О террасе заговорила мама. У нее было больное сердце, даже готовить не могла, задыхалась у газовой плиты от нехватки кислорода, открывала настежь окно даже зимой, отец ругался. Ей хотелось летнюю кухню на свежем воздухе, типа террасы с электроплиткой, готовить, не падая в обморок.

   Хельга попросила для себя мансарду, и от террасы не отказалась бы, но больше из-за названия, похожего на терракоту, - после техникума недолго работала в мастерской по изготовлению терракотовых горшков, недалеко от дома. Лепили из красной глины, добывали поблизости, но рядом стали строить жилые дома, мастерскую закрыли, глину закатали асфальтом.

   В детстве после дождя любила бродить по лужам, глина на солнце быстро высыхала и ровно покрывала ноги, будто красные носочки, отмывала в морской воде, что ей тоже нравилось.

   Внучка Юла тоже любит бродить по лужам, Хельга разрешает, но Майя выводит дочь на прогулку, как собачку, - присесть под кустиком и назад, в случае с Юлей - понюхать цветочки, круг - другой на карусели и домой. Все дергается, все торопится, ладно утром на учебу, а вечером куда спешить?

   Мансарда? - переспросил отец, - сказала бы проще: чердак.

   Хоть собачью будку, только бы не лезли. Не получилось, отца хватило только на навес для инструмента и укрыться от дождя. После его смерти участок зарос сорняками, соседи накидали камни и мусор, а навес упал, - прогнили деревянные подпорки. Неизвестно, кто теперь будет копать грядки на садовом участке.

   Под утро в борьбе с креслом заболела спина, она легла на пол, свело ногу, не вытянуть. Пока возилась, устала и впала в сон, один и тот же с некоторыми отклонениями. Это не сон в обычном понимании, когда одни картинки сменяются другими, трудно порой обнаружить связь между ними. А тут другое, параллельная реальность, как сказала бы умная дочь. Один и тот же камень, как колокол в Херсонесе на берегу моря (их часто возили на экскурсии, когда она ходила в школу), иногда видоизменяется, гигантское грузило, болванка, кусок железной руды, дура без мозгов, - висит на цепи. Задирает голову и не может понять, на что цепь крепится. Знает, что нельзя трогать. Всегда знала. Вокруг контуженые лежат, как после боя. Женщина на коленях держится за голову, кровь течет между пальцами, - и бормочет: "Ведь мизинцем задела, коснулась только, палец дрогнул, и вот, не успела".

   Так и хочется потрогать, нельзя, лучше пройти мимо, пока безветрено. Такой груз, приложится насмерть.

   Из уроков физики помнит закон Ньютона: сила падения прямо пропорциональна высоте. А если высота - бесконечность? Какая силища!

   Раз приснилась собака, подбежала, лапой болванку тронула, дура качнулась, собаку не достала. Дура качается, собака хвостом виляет, а вокруг люди падают, ужас, что делается, как на картине после сражения. Хельга не помнит, как тоже на четвереньки встала, собачка закрутила хвостом, облизала ей лицо. Мокрый шершавый язык, щекотно, она смеется, собачка повизгивает, а дура качается над их головами. Люди падают, а ей так и хочется крикнуть: вставайте по-собачьи, но не может, почему-то нет голоса. Болванка замерла, тихо кругом, на всякий случай поползла на четвереньках. Проснулась, обрадовалась, что всего лишь сон.

   Теперь перед сном молится, чтобы не повторилось. Собаки уже не было, но болванка так и висит над головой.

   Холод и теснота доконали ее, но еще темно, страшновато выбираться из будки. Услышала голос дворника Оксаны, протяжный, ласковый, звала Маркиза, здорового котяру с дымчатой шкуркой, лапки в белых носочках, - вечером бесполезно искать - сливается с фоном, а носочки скрываются в траве. Раньше искали вдвоем, он любил в кустах у хозблока тусоваться с кошками, иногда устраивал бои с рыжим котом Васькой, которого Хельга подкармливала сухим кормом. Потом прибился пес Черныш с белым пятном на груди, вроде бабочки с крыльями. Но Леся, дочь Оксаны, не соглашалась: где вы видите бабочку, это жираф с длинной шеей. Переворачивала пса на спину и показывала, да похоже, туловище по животу, а длинная шея по всему горлу до пасти. Песик счасливо жмурился от ее поглаживаний. Так и звала его Жирафом. Он отзывался на любое прозвище, лишь бы кормили.

   Иван Иваныч увидел, как Хельга кормит кошек и собак, сквозь зубы прошипел: "Убрать немедленно". Так не любить бесчеловечно, ведь в школе читал "Муму" Тургенева, хотя бы слышал.

   На ночь Оксана загоняет Черныша в подъезд, боится, что Коцо отравит, обещал.

   Как-то пес пропадал, Оксана приходила ругаться: нельзя собаку без присмотра оставить. Черныш вернулся живым, но сильно побитым. Хельга переживала, когда он пропал. Дома никому не разрешает убивать пауков, осторожно собирает в пакет и вытряхивает за окно.

   Маркиз явился, слышно, как хозяйка ласково что-то говорит ему, взяла на руки, понесла домой кормить, теперь до вечера он будет отсыпаться.

   Хельга вылезла из будки и, чтобы согреться, стала деревянной лопатой сгребать снег с гранитных плит.

   А тут и Зоя явилась, на час раньше, в сером пуховике и теплых сапогах, скромненько, на нее не похоже. Допустим, модные сапоги не всегда налезают на ее отекающие ноги, но где кожаная куртка с каракулевыми вставками?

   В первое дежурство Зоя подплыла к ней и заговорила, глядя сверху, хотя ростом ниже, Хельга решила, владелица всей этой гранитно - мраморной роскоши. Походка тяжелая, ей бы вес сбросить, но лицом моложавая, глаза темные, блескучие, если не смотреть на фигуру, чем-то смахивает на актрису Самойлову в роли Анны Карениной. "Я тоже много любила", - подтвердила Зоя.

   Сейчас она остановилась у ворот и наблюдала за тем, как Хельга сгребает снег. Наконец спросила недовольно:

   - Для Вики стараешься?