Не нужно было им сюда лезть. Леви ещё не скоро забудет этот кошмар, напомнивший его самого много лет назад.

— Проснись, ну же. Просыпайся, мелкий, — Леви слегка треплет ребёнка за руку, но тот не двигается.

— Наверное, он умер, — произносит тихим голосом другой мальчишка. — Он сидит так уже долго.

Фарлан прижимает руку ко рту, а Леви вскакивает на ноги, затем делает какое-то нервное движение плечами. Его товарищ наблюдает, как он мечется тут, перед этими детьми, будто загнанный в угол зверь. Его губы шевелятся, но Фарлан ни слова не слышит. Он и так знает, что Леви, на чём свет стоит, проклинает сейчас всех и вся.

— Это не мальчик… — хрипит кто-то из беспризорных.

Фарлан еле проглатывает ком в горле:

— Что?

— Это. Не. Мальчик. — Мелкая девчушка лет шести чешет свою щёку тонким пальцем. — У неё сестрёнка и мама умерли недавно, и она перестала разговаривать. Мы предлагали ей съесть ту дохлую крысу, но она уже не шевелилась…

После этих слов Чёрчу страшно смотреть Леви в лицо. Ох, как же часто он видел у него это выражение! Наверное, если бы дьявол на самом деле существовал, это было бы его лицо…

Где-то вдалеке неожиданно раздаётся свист, и становятся всё отчётливей слышны злые голоса.

— Тц, только не теперь! — Леви бегло осматривает детей.

— Надеюсь, с Изабель всё хорошо. А если нет… Чёрт, Леви! Надо быстрее валить отсюда и найти её!

Но товарищ его словно не слышит. Он встаёт на колено перед неподвижной девочкой и пытается нащупать у неё пульс. Откуда-то с северной улицы снова слышится свист. Фарлан поропит Леви и обещает, что они вернутся сюда завтра, а сейчас им нужно уходить.

— Живая! — Леви убирает пальцы с шеи ребёнка и оборачивается. — Она ещё жива! Фарлан!

— Ты серьёзно? Да нет у нас времени, пойми! Я тоже хочу им помочь, поверь мне, но если не уйдём сейчас, придётся ввязываться в драку!

— Тц…

Леви думает, думает, пока гул голосов военной полиции не становится пугающе близко.

— Эй, пацан! Как тебя зовут? — спрашивает он, наконец, у одного мальчишки.

— Ян.

— Что там у тебя? Больная нога?

— Ага…

— Идти можешь?

— Не могу, сэр.

Леви ругается вслух и снова вскакивает на ноги. Его тяжёлый измученный взгляд встречается с глазами Фарлана. Тот встревожен не на шутку и уже топчется на месте.

— Леви, пожалуйста! Вернёмся завтра! Если возьмём кого-то сейчас, то сбежать не удастся!

— Эй, вы-ы-ы! — раздаётся за их спинами вопль полицейского. — СТОЯТЬ, ПОМОЙНЫЕ КРЫСЫ!

— Будьте вы прокляты, — шипит себе под нос Леви.

Бросая последний взгляд на притихших детей, он и Фарлан бегут в противоположную сторону, затем взлетают на УПМ. Сумка Изабель и несъеденные яблоки остаются на земле.

— И нас вы называете крысами? — орёт, что есть мочи, Чёрч с высоты. — Жалкие уроды! Лучше бы помогли этим детям!

— Не утруждайся, — кричит ему Леви после того, как им удаётся скрыться из виду. — Они и пальцем не пошевелят ради них.

Разумеется, потом он ведёт себя так, словно всё в порядке, и ничего не случилось. Однако Фарлан знает, при всей его недосказанности Леви будет продолжать накручивать себе, будто он никого не спас и никому не помог. Он промолчит, но не успокоится. Тех детей Леви так просто не забыть.

Изабель ждёт их недалеко от убежища. Она просит прощения, что расклеилась и убежала, на что Леви обзывает её «дурой» и с родительской строгостью треплет по голове. На следующий день он просит Фарлана задействовать его связи и привести тех детей к нему.

К вечеру Фарлан возвращается лишь с одним Яном. Мальчик рассказывает, что вскоре после ухода полицейских к ним пришли какие-то важные люди в костюмах и забрали остальных. Сам Ян оказался единственным, кому удалось спрятаться неподалёку.

— Я всё понял, — со вздохом произносит Леви. Он встаёт из-за стола, подходит к окну и долго пялится куда-то вдаль.

Фарлану ничуть не нравится такое настроение. Друг снова будет накручивать себя. Поэтому Чёрч делает то, что ему удаётся лучше всего в таких ситуациях: пытается утешить.

— Слушай, Леви. Я понимаю твоё состояние. Ты лучше моего знаешь, каково пришлось этим детям. Но пойми. Ты не можешь спасти всех и каждого. Это невозможно, не в нашем мире. Когда-нибудь придётся чем-то жертвовать… Не будь таким наивным, иначе ещё хуже сделаешь.

Леви скрещивает руки на груди и медленно оборачивается. На его лице снова непроницаемое выражение презрения ко всему и всем. Но Фарлан знает, что за этим пустым взглядом скрывается глубокая скорбь.

— Да, ты прав. — Леви шагает мимо и со злостью швыряет Фарлану в руки новёхонький носовой платок. — Я всё ещё слишком наивен для этой помойки. Спасибо. Ты раскрыл мне глаза.

Тогда ни он, ни остальные ещё не догадывались, с какими ужасами им придётся столкнуться в будущем. И встреча с полудохлыми беспризорниками превратится в памяти Леви в густой туман, который вскоре растворится среди новых кошмаров.

========== 5. Стекло и железо ==========

— Давно я так не любовался небом.

— Я тоже, честно говоря. Когда путешествуешь в одиночку, кажется, что у тебя полным полно свободного времени. Но на самом деле, когда ты один, тут уже не до любования звёздами.

Верена сладко потягивается и зевает, у неё снова улыбка на пол лица, а Леви сидит в инвалидном кресле, подперев кулаком щёку и какое-то время наблюдает за россыпью звёзд на тёмном небе. Отсюда, с веранды дома, вид открывается такой, что дух захватывает. Последнюю неделю небо всё чаще было затянуто тучами, и шёл дождь, но сегодня, наконец, погода наладилась. Даже ветер потеплел.

Падает очередная звезда, буквально за мгновение испаряясь за линией горизонта. И вокруг стоит такая тишина, что слышен шелест каждого листочка, осевшего в траву. Леви провожает скучливым взглядом падающую звезду, затем глядит на художницу. Она сидит на широких деревянных перилах веранды, улыбаясь и иногда болтая ногами, как маленькая. Что за жизнелюбивое создание!

За одиннадцать дней с той поры, как она тут появилась, из-за дождей ни Брауны, ни Оньянкопон так и не приехали его навестить. Леви был жутко раздражён, и раздражение это ему пришлось хранить в себе, потому что он больше не был один. Спустя дня три он вполне смирился с тем, что приходится делить обжитое пространство с чужим человеком. Так уж устроено, всю жизнь он только и делал, что привыкал к чему-то новому. Еще через четыре дня Леви осознаёт вдруг, что уже не ждёт приезда Браунов, ведь они могут нарушить установившийся здесь покой.

Странная она, эта художница, но, по его скромному мнению, в том и плюс. Другие люди просто не выживают в таком мире. Как и ему, ей повезло вовремя выбраться из подземелий, и, хотя на этом их беды не закончились, в конце концов все дороги привели сюда.

Леви перестаёт сравнивать её с другими, в итоге это просто надоедает. Порой она ведёт себя скромно и тихо, как церковная мышь: посиживает где-нибудь в гостиной и черкается в своём блокноте, бормоча что-то под нос, а порой посреди разговора вдруг пытается его рассмешить, и, даже если не получается, хихикает сама, ничуть не стесняясь.

Она соблюдает его негласные правила, особенно касающиеся чистоты, и ему это нравится. Она до страшного неуклюжая и с ужасающей частотой натыкается повсюду на острые углы мебели, или роняет на голову книги с полок, или случайно ударяет себя дверцей кухонного шкафа по лбу. Таких невезучих людей он ещё не встречал. Каждый раз, наблюдая подобную картину, Леви хочется дать ей подзатыльник или сказать пару ласковых… как в старые добрые времена.

Но он больше не капитан. И она не его сослуживец.

Однажды они едва не ругаются в пух и прах: во-первых, её жутко раздражает, когда Леви в очередной раз напоминает, что не собирается платить за помощь по дому, и, вскипая со злости, Верена почти замахивается на него метлой с воплями, что он — «твердолобый сноб, не принимающий бескорыстную помощь»; во-вторых, она питается поразительно плохо, и однажды Леви просто не выдерживает и чуть не силком заставляет её есть. Дело почти доходит до рукоприкладства, но неожиданно оба просто начинают улыбаться, а девица и вовсе хохочет, как ненормальная. Леви эта ситуация напоминает Ханджи, и как он пытался заставить её помыться во время одной долгой вылазки за стены. Тогда он её чуть не до потери сознания лупил, лишь бы эта глупая отмылась от недельного пота и грязи.