- Нет, согреваюсь.

   - Пошли наверх, я от деда, домой решила не заезжать.- Ночевала не дома, боялась, что куртку украдут, догадалась Хельга и осталась на верхней ступени, а Зоя уселась в кресло, плотно так, сиденье только охнуло, достала из пакета коробку, открыла, Хельга увидела кусок шоколадного торта, густо присыпанный орехами. Там же, в отдельной коробке, круглые пирожные: ярко-желтое с дольками абрикоса и красное с кусочками клубники, - С шоколадом тебе, - выложила на пластмассовую тарелку и придвинула к ней, достала термос, пластмассовые стаканчики, налила компот из клубники. - Старик купил в Медоборах, знает, что я желейные люблю.

   - Это какой? - спросила Хельга, заглатывая сладкий комок.

   - Тот, что с одной рукой.

   - Так ведь он женатый.

   Хельга говорила с набитым ртом, но Зоя поняла:

   - Врал, она такая же, как я, приходящая. Позарилась на его машинешку инвалидную, ему специальную выписали. - Что-то увидела за забором, даже привстала, кресло облегченно выдохнуло. Хельга заметила мужчину в форме на той стороне улицы, он смотрел в их сторону, - Пасут Ивана, хотят тут все забрать, да мы мешаем.

   - Как? - ахнула Хельга, - а нас куда? - Зоя пожала плечами. - Откупился бы.

   - С какой стати. Им только начни платить. - Опустилась, сиденье жалобно пискнуло, - Что оно все скрипит? Это ты расшатала, ерзаешь, села и сиди.

   - Почему я?

   - Не я же. И не Надежда с костлявым задом.

   - Вкусно, - похвалила Хельга торт, - не приторный, в самый раз.

   - Еще бы, старалась, - хохотнула Зоя и заговорила по-деловому: - Старик довольный. В нашем деле как? осторожненько потеребить, аккуратненько так. Главное чё, не повредить, шкурка тоненька, как у младенца, не оцарапать", - она посмотрела на Хельгины коротко подстриженные ногти.

   Когда она говорит, уже не Анна Каренина, ей бы больше молчать.

   Мужчина пропал, но сцена долго не пустовала, из подъезда дома через дорогу вышла Леся в теплой зимней куртке не поймешь, какая у нее фигура. Но Хельга знает, стройная, гибкая. Улыбается, естественный румянец на щеках, молодая, здоровая. За ней спешит мужчина, тоже молодой, высокий, стройный, лицо сонное, но шагает энергично, обогнал Лесю, остановился у машины, цвет необычный, чистый изумруд, сверкает, будто только что покрасили. "Бентли", - объясняет Зоя, Хельга не разбирается, поэтому верит.

   Зоя следит за парой, взгляд настороженный.

   - Проститутку Оксанка вырастила, могла бы уже не работать, жадные они.

   - Отчего же проститутку, к Лесе приезжает один и тот же мужчина. Может, у них любовь.

   Зое разговор не понравился, она резко поднялась, так резко, что кресло отреагировало запоздало, скрипело, пока она не спустилась вниз. Прошлась по двору, косолапя, будто загребала под себя. И руки загребущие, калитка открывается на улицу, она на себя тянет, да с такой силой, замок заклинивает. Приходится через ворота всех впускать, неудобно, по лестнице не набегаешься, стоишь во дворе, мерзнешь.

   Громкий звонок, Хельга сбежала по ступеням, торопясь открыть ворота, въехал Иван Иваныч на лимузине, кивнул Зое и улыбнулся. Только ей улыбается.

   Хельга заспешила домой, немного поспать, если удастся Юлу чем-нибудь занять хотя бы на часок. Дочь на учебе, повезло, осенью в художественном училище набрали бесплатную группу. Юла с ноября в детсад не ходит, болеет часто, экономнее ей быть дома. Помогает соседка Анна, ей девочка в удовольствие.

   Вернется с учебы Майя, можно будет еще вздремнуть и вечером на другую работу рядом с домом.

   На главной улице Ленина безлюдно, на остановке никого. Где-то вдали, на другой стороне, что-то мелькало между деревьями. Машин тоже мало, при загруженности дорог в последние годы странно. Куда все подевались? Ветер утих, выглянуло солнышко, снег интенсивно таял, лужи высыхали на глазах, прогуляться бы под руку с любимым, крепкое плечо, ласковая улыбка, как у бывшего мужа до загса.

   В груди что-то сжалось, заныло, во рту привкус горечи, нет, нет, не поддаваться, нельзя, уныние - грех, надо ждать, что начертано судьбой. Случится обязательно, ничего не делать, не искать, само придет, надо только верить. Она вспомнила, что сегодня воскресенье, поэтому улицы безлюдны.

   ЧЕРНАЯ ПАПКА

   Пока не стемнело, решил перебрать кое-какие бумаги, не для дочери, самому надоел беспорядок. В последний раз копался в куче, когда отпустила августовская жара, схлынули отдыхающие с детьми, и он перестал ходить на пляж, появилось время, даже кое-что выставил на выброс. Дочь тут же позвала мужа, вынесли, а он пожалел, заколебался, может, надо было газеты пересмотреть, что-то ведь заставило сохранять их.

   Прикинул, с чего начать, пожалуй, легче подобраться к куче у стеллажа, есть место для табурета, хотел сесть, но неудачно ступил на больную ногу и чуть не потерял сознание. Дополз до дивана, выпил таблетку, но не лежалось, не привык, все больше в движении, да и завалы надо разбирать. Сколько лет, да что там, десятилетий, копил бумаги, все некогда было. Пожелтевшие пачки газет сложены в пирамиду почти до потолка, полкомнаты засыпано предвыборными буклетами и листовками еще с украинских времен.

   Ефим возглавлял избирательный штаб коммунистов, и Петр сдал ему часть мансарды под склад. Приехали помощники, что-то Елене заплатили, разрешила, но с условием все вывезти сразу после выборов. Она тогда к Ефиму хорошо относилась, он называл ее Еленой прекрасной.

   Коммунисты проиграли, деньги улетучились, нечем платить грузчикам, а в партячейке в основном пенсионеры, средний возраст - восемьдесят лет, зато самые стойкие и несгибаемые.