Ведьма вырвала руку из хватки Сунны и отошла на другой конец темницы. Раздробленные пальцы не позволяли выпустить когти, и Манона лишь клацнула железными зубами.
— Ева, так у тебя тоже не выйдет, — опять засмеялась Агата в ответ на этот жест. Казалось, девушки даже не обратили внимания на слова. За стеной послышались шаги.
— Уходите отсюда! — тихо зарычала Манона, оскалившись.
Иллирианки всё ещё стояли достаточно далеко, но Манона чувствовала, что бессильна что-либо изменить. Ощущала себя загнанным зверем. Ведьму вгоняла в дрожь мысль о том, что эта незнакомая женщина, с такой легкостью принявшая её обличье, которое шло ей гораздо больше, чем самой Маноне, останется в этой тёмной холодной клетке наедине с безумным Киншасом.
Ева вновь улыбнулась. В этот раз печально. Ведьма не умела и этого. И снова ей показалось, что собственное лицо стало другим — гораздо красивее. На нём отражалась грусть, нежность, решимость и что-то ещё, что никогда не позволяла себе испытывать Манона.
— Милая, — голос Евы был тихим и мелодичным, как течение горного ручейка. — Я решила это давно. Не волнуйся за меня. Но прошу тебя, позаботься о нём…
Прежде чем Манона успела возразить или хотя бы спросить, о ком ей заботиться, Агата и Сунна яркой искрой переместились за её спину, схватились за предплечья и снова сделали переброс, ослепив вошедшего в этот же миг Киншаса и его стражу…
— Эй, златоглазая, ты цела? — спросила, наконец, Сунна.
— Объясните мне, кто вы такие, — стальным тоном произнесла Манона.
Агата, поджав губы, дернула головой так, что коса вновь хлестнула по спине.
— Твои спасительницы. Разве этого мало?
— Да.
— Красотка Агата и ворчунья Сунна. Недостаточно?
— О, вижу такой тандем очень распространён в Иллириании, — закатила глаза Манона, невольно вспомнив Кассиана и Азриеля. — Мне всё ещё мало.
— Пойдём с нами в пещеру. Пока наши целительницы буду заниматься твоими ранами, я постараюсь всё рассказать, — уже более дружелюбно ответила Сунна, указывая на небольшой неприметный проход в скале за спиной у Маноны. — Мы сейчас у подножья Рамиеля. Эта пещера находится внутри горы. Но древние чары не позволяют войти сюда незваным гостям.
— Холод, кстати, никто не звал, — хихикнула неугомонная Агата и побежала ко входу.
***
Иллирианка с ёжиком русых волос рассматривала искалеченные руки Маноны. Агата с Сунной устроились напротив, расположившись на камнях, накрытых шкурами. Пещера внутри оказалась гораздо просторнее, чем могла показаться. Высокие своды освещали странные полосы, тянущиеся вдоль стен, сверкающие явно магическим, но приятным и тёплым светом.
Войдя через небольшую щель, девушки оказались в длинном переходе, который в итоге привёл их к большому залу, от которого в разные стороны расходились широкие коридоры и маленькие помещения. Казалось, будто гора изнутри полая, потому что комнатки, лестницы и мосты тянулись выше и выше. Для крылатых высота не проблема.
Лазарет находился на одном из первых ярусов, чтобы раненым было проще туда добраться. Кроме иллирианки с короткими волосами, ведьма заметила ещё одну целительницу. Манона поняла, что все, кого она встретила внутри этих удивительных пещер, были женщинами.
Целительница нахмурила брови и подняла глаза на Манону.
— Всё серьезно, но лучше, чем я думала. Кости раздроблены, но благодаря тому, что тебя неплохо кормили и позволяли двигаться, тело способно восстановиться. Я помогу тебе. Через пару часов ты уже сможешь выпускать свои железки.
— Вы обещали рассказать мне, что происходит, — напомнила ведьма.
— Да, и у нас для этого целых два часа, — непринуждённо ответила Агата своим низким голосом, нахмурив широкие брови. — Но пусть лучше этим займётся Сунна. Иначе я снова разозлюсь и пойду начищать морды этим уродам…
Сунна что-то пробормотала себе под нос и легким движением уложила голову Агаты себе на колени, руками нежно придерживая её за грудь и шею. Они сидели на соседних камнях, поэтому рыжая иллирианка устроилась удобно. Она разложила крылья по сторонам и прикрыла свои глаза цвета мокрого чернозёма. Тонкие, узловатые руки Сунны на практически белой коже выглядели странно и контрастно.
— Хватит ли нам двух часов, зависит от того, что тебе успел рассказать Киншас.
Целительница, держащая в руках ладонь Маноны, скривилась от этого имени.
— Практически всё. Драконы, Тессиса и Саэс, крылатый бог, пророчество, Кровавый ритуал…
Агата хмыкнула:
— Старый фанатик трогательно верит, что его бредни кому-то интересны…
Тут уж Манона не могла не ухмыльнуться. Она, хоть и не собиралась показывать этого, была рада наконец-то слышать чьи-то шутки, ощущать себя свободной. Пусть и ценой заточения в темнице храброй незнакомой женщины…
— Поверь, это не «всё», — проведя рукой по лицу отозвалась Сунна. — Это даже меньше половины. Киншас, как ты успела понять, очень древнее и опасное чудовище. Он настолько стар, что помнит фэйскую королеву и её возлюбленного дракона. Но его жизнь противоестественна и подарена ему тьмой, которой не место в нашем мире.
— Крылатым богом…
— Прошу, не называй его так. Он бог не больше, чем мы с тобой или Агата, — рыжая иллирианка состроила злобную рожицу, с которой, по её мнению, могли взирать боги на своих поданных. — Когда Тессиса открыла Врата, чтобы спрятать драконов, злоба и боль в её душе призвали в наш мир тень древнего зла. Это гадость, гниль, отвратительный паразит. Но в одном Киншас прав, он очень силён. Он успел оставить зёрна своего могущества в пяти самых первых и верных последователях…
— Киншас и четверо старейшин, я знаю, — отозвалась Манона, продолжая следить, как иллирианка врачует сломанные пальцы. Они ужасно чесались, но ведьма терпела.
— Да, но когда старики поняли, что разбитая на четыре тела сила со временем слабеет, они начали передавать её друг другу. Киншас последний обладатель. Но он далеко не один. Гораздо больше иллирианцев, чем может показаться, разделяют его идеи.
— Но почему этого не видят Ризанд и… — Манона запнулась, так и найдя в себя сил произнести ещё одно имя, но Сунна поняла и без этого.
— Двор Ночи — самый большой из всех Дворов Притиании. Ризанд — неплохой правитель, но от него зависит очень многое: Веларис, Двор Кошмаров и другие не столь отдаленные города и провинции. Иллириания всегда отличалась жесткой дисциплиной среди населения, с готовностью откликалась на призывы вступить в любые войны на стороне Двора Ночи, не оспаривала решений правителя. Даже сам Совет Старейшин, согласись, не производит впечатление той силы, с которой стоит считаться.
Ведьма вспомнила с каким открытым пренебрежением смотрели Ризанд и Кассиан на древних стариков, заперших себя в уродливом замке и почитавших неведомого бога. Сунна права, верховный правитель и его приближенные недооценивали коварство Киншаса. Манона вспомнила даже Девлона, который, несмотря на своё презрение, слушался приказов, что отдавал ему главнокомандующий. Видимо, так делали все иллирианцы: ненавидели, тихо возмущались, но оставались послушными, потому что знали — ситуацию можно изменить. Эти предатели, затаившись, ждали, пока явится чудовище, которое они славили как бога, и вернёт им былое могущество, вложит в руки власть и наделит силой. Ведьма подумала обо всех откровенно завистливых взглядах, которые кидали рядовые воины и высшие чины на семь крупных красных сифонов. Эти крылатые крысы боялись за свои шкуры и не рисковали начинать бунт сами, но охотно верили Киншасу и поддерживали его.
— Немедленно расслабь пальцы! — вскрикнула целительница. — Они ведь срастутся крючками!
Манона только заметила, что от нахлынувшей злости попыталась сжать руку, над которой трудилась иллирианка. Сунна, разгадав причину гнева, поспешила продолжить:
— Большинство иллирианцев всё же остаётся верными Ризанду. Киншас не так убедителен и влиятелен, как хочет думать. Ему всё равно приходится действовать очень осторожно, чтобы Ризанд ни о чем не узнал. Больше всего у него союзников в Ледяном Плато и тех поселениях, где реже всего бывает верховный правитель.
