислать или Гене? Пробить надо бы личность…

– Генке отправь, – рыкает он и добавляет со вздохом. – Выходит, мы все только выиграли от ночного визита Пастухова?

– Не знаю, – отмахиваюсь весело. И наивно считаю, что пронесло. Пахомов – кремень. Если ему выгодно, ни за что не выдаст.

– Я тебя очень прошу, Всеволод, – официально бухтит он. – На моей территории больше подобные шоу не устраивай. Вроде как уже на ютуб выложили, как ты яйцами светил на всю округу. Я, конечно, за рекламу, но у меня солидные заведения. Если каждый будет в чем мать родила носиться по кустам, то нормальные люди просто сбегут…

– Больше не повторится, Николаич, – понуро бухчу я и даже повинно опускаю голову. Сейчас наверняка начнется самое интересное.

– Хорошо, – тихо и веско бросает Пахомов. – Хочу, чтобы ты помог мне в одном деле, Сева. Ты же вроде на неделю к нам заехал.

Вот все знает, старый лис! Ничего мимо его носа не проскочит. Из всего сделает выводы. Себе на пользу.

– Да, – громко вздыхаю. – Но теперь думаю, что лучше мне уехать. Ставить под угрозу репутацию вашего заведения…

– Не мели чушь, – резко обрывает меня Похомов и добавляет сердито. – Мне твоя помощь требуется, Сева.

– Всегда рад, – рапортую бодро и чувствую себя стоящим навытяжку перед генералом.

– Я сейчас в Ушуайе…

– Где? – переспрашиваю, не в силах поверить.

– Ушуайя. Это в Аргентине. Мы с Хлошечкой плывем в Антарктиду. Но тут проблемы с интернетом, Сева, – жалуется Пахомов. А я представляю эту чудесную парочку, обнявшись стоящую на палубе. А кругом проплывают айсберги… Твою мать…

– Ты что там затих? – вкрадчиво спрашивает Пахомов и повторяет раздраженно. – Так ты поможешь мне?

– Конечно, – киваю, в душе не ведая, на что подписался. – А что нужно сделать?

– Еще раз, Всеволод, – теряет терпение Тайкин отец. – У моих аналитиков – нестыковка в отчетах. Тридцать лямов где-то потеряли. Я бы и сам нашел… Но мы тут путешествуем. И чего мне в экселе корпеть, когда ты на месте и можешь запросить любой документ.