Наступает мёртвая тишина. Только листва дерева шумит над их головами. Фалько дрожащей рукой поправляет воротник и пуговицы жилетки, а Габи рядом с ним нервно постукивает пальцем по своей коленке под столом.

— Вы в нас не верите, капитан? — Армин старается не подать виду, но голос всё равно звучит расстроенно.

— Да какая разница? Я не дипломат и переговоры не веду. Я понятия не имею, как всё закончится, и закончится ли вообще. — Леви вздыхает, затем смотрит на Армина. — Хватайтесь за любой шанс, если сами верите в это. Может быть, Эрен был прав, и вы выиграете эльдийцам несколько лет. Может быть, ваш пример кого-то да убедит. Или эти фанатики-йегеристы всё же начнут выступать в защиту своей нации, и вот тогда берегитесь познать их месть.

Он хватается за кружку и делает пару глотков слегка горьковатого некрепкого напитка. Остальные молчат и даже почти не шевелятся.

— Вам же предлагали вернуться на Парадиз, учитывая ваши боевые заслуги перед нацией, — припоминает вдруг Райнер; он с каменным выражением лица смотрит на Леви. — Почему вы отказались?

— Я отказался сопровождать вас и брать на себя ответственность за результат переговоров. Если я и вернусь назад, тому будет куда более веская причина.

— Вы не верите… Вы считаете, что мы делаем это напрасно…

— Тц, и откуда ты такой уверенный взялся?

Верена переводит беспокойный взгляд с Леви на Райнера и хмурится: он сжимает левый кулак с такой силой, что вены на руках вздуваются. Армин тоже наблюдает за ним и интуитивно готовится к очередной словесной перепалке.

— Какая причина может быть важнее, чем попытка сохранения мира? — Браун даже не смотрит по сторонам, его глаза опущены вниз. — Предлагаете нам отсидеться, пока всё само собой не уляжется? Ничто уже не будет прежним, и, разумеется, мир не забудет то, что случилось! Но я своими глазами хочу убедиться, что хуже не станет!

— Райнер, успокойся! — рявкает Жан.

— Можете не возвращаться домой! Чёрт с вами! Но хотя бы сейчас вы можете поддержать нас? Чтобы действия Эрена не канули в небытие за зря! И смерти всех ваших товарищей не оказались напрасными! Знаю, вы всё ещё ненавидите меня и Энни, но хотя бы сделайте вид, что вам не всё равно!

— Райнер!

Армин вскакивает с места и глядит так, что тому волей-неволей приходится успокоиться. Очередная пауза сопровождается неприятной давящей тишиной, пока Леви не начинает говорить самым бесстрастным тоном:

— Ты закончил? Если да, то я, пожалуй, начну уже пить… Вы ведь не зря притащились в такую даль, верно? Мне кажется, что, в отличие от тебя, остальные понимают, почему я не берусь вас сопровождать. Вам не нужно моё одобрение или благословение. Вы вполне способны сами разобраться…

Он допивает остатки напитка и преспокойно смотрит Райнеру в глаза. А у того — просто мурашки по телу от этого взгляда.

— К твоему сведению, я давно уже перестал вас ненавидеть. Я проглотил это чувство и живу дальше. Меня не трясёт от одного твоего вида, поверь. Так что, в отличие от всех вас, я не притворяюсь ни на секунду. Но запомни одно, Райнер…

Леви слегка пригибается над столом, и его слова звучат чётко и сурово. Даже Жан, сидящий по правую руку от него, вдруг испытывает дрожь.

— Не смей упоминать при мне моих погибших товарищей. Ты не заслуживаешь даже думать о них.

Становится так неловко, что даже Армин прячет лицо в ладонях, лишь бы ненадолго отвлечься от всего этого.

— Говорила же, ему палец в рот не клади… — бормочет Пик спустя минуту неловкой тишины.

— Капитан Леви прав, — отзывается вдруг Конни, и все взгляды теперь прикованны к нему. — Я устал притворяться, что всё хорошо. Устал делать вид, будто верю в наш успех. А если не получится? Если нас казнят? Или, что намного ужасней, если внешний мир однажды отомстит Парадизу? Все эти мысли не дают мне спокойно жить… Да я спать не могу из-за них… Но что ещё хуже… что ещё хуже…

Он сидит, сгорбившись над столом, а теперь поднимает голову и смотрит на Габи так, словно вот-вот кинется и разорвёт её на куски. Девочка в напряжении замирает и глядит на него. В его огромных светлых глазах — такая ненависть и злоба, что на мгновение даже Армину становится страшно. От испуга у него замирает сердце. Когда Энни неожиданно сжимает его ладонь под столом, он ощущает лишь тепло её руки, но смотрит на Конни, не отрываясь.

— Все говорят мне забыть и смириться, потому что титанов больше нет, потому что ненависть — это не выход! — Конни медленно поднимается; его губы дрожат, а кулаки сжимаются крепче. — Но я не могу! Я просто не могу перестать ненавидеть и злиться! Я что, настолько слабак? Может, ты мне скажешь, Райнер? Или твоя сестрёнка, а? Чёртовы эгоисты! Думайте, что хотите, продолжайте делать вид, будто мы все здесь друзья и простили друг друга… но я никогда не смогу смириться, что Саши больше нет, понятно вам?

— Конни, пожалуйста… — шепчет Жан, глядя на собственные руки. — Пожалуйста, не надо…

— Ты никогда больше не говоришь о ней! А у меня такое ощущение, словно весь мир уже забыл, что Саша вообще существовала! Если бы Николо был рядом, но был понял… но вы только и умеете, что притворяться… Я понимаю, что ради блага всех, кто выжил, надо принять эту реальность. Чтобы жертвы, на которые Эрен пошёл ради нас, не оказались напрасными. У него не было иного выхода, верно? Верно же?

Все молчат. У Габи дрожат губы, и Леви наблюдает за тем, как она втихаря пытается утереть рукой щёки, низко склонив голову.

— Каждый день я задаюсь вопросами, а что, если бы Эрен поступил иначе? А что, если бы мы не остановили его тогда, и миру пришёл конец? Мне становится так паршиво, аж тошно! — Конни весь дрожит, и становится ясно: он едва сдерживается, чтобы что-нибудь не уронить или разбить. — Но иногда я понимаю, что Саша всего этого не увидит… Это тоже часть его идеального плана? Даже так я осознаю: у Эрена просто не было никакого идеального плана! Вы хоть представляете, как ему было тяжело?

— Конни, давай я отведу тебя в дом… — Энни встаёт с места, но парень лишь отмахивается.

— Отвали! Просто все вы, отвалите…

Со злости он едва не роняет стул позади себя. Конни уходит прочь и останавливается недалеко, возле изгороди с другой стороны дома. Леви долго глядит ему в спину, затем замечает, что скоро уже начнёт садиться солнце. А со стороны города над полями на горизонте нависают грозовые тучи. Будет дождь.

Никто за столом ни слова не произносит. Только Райнер, наконец, тянется к бутылке, наливает в свою кружку напиток и выпивает всё залпом. Он жмурится, затем потирает пальцами усталые глаза. Пик пихает его в плечо и протягивает свою кружку. А после подтягивается и Энни.

— Кто-то должен его вернуть, — бормочет Жан, глядя в ту сторону, где стоит Конни.

— Не лезь. Дай ему немного воздуха. — Леви вздыхает, затем протягивает руку и треплет Габи по волосами, отчего она немного оживляется. — Фалько, пригляди за ней, ладно?

Парень моментально кивает. Тогда Леви смотрит в сторону Верены, которая в это время пытается игнорировать желание Райнера и Пик напиться. Ей явно неуютно сидеть рядом с ними.

— Эй, художница! — зовёт отставной капитан.

— А?

— Помоги-ка мне.

— Х-хорошо…

Верена помогает Леви с инвалидным креслом, она везёт его к Конни, и останавливается чуть позади, чтобы не раздражать. Тем временем за столом Фалько гладит Габи по плечу, но она даже не может поднять от стола взгляд.

— Он никогда меня не простит, правда ведь? — её вопрос, однако, ответа не требует.

— Дело не в прощении. Он просто не может ничего забыть… Извини его. Обычно, это я не могу сдержаться и болтаю, что на уме, — бормочет Жан. — В нём накопилось столько всего, что страшно представить. Но не принимай это на свой счёт, поняла? Мы все здесь хороши. Один другого лучше.

— Ты прав, — отвечает Армин. — И капитан тоже. Пока будем лишь притворяться, что всё в порядке, и мы доверяем друг другу, хорошего исхода и ждать нечего. Но я и не думал, что всё так серьёзно…